ладони — и все видели, как пальцы бога вросли под височные диски, а Тойво даже не заметил этого. Виша сидела рядом, плакала, чтобы не сказать отчаянно ревела, но брохус так и не пришел в себя.
— Нам лучше уйти… — Сорью огляделся: все его растения, выхоленные, выпестованные ценой смертельной опасности, словно проснулись. И без того живые, они встрепенулись все до единого, каждый лепесток, каждый лист потянулся к Отцу, чтобы поделиться с ним своей силой, своей неиссякающей жизнью. Сорью повернул рычаг, и с потолка тонкими струйками полилась вода. Калима подался ей навстречу всем телом…
— Пойдем, Виша, — гном очень ласково, но настойчиво взял ее за плечи, помог встать и повел к выходу.
Стараясь двигаться бесшумно, они покинули райский сад, оставив бога наедине со своими детьми.
Глава седьмая. День гнева
Виша не плакала так со дня ухода Джесхета Ломара; она отошла ото всех, села на пол, сжавшись в комок, зажмурилась и закрыла уши руками. Ей казалось, что это уже слишком, пусть этот мир катится в преисподнюю, она не давала обязательств жертвовать своими любимыми, почему именно Тойво должен расплачиваться за всеобщее спасение… ее мелко трясло и она подвывала почти вслух. Кто-то рискнул подойти к ней и сесть рядом.
— Виша… — Это был Сорью. — Виша, не надо, не мучай себя так. Лучше плачь.
И он силой отвел ее руки от головы, поднял ее опущенный подбородок. Виша распахнула глаза, переполненные слезами, открыла рот, чтобы ответить — и вместо этого в голос заплакала. Она вцепилась руками эльфу в плечи, ее так трясло, что он вынужден был развернуть ее, почти усадить к себе на колени, крепко обнять и позволить ей плакать, кричать, все же удерживая ее на грани осознания. Минут десять спустя к ним подошла Вильма Эредиа. Она присела, погладила Вишу по спине, а потом крепко вцепилась ей своими тонкими пальцами в затылок.
— Я не твои братья, поэтому не обещаю, что больно не будет. — И сжала пальцы еще сильней.
Више показалось, что ее окатили ведром ледяной воды, а потом окунули в сугроб. У нее перехватило дыхание, и, похоже, даже сердце остановилось. Вслед за этим ее тряхнуло, совсем как в детстве, когда она добежала до изгороди на ферме и, споткнувшись, упала и задела ее рукой. Хорошо, что ток был на минимуме, иначе осталась бы от непослушной девчонки кучка углей, по крайней мере, так говорила мама.
— Вильма, поласковей!
— Заткнись, Сорью, ты со своими ласками ее угробишь. А теперь вот так.
И Вишу снова окунули в воду, не такую ледяную, но, по ощущению, стремительно несущуюся куда-то не то вверх, не то вниз. Вода почти срывала с нее кожу, когда все вдруг закончилось. Виша вдруг поняла, что жива и это обрадовало ее.
— Вот и славно. — Эредиа будто читала ее мысли. — Я люблю тебя, девочка, прости, что так обошлась с тобой.
Такого обращения Виша не ожидала. Она отпустила Сорью, сползла на пол, села на колени, выпрямилась.
— Как вы думаете, Тойво выживет? — она спросила об этом именно эльфку.
— Не знаю. — Эредиа грустно усмехнулась. — С богами никогда ничего нельзя знать наверняка. Без помощи Калима твой брохус сейчас уже был бы мертв. А с его помощью… Мы можем только ждать.
— Не только. — Отозвался Сорью. — Мы можем верить.
Военный Совет эльфов собирался в Палатах Памяти, напоминающих соборы старого Арзахеля: центральное здание, увенчанное стеклянным куполом, отходящие от него высокие галереи и уходящие вниз туннели. Собрания, подобные сегодняшнему, случались нечасто. Вильма из дома Эредиа воспользовалась своим правом принадлежности к правящим домам и потребовала у всех управляющих лордов прибыть в Палаты Памяти в назначенный ею день и час. Лорда-маршала это тоже касалось. Кроме лордов, прибывали и другие высокопоставленные советники, ученые, хранители инфоцентров, главы аспидов и углежогов, старейшины орков, главы правящих эльфийских домов. Словом, публика строгая, занятая и несколько обеспокоенная. Многие из собравшихся знали Вильму Эредиа, и сказанные ею слова — «ради спасения наших душ призываю вас» — приняли с тревогой.
Зал собраний располагался под самым куполом, откуда открывался впечатляющий вид на Лис-Арден. Собравшиеся поднимались по широкой винтовой лестнице, идущей вдоль стен, негромко переговариваясь, и все как один избегая обсуждать повод сегодняшней встречи. Когда все приглашенные прибыли, лорд- маршал, явившийся одним из первых, встал со своего места, находящегося чуть впереди полукружия кресел его лордов-помощников, за которыми сидели все остальные. Он осмотрел собравшихся своими светлыми, почти ледяными глазами, выдающими его происхождение от Эльфов Воды, церемонно поклонился.
— Высокое собрание. — Тут он сделал паузу, выдохнул и продолжил. — Я знаю, вы ждете объяснений. Но, к сожалению, я осведомлен не более чем вы о причинах, побудивших главу высокочтимого дома Эредиа призвать всех нас. Нам остается только ждать и верить, что они достаточно весомы.
По залу пронесся негромкий ропот: как такое возможно, что лорд-маршал не знает даже времени появления Вильмы Эредиа, мало того, он согласился ждать?!
Лорд-маршал вернулся на свое место и сел, положив подбородок на переплетенные пальцы рук. Его, судя по всему, опоздание Вильмы Эредиа ничуть не беспокоило. Тем более что долго ждать не пришлось.
Шаги поднимающихся по лестнице, заставили многих напрячь и без того исключительный слух. Легко узнавались скользящие шаги четырех эльфов, короткие шаги гнома, шаги двух людей — девушки и взрослого мужчины. А вот поступь первого в этой процессии определению не поддавалась. Она была почти невесомой, как пух одуванчика, сдуваемый одним выдохом, и неимоверно тяжелой, как память о скорбных днях. Эта винтовая лестница, дававшая возможность еще раз переговорить о важном перед самим собранием, в этот раз показалась неимоверно длинной.
Двери зала собраний распахнулись; высокий, не менее трех метров, проем оказался низок для входящего и ему пришлось нагнуть голову.
Это был прекрасный юноша; темно-зеленые глаза его светились добротой, а чувственно изогнутые губы улыбались. Ни единой морщинки не было на его коже цвета молодой травы, на широкой обнаженной груди перекатывались мышцы. Его волосы цвета вороньих ягод падали до пояса, ничем не скрепленной, свободной волной. Одеждой юноше служили цветы и листья, как бы обвивавшие его тело и, как было видно тем, кто оказывался рядом, на самом деле растущие из него. За ухом у него красовался бело-золотой цветок лотоса. Он прошел в зал и остановился. За ним вошла его свита.
— Мир вам, братья мои. — И Калима простер руки к эльфам.
И весь зал заполнился невероятно прекрасной смесью звуков, запахов… летний дождь в лесу, шелест тростников в озере, свеженадкушенный персик, июльская земляника, щебет птиц в ветвях, осторожные лисьи шаги на осенней листве, примятая трава… И была во всем этом такая сильная, безусловная любовь, такое бескорыстие и щедрость, что все, что так томило и мучало прежде, смыло этой зелено-золотой волной. Эльфы словно заново рождались. Лорд-командующий потерял сознание, лорд-учитель плакал… орки не смогли усидеть на местах, подошли поближе, опустились на колени.
— Я вернулся. — Калима улыбнулся им всем, опустил руки, давая прийти в себя, отдышаться, хоть отчасти привыкнуть к благодати, оказавшейся повсюду. — И не один.
— Братья мои, вам ли не знать, сколько несчастий принес с собой узурпатор. Я могу простить ему то, что он сделал со мной, но ваша боль не может быть прощена. Мне горько сознавать, что есть и моя вина в случившемся. Мои братья и мои дети были беззащитны… что же я за бог, если не потрудился дать розе ее шипы?
Калима оглядел внимавших ему в благоговейном молчании — понимают ли они его?
— Я не отниму у вас себя и моя любовь останется неизменной. Тот, кого вы называли брохусом-
