Зосимовна напоили ее слишком крепким сонным зельем. Видите, она все спит да спит и никак не может проснуться, чтобы принять участие в поставленном вами спектакле. Но чему больше всего я дивлюсь, так это тому, что ты, Зосимовна, вознамерилась отдать девушку, которую вырастила, хозяйку свою, какому-то дешевому франту. По этому Жоржу Скому за три версты видно, что он хлюст и человек нечестный! Отчего ж вы ему помогаете?
– Это кто здесь хлюст и человек нечестный? – прошипел Жорж, вздергивая голову и сделав шаг к Полунину. – Это я?! Да как ты смеешь?!
Он сунул руку в карман и выхватил нож:
– Да кто ты такой, чтоб я твои оскорбления слушал? Сейчас все увидят, что ты жалкий трус… сейчас ты наутек бросишься…
– Не смей! – пронзительно закричала Александра, клубком выкатываясь из-под куста и бросаясь наперерез Жоржу. Он взмахнул рукой с ножом, но ее было уже не остановить. Полунин кинулся вперед, пытаясь перехватить ее, но не успел бы и, возможно, Жорж ударил бы Александру, когда бы вдруг не вылетел откуда ни возьмись Руж и не впился клыками в руку с ножом.
Раздался визг… нож выпал и воткнулся в землю. Полунин схватил его и проворно спрятал, а потом с силой дернул к себе Александру прошептал побелевшими губами:
– Ты с ума сошла! Ты с ума сошла! Он же мог убить тебя!
– Он же мог убить тебя! – возразила она запальчиво.
Полунин покачал головой, улыбнулся и вздохнул:
– Да что же мне с тобой делать? Кажется, впрочем, я знаю что… но сначала я хочу разобраться с этой парочкой. – И он снова повернулся к Зосимовне, которая стояла, будто соляной столб: – Что ж ты творишь, Зосимовна, что ж ты себе в пособники разбойника с большой дороги выбрала?! Тубо, Руж! Оставь его!
Пес послушно отпустил Ского и прижался к ногам Александры.
– Да он ее племянник, – сказала Александра, гладя своего защитника и не обращая внимания на стоны Жоржа, который пытался обмотать прокушенную руку носовым платком. – Это сын ее сестры и того господина, который ее в свое время увез из Протасовки.
– Погоди! – изумленно воззрился на нее Полунин. – Я помню, что-то такое рассказывала Феклуша. Но как ты догадалась?!
– Можно сказать, он сам проговорился, – усмехнулась Александра. – То есть сначала я услышала, как Зосимовна бранит его, будто несмышленыша, и говорит, не был бы он одно лицо с батюшкой своим, она б ему не помогала. А ведь она когда-то Василия Львовского очень любила, чуть с собой из-за него не покончила. А потом Ский посулил мне, что, если я стану его любовницей, он даст нашим детям свою фамилию. Но тотчас спохватился: мол, она и так короткая, ее больше некуда сокращать. И я вспомнила… в доме мужа моей крестной частенько собирались люди, которые любили посплетничать о сильных мира сего. И они говорили, что господин Бецкой, вельможа екатерининских времен, был побочным сыном князя Трубецкого, который дал ему свою фамилию, но сократил ее. Ский – это сокращение от Львовский. В самом деле, короче уж некуда! И еще он сказал, что наши дети будут носить фамилию Георгиевы, а по отчеству зваться – Александровичи. Точно так же, как он сам Антонович – по имени своей матери, Антонины.
– Эх, когда барышня написала тебе, я то письмо втихомолку в камин бросила, а ей сказала, что отправила! – с горечью призналась Зосимовна. – Кто ж знал, что барин тоже тебя известил… на мою погибель! Откуда ты на нашу голову свалилась, ну чистая ведьма со своей пронырливостью да догадливостью!
– Не только ваш экипаж преградил мне путь на мосту, но и вы сами перешли мне дорогу в Протасовке! – тоскливо простонал и Ский. – Эх, коли не везет, так не везет во всем!
– Так вот что ты задумала, Зосимовна! – нахмурился Полунин, и насмешка пропала из его голоса. – Вот кому намерилась отдать Липушку и всю Протасовку! Да как ты осмелилась? Как набралась такой наглости?! И как решился ты, Ский, участвовать в преступном подлоге?! За это и в каторгу недолго!
– Помилуйте, барин! – залепетал Ский, все еще кривясь от боли. – Это тетка меня науськивала. Она подговаривала, уверяла: Липушка-де так проста, что ее любой вокруг пальца обвести сможет. А мне это имение на что?! Какой из меня помещик? Какой господин? Я карты до смерти люблю… метнуть талью- другую… поставить по-мелкому, а если есть, то и по-крупному… Я б ни в коем случае не решился Липушку обмануть, боже спаси! Я хотел только карты протасовские заговоренные найти… те самые, с каких пошло его богатство…
– Какие еще карты заговоренные?! – изумился Полунин. – Мы соседями были, наши отцы – друзьями, но я никогда ни о каких картах знать не знал. Наверное, даже Феклуша не знала…
– Это была семейная тайна, о которой знала только Зосимовна, а из посторонних – лишь один человек, которого звали Данила Хорошилов, – сказала Александра, опасаясь, что Полунин сейчас скажет: – «Ваш отец?» – а что она ответит?
Она знала, что разговора об ее отце избежать не удастся, но всячески тянула время до этой пугающей минуты, а потому торопливо начала рассказывать:
– Феклист, брат Феклуши, нарисовал своему барину необыкновенные карты. Таких не было ни у кого на всем свете – еще и потому, что они были заговорены на три выигрыша подряд. Эту историю рассказал мне Данила Хорошилов. Феклист был и художник, и колдун. Он многое знал, но он знал и своего господина. И сказал ему, что если тот сядет играть после трех выигрышей, то просадит все свое состояние. Протасов поверил, потому что знал, что его камердинер – очень непростой человек, знал его прошлое, знал, как уважал его отец. И вот он сел играть новыми картами… Первым выигрышем стали леса в северных землях губернии – богатые леса! Протасов завел там промысел, откуда исправно шел ему доход и помогал поддерживать Протасовку, которая сама по себе не была доходным имением. Вторым выигрышем стали деньги, на которые Протасов основал свои конные заводы во Владимирской губернии. А в третий раз он выиграл немалую сумму у одного человека по имени Петр Петрович Синельников. Обобрал его дочиста! Тот поставил на кон все: дом в Нижнем, капиталы свои, а потом и дочь. Была она красавица, и как только увидел Протасов эту девушку, так влюбился в нее и предложил отцу, что все ему вернет – если тот Марью за него отдаст. Синельников с радостью согласился, и Протасов женился на Марье Петровне. Однако в ту пору была у него любовь с одной вдовой, на которой он собирался жениться, а вместо этого спешно выдал ее за друга своего, Данилу Хорошилова, потому что вдова эта, Олимпиада Филипповна, была уже в тягости. И она родила дочь, которая всю жизнь считала своим отцом Данилу Федоровича, в то время как истинным ее отцом был Андрей Андреевич Протасов. Он исполнил слово, данное Феклисту, он больше не играл в карты, а потому богател и богател. Карты лежали в его столе, утратив всю свою чародейную мощь… и хотя кое-кто мечтал отыскать в старинных магических книгах рецепты «оживления» их волшебной силы, думаю, это никому не удалось бы, кроме Феклиста, их создателя. А Феклист уже умер… Ты искала старинные заговоры, Зосимовна? Но зачем они тебе были нужны? Неужто ты надеялась сама в них играть?! Но кто бы сел играть с тобой?!
– Да и правда что! – захохотал Жорж. – Я говорил, что хочу еще и карты. А она возьми и заладь: тебе имение, мне карты, я их за бешеные деньги продам и уеду! Выкуплю себе волю, заведу в городе дом и буду одна жить! Меня барин не упомянул в завещании, я теперь только на себя рассчитывать могу!
– Да, Протасов о тебе забыл, – кивнула Александра. – Но вспомнил о своей дочери… Порой он все же вспоминал о девочке, которая жила в доме Хорошилова. Он даже хотел повидаться с ней, но Данила Федорович не позволил ее душу растревожить. Однако, когда Протасов понял, что дни его сочтены, он написал Хорошилову и пообещал, что обе дочери его будут упомянуты в завещании. И слово свое он сдержал. Я это точно знаю, ибо читала его завещание.
– Так ты нашла его! – завопила Зосимовна, у которой больше не было сил сдерживаться. – Нашла! Где?!
– Нашла, – кивнула Александра. – Оно было спрятано за рамой картины Феклиста. Той самой, где изображено имение, стоящее на скатерти-самобранке.
– Боже мой, да я ведь сто раз видел эту чудесную картину! – воскликнул Полунин.
Зосимовна диким взором посмотрела на него, на Александру – и вдруг кинулась прочь.
– Куда это ты? – жалобно позвал Жорж, но она не отозвалась.
– А ведь она бежит добывать завещание барина, – задумчиво сказал Полунин.
– Не спеши, Зосимовна! – насмешливо крикнула Александра. – Завещания там уже нет. Я переложила
