нос к носу столкнулся в институтской столовой с Василием, бывшим комендантом общежития на Куракиной даче. Это случилось в апреле. Они поздоровались, разговорились. Теперь это был не Вася-комендант, как его звали в своё время студенты, а Василий Никанорович, аспирант кафедры общей гигиены.
— Мартынов, чем летом заниматься будешь? — спросил Василий.
— Ещё не знаю. Сначала месячная практика в больнице, а потом домой, — неопределённо ответил Савва.
— А не хочешь на целину?
— Не понял…
— Чего же тут непонятного? Я предлагаю тебе поехать со студенческим отрядом в Казахстан, на целину. Меня утвердили в Смольном командиром сводного отряда из нашего института. Делаю тебе официальное предложение, — продолжил Василий, явно симпатизировавший этому неболтливому парню.
— Но вы же второй курс не берёте?
— Исключения всегда есть, даже в самых строгих правилах, — глубокомысленно ответил Вася, — ну так что? Хочешь поехать или нет?
— Конечно, хочу! Какой разговор?
— Ну, тогда приходи в комитет комсомола, в двадцать четвёртый павильон. На втором этаже кабинет тридцать семь, там будет сидеть моя помощница Алла: у неё оставишь своё заявление и скажешь, что от меня. Всё понял?
— Спасибо, Василий, — поблагодарил Савва бывшего коменданта.
Так Савва стал бойцом студенческого отряда, выехавшего в Казахстан в середине июня. Сессию пришлось сдавать досрочно, потом короткий инструктаж, ещё более короткие сборы в дорогу, и вот уже Савва на верхней полке плацкартного вагона не отрываясь смотрит на родные просторы. Российские поля с цветущим клевером, иван-чаем и ромашками пролетели быстро. На третьи сутки дорога вывела состав в оренбургские степи, ещё зелёные, но кое-где с пожухлой уже травой. Потом поезд затормозил на берегу Аральского моря.
Станция так и называлась — Аральск. Стоянка около сорока минут. Из окна вагона открывался великолепный вид на море. Оно огромным бирюзовым пятном растеклось в выжженной песчаной пустыне. Рядом, почти у самых колёс состава, застыли в ожидании ночного выхода на промысел десятки рыболовецких судов. Вокруг состава сновали проворные продавцы рыбы. Чаще всего предлагали жереха; огромные рыбины достигали метрового размера. Жерех был здесь в любом виде — горячего и холодного копчения, сушёный, вяленый и даже свежий. Пассажиры охотно раскупали очень вкусную и совсем недорогую рыбу.
После Аральска потянулась жёлтая ковыльная степь с редкими оазисами зелёных деревьев, да ленивая Амударья иногда проблескивала, а потом снова пропадала в песках.
На четвертый день поезд прибыл в Кокчетав, столицу целинного края. Город был небольшой, прогретый солнцем, с узкими улицами и редкими деревьями. Он встретил студентов приветливо. На перроне гремел духовой оркестр, алели транспаранты и флаги. На митинге один оратор сменял другого, и все они что-то говорили и говорили о студенческом братстве, помощи, связи поколений. В общем, обычная в таких случаях риторика партийных чиновников и комсомольских вожаков.
Потом студентов распределили по грузовым машинам с бортами, оборудованными деревянными скамьями для сидений, и стали развозить кого куда по районам. Отряду, в котором оказался Савва, достался Арык-Балыкский район, поселок Имантау. Там строили новую птицефабрику и школу на тысячу двести учащихся. Студентам-медикам предложили работу по бетонированию огромных площадей для птичников и устройство многокилометровой ограды вокруг.
Работа у студентов была напряжённой. Утром, ещё до восхода солнца, ребята вставали, быстро завтракали и ехали на стройку. В одиннадцать часов, когда термометры показывали 55–56 градусов по Цельсию, все работы прекращались, и ребята прятались в тени, кто где, дожидаясь обеда. На обед их отвозили ровно в двенадцать, а потом, после отдыха, часа в четыре вечера их снова привозили на работу. Там они находились почти до самых сумерек. Ужинали поздним вечером при свете ярких звёзд на чёрном, как дёготь, небе. Те, у кого оставались силы, шли на вечерний фильм в соседний сельский клуб или жгли костры и пели под гитару.
Стоянка отряда располагалась недалеко от посёлка, примерно в двух километрах от него, в небольшой балке, где весной бежал ручеёк. Балка поросла молодым березняком, и в тени деревьев расположился лагерь студентов-медиков.
Рядом, в соседней балке, располагались отряды из Германии, Чехословакии, Венгрии и ещё каких-то социалистических стран. Поездки на целину были в моде, и студенты разных стран с удовольствием ехали подзаработать, посмотреть экзотику дикого необжитого края, а заодно и отдохнуть. Между отрядами устраивались встречи по волейболу или футболу. Иногда ребята ходили друг к другу в гости. В общем, студенчество жило своей жизнью, свойственной только молодым.
Савва несколько раз пытался найти своё место на стройке. Сначала он сколачивал из досок что-то вроде опалубки, потом его направили на растворный узел готовить бетон. Работа была тяжёлой — целую смену он кидал цемент с песком в гигантское жерло бетономешалки. Потом раствор отвозили на стройплощадки, которые были разбросаны вокруг на десятки километров. Но не тяжесть угнетала Савву в работе, а её однообразие. Нет никакого творчества, а тупая, пусть даже и нужная работа была ему не по душе. И тут случилось то, что всегда происходит, когда ты к чему-то давно готов, но не востребован. Неожиданно именно в тебе возникает самая острая необходимость. Такова уж натура человеческая, сущность диалектики, если хотите. Или ещё круче можно завернуть — мысли, возможно, и правда материализуются, и если о чём-то долго мечтать, то мечты обязательно сбудутся. Сам Савва, конечно, не верил в сказки о добрых волшебниках и не любил их. Он даже считал сказку о Золушке большой провокацией против честолюбивых и умных людей. Они добиваются всего своим трудом, помноженным на ум. Золушка же, раба кастрюль и глупой мачехи, вдруг ни с того ни с сего становится принцессой, как бы в награду за тихое рабство. Ясно, что такая история не могла быть по душе Савве. Он чувствовал свою готовность к серьёзному делу и терпеливо дожидался своего часа. И тот пришёл.
Начальник строительства на одной из своих планёрок попросил командиров студенческих отрядов поискать профессиональных водителей. Стройке не хватало шоферов, и темпы работ заметно упали. Особенно не хватало подвозной воды. Запасы, сделанные весной в запруде закончились и воду нужно было возить из большого озера за двадцать пять километров от посёлка. Машины-водовозы есть, а шоферов нет. Из местных никто не хочет работать: мол, что можно заработать на воде? То ли дело перевозка стройматериалов или того же цемента и раствора! Оплата за тонно-километр. А вода она и есть вода, больше нормы не загрузишь, цистерна не резиновая. Так что провал, который грозил стройке, стал реальностью. И если раньше начальник строительства относился к студентам как к дармовой рабочей силе и боялся доверять им серьёзные дела, то теперь он вынужден был пойти к студентам на поклон.
Два парня-старшекурсника, отслужившие в армии, водить машину умели, но не захватили с собой права. У Саввы же права профессионального шофера третьего класса были с собой. Он никогда с ними не расставался, носил их в своём скромном бумажнике вместе с паспортом и студенческим билетом.
— Во! Давай на машину, воду будешь возить! — заявил командир, внимательно изучив права Саввы.
Так Савва стал водовозом. Практики езды на грузовой машине никакой, разве что на школьном ГАЗике, когда Савва вместе со всеми учился искусству езды. Тогда они практиковались на автомашине военного образца, знаменитой полуторке ГАЗ-АА. Но прошло больше двух лет, как Савва не сидел за рулем. А тут такое предложение! Водовозкой оказался старый ЗИС-150. Внешне он выглядел вполне рабочим. Механик, который передавал Савве машину, с каким-то затаённым сарказмом в голосе сказал:
— Машина — зверь, теперь таких не выпускают, послевоенного образца. Бери, студент, работай…
Расписавшись за получение техники, Савва попытался завести монстра советской индустриализации. К его радости, машина завелась с третьей попытки. Савва сел в кабину и попытался тронуться с места, но машина вдруг дёрнулась и заглохла. Ребята окружили машину, загоготали:
— Савва, ты же не на козе, поддай газу!
