Подготовим бумаги, справки, показания свидетелей. Главное объяснить, где зек взял шприц. Хотя это можно скрыть. Да и вообще смерть может быть и от другой причины. Сердце не выдержало и все. Да мало ли что ещё. Надо только, чтобы майор Головня ушами не хлопал, а переговорил с патологом, который вскрывать будет. За деньги тот напишет все как надо. Так что все можно решить. Вот только что с отцом делать? Не дай Бог пойдет на принцип, тогда беды не миновать. Ах, ты, грехи наши тяжкие!»
Такие вот мысли бродили в голове подполковника Шумилина, словно разрозненное стадо овец. Постепенно они стали выстраиваться в некую последовательность, и уже помимо воли подполковник стал бессознательно приобретать посылы к действию. Так всегда бывает при крайнем перенапряжении, когда разум, кажется, отказывается понимать и осмысливать происходящее и человек почти полностью парализован и деморализован. Природа мудро сотворила свой венец, заложив в нем неподдающийся разуму механизм спасения, когда человек, сам того не осознавая, совершает невероятные, иногда героические поступки, помогая и себе, и другим.
Вот и сейчас подполковником Шумилиным руководил не осмысленный разум, а его второе «Я», которое пыталось разрешить ситуацию.
Через десять-пятнадцать минут Тит Валентинович вышел из камеры. Лицо его было бледным и непроницаемым. Увидев остолбеневшего начальника колонии, он подошёл к нему.
— Вскрытие прошу не делать, незачем. Тело заберем завтра к обеду, подготовьте необходимые документы.
И вышел не попрощавшись.
Вот так и закончилась история жизни Эдика, студента-зека.
Глава 21. Итоги
Савва Николаевич прошёл к себе в кабинет и набрал номер деканата факультета, где уже учился его внук. Трубку взяла секретарь:
— Слушаю вас.
— Профессор Мартынов из N-ска, здравствуйте.
— Добрый день.
— Геннадий Григорьевич на месте?
— Да, но у него сейчас совещание.
— Понятно. Я вас попрошу соединить нас, как только он освободится.
— Да-да, конечно, Савва Николаевич. Я обязательно доложу о вашем звонке шефу.
— Спасибо.
Савва Николаевич, в свою очередь, предупредил своего секретаря: как только будет звонок из Питера, соединять его немедленно. Сев на диван, Савва Николаевич задумался, глядя в зимний сад за окном. Вот и снова зима! Какая же по счёту в его жизни? Кажется, шестьдесят четвёртая. Как незаметно пролетели годы! Господи, кажется, ещё вчера он за руку с матерью шёл по полустанку. Мать молодая, красивая, в шёлковом цветастом платье и он, маленький, пухленький, белобрысый, в коротких летних штанишках на лямочках. Он ещё всего боится. Например, соседского петуха, важно вышагивавшего по двору в ярко-красной раскраске. Особенно Савва боялся его острого клюва. Раза два петух бежал за маленьким мальчиком, стараясь клюнуть его, но мать всегда успевала вовремя.
«Мама, мама…» Слёзы навернулись на глаза Саввы Николаевича. Теперь о ней напоминает лишь памятник на сельском кладбище, который Савва Николаевич установил несколько лет назад. Он долго искал то, что нужно, подбирал портрет для него. Остановился Савва Николаевич на фотографии молодой, веселой и жизнерадостной мамы в день её свадьбы. Теперь, бывая в Троицу на могилах своих близких, Савва Николаевич с удовольствием смотрел на лик матери и видел её такой, какой она запомнилась ему с детства.
Грустные мысли прервал звонок. В дверь кабинета постучалась секретарь:
— Санкт-Петербург, Савва Николаевич. Геннадий Григорьевич хочет с вами переговорить.
Савва Николаевич взял трубку телефона.
— Здравствуй, Геннадий Григорьевич.
— Привет, Савва Николаевич.
— Ну, как ты там? Всё воюешь со своими студентами? Сессия на носу. У тебя, видимо, сейчас большие заморочки?
— Держу пари, что и ты звонишь по этому же поводу.
— Угадал. Как там мой внук? Шансы выхода на сессию есть или нужна помощь?
— Если честно, лентяй твой внук, хотя и способный парень. В этом плане он чем-то похож на тебя. Пропусков очень много. Вызываю, спрашиваю: «Почему?» «Проспал», — отвечает. А от общежития до института, как с печи упасть, пятнадцать минут пешком.
— Да, Геннадий, это не то что мы после ночной смены на «Скорой» в девять ноль-ноль на занятиях сидели как штыки, да ещё на двадцать восьмом трамвае, «дрыне», как ты его называл, нужно было доехать.
Геннадий Григорьевич рассмеялся:
— Неужели помнишь, Савва?
— А ты думал!
— В общем, так. Никакой помощи ему не нужно, выберется сам. Ну, я, конечно, прослежу, если что, поправлю кого надо. Да не волнуйся, Савва, нормальный у тебя внук. Деда любит, я бы даже сказал обожает. Чуть что: «А вот мой дедушка…»
— Спасибо на добром слове, Геннадий Григорьевич…
— Да ладно тебе официальностей! Давай, приезжай как-нибудь, сходим вместе в нашу общагу, посидим где-нибудь. Ностальгия вещь серьёзная.
— Ты прав, Геннадий, подъеду. Вот как только твои архаровцы сдадут сессию, я и буду у тебя. Договорились?
— Идёт.
— Ну, тогда пока.
— Пока, Савва. Обнимаю.
— Я тоже.
После разговора с деканом Савва Николаевич набрал номер мобильного телефона внука. После короткой паузы он услышал звонкий голос:
— Привет, деда!
— Привет, Денис. Ты можешь говорить?
— Да, я сейчас на перерыве.
— Ну, как дела? Что у тебя со сдачей зачётов? Сессия ведь через неделю.
— Да так, вроде бы ничего. Есть проблемы, конечно, но решаемые…
— Я разговаривал с твоим деканом, Геннадием Григорьевичем. Он говорит, что ты наделал много пропусков. Их нужно отрабатывать. Сходи к нему, возьми направления и дуй на отработку!
— Ага, деда! Сейчас! Да я к нему добровольно ни ногой. Это он с тобой такой добрый. А меня так отругал! Не-е-е, я к нему не пойду. Как-нибудь сам всё решу. Ты бы, деда, лучше денег подкинул. Родители не дают, а у меня сейчас кризис… Сам понимаешь: не подмажешь — не поедешь…
— Денис! Хватит говорить глупости! В наше время за такие разговоры могли привлечь.
— Дед, ты что! С тех пор почти полвека прошло! Это же уйма какая времени. Всё переменилось.
— И то верно, — согласился Савва Николаевич.
— Деда, ты пошли деньги электронным переводом на мой адрес в общаге, они сегодня же и придут. А то простой перевод почтовый два-три дня идет. А мне срочно нужно.
— Ладно, ладно, перешлю. Но в последний раз, слышишь, Денис? Последний! — посуровев в голосе, закончил разговор Савва Николаевич.
— Спасибо, деда. Привет бабуле и всем. Родителям только не говори, а то начнут воспитывать.
