там Европа и совсем вдалеке Россия, которая нужна только для того, чтобы успешней давить на Иран. А какой конкретно ожидается рост Китая, в каких пропорциях будут делить третий мир европейские страны, на какие политические силы стоит делать ставку й России — ноль информации. Даже возникало подчас ощущение, что г-н Киссинджер вопросы наших боевитых политиков просто не понимает. Они его про подробности, а он им про абстракции.
Александр Архангельский, интеллигент: Милый мой, да ведь Америка потому и победила в холодной войне, что госсеки, в отличие от генсеков, умели мыслить предельно общо, смотрели на мир дальнозорко, с высоты птичьего полета, и рассуждали о нем очень просто, без политологических затей. Вот мы, вот они, вот наш стратегический интерес, вот их стратегический интерес, вот набор возможных последствий, вот привходящие обстоятельства; делайте ваши ставки, господа. А генсеки про что любили поговорить? Про урожайность зерновых в Красноярском крае, сколько именно там центнеров приходится на гектар, про надои во Владимирской области, про количество танков в Таманской дивизии… Сплошная программа «История в деталях». И что теперь? Где они, ваши подробные генсеки со всей своей тактической близорукостью? Примерно там же, где Советский Союз. А где госсеки с их дальнозоркостью? Приезжают как победители в Москву и нахваливают ее буржуазные рестораны. Как это делает г-н Киссинджер.
Архангельский Александр, интеллектуал: Не понимаю я этого. Как можно делать серьезный исторический выбор, не вникая во множество деталей, оттенков и полутонов?
Александр Архангельский, интеллигент: Да так и можно. Это романы нельзя писать без полутонов и подробностей, а в большой политике стратегия важнее тактики. И уж совсем худо, когда тактики начинают действовать самостоятельно, поскольку стратегов нет вообще. Они сразу становятся похожи на детей, которым родители по глупости дали в руки спички, а сами ушли погулять. Советский режим после смерти Сталина и досрочного ухода Хрущева неуклонно скатывался в пространство сплошной тактики; главной фигурой процесса стал первый наш полигтехнолог, родоначальник профессии Михал Андреич Суслов. В итоге страну подожгли и сами выбросились из окна. Я-то об этом не жалею, советское государство не было мне родиной, родиной всегда была Россия. А вот сейчас меня охватывает все больший ужас; во власти сплошь близорукие любители подробностей, прирожденные лавирующие тактики, ни одного стратега, ни одного мощного, самовлюбленного, равнодушного старика, который ничего не смыслит в надоях и гектарах, ставропольских водопроводах и соотношении зарплат и льгот, зато ясно видит своими подслеповатыми глазами: вот наша стратегия, вот их, вот следствия, вот причины, добро пожаловать в будущее…
Инструкция сорок шестая, на неделю 17–23 октября 2005 года, когда мы попрощались с А. Н. Яковлевым, президент похвалил силовиков за действия в Нальчике, но никто не понял, что же именно там произошло.
Александр Архангельский, интеллигент: Грустно, коллега. Еще один Яковлев умер. Сложные чувства вызывал у меня Александр Николаевич; многое из того, что перестроечная интеллигенция поднимала на щит, — прежде всего его доносную статью 1973 года в «Литературке» против «Нашего современника» и «Нового мира» — я считал ужасом и позором либеральной номенклатуры; и все- таки не уставал удивляться, как здоровое ядро ярославского мужика смогло сохраниться в партийной скорлупке, как Яковлев ухитрился пробиться сквозь собственные карьерные наросты, как внезапно на старости лет сбросил кожу и вновь стал живым политиком, как сумел почуять запах реальной истории и развернуть страну в будущее…
Архангельский Александр, интеллектуал: По поводу яковлевской статьи 1973 года не могу до конца согласиться; на самом деле Яковлев боролся не с журналами и писателями, а с той националистической тенденцией, которая начала формироваться внутри КПСС. Недаром после статьи его немедленно отправили подальше — послом в Канаду. Как тогда говорили, «посол в зопу»…
Александр Архангельский, интеллигент: Да-да, боролся с национал- социализмом в партии, а бил литераторов; помнится, в фильме «Семнадцать мгновений весны» есть эпизод — уголовники играют на золотой зуб пастора Шлага. Похоже, верно?
Архангельский Александр, интеллектуал: Может быть. Не хочу углубляться в этот эпизод, потому что за деревьями опять не увидим леса. Яковлеву сказочно повезло: он успел вернуться в политику, раскрыться, поменяться; помнить его и судить о нем будут не по статье 1973 года, а по реабилитации 4 млн невинных людей, по раскрытию тайны пакта Молотова — Риббентропа, по искреннему покаянию за черные дела красных, по той политике, которую он формировал, а Горбачев до поры до времени проводил: возвращение от советского к русскому без провалов в шовинизм. Хотя, отдадим должное вашим коллегам-литераторам, они ему как следует отомстили за давешнюю критику «Нашего современника»: отыграли пропагандистские образы перестройки, ее прорабов и архитекторов, объявили Яковлева главным масоном и врагом России…
Александр Архангельский, интеллигент: Ну не поняли люди, что быть врагом СССР и врагом России — не одно и то же. Да, развалу империи Яковлев отчасти способствовал, но не по злобе, а по здравому расчету: она уже сгнила на корню и коридор возможностей был предельно узкий — либо мирно ее разобрать, либо она свалится нам на головы и всех под собой похоронит. Но я о другом хочу вас спросить. С вашей — холодной и прагматической — точки зрения, не оказался ли и поздний выбор Яковлева столь же бесполезным и столь же опасным, как его ранние номенклатурные деяния? Да, реабилитация состоялась.
Да, он лично за большевиков покаялся. Да, за демократию он боролся до последних дней. Но разве все это не пошло прахом, разве мы не сели в лужу, разве лужа не подернулась ряской? Разве не дезавуирует все яковлевские комиссии братиславское интервью нашего президента, где он называет пакт Молотова — Риббентропа чуть ли не техническим следствием Мюнхенского сговора? Разве нынешний отказ Генпрокуратуры доводить до конца расследование катынской трагедии не есть полный пересмотр выводов, которые именно Яковлев оглашал от имени государства? Разве мифология суверенной демократии не есть окончательный отказ от попыток учредить в России демократическую систему, на что А. Н. положил последние 20 лет своей жизни?
Архангельский Александр, интеллектуал: И да, и нет. Да — потому что именно те тенденции, против которых он восставал (на партийном, грубом, пошлом языке) в статье 1973 года, возобладали. Не в КПСС, а в постдемократической элите. Нет — потому что невозможно сделать вид, будто решений, которые он продавил, не было вовсе., И закрытие катынского дела поэтому — временное, и откат от свободы — не навсегда, и пакт Молотова — Риббентропа замолчать уже не удастся, и чекистское понимание суверенитета не утвердится слишком надолго. Лажа разоблачает сама себя — на фоне правды. Не было бы публичного признания этой правды, утвердить лажу в качестве истины оказалось бы куда легче.
Александр Архангельский, интеллигент: Что ж, он полностью победил?
Архангельский Александр, интеллектуал: Нет. Но мы не до конца проиграли.
ЕСЕНИН, БЕЛЫЙ, БЛОК И СМУТА
Инструкция сорок седьмая, на неделю 24–30 октября 2005 года, когда глава Конституционного суда т. Зорькин посетовал на отмену статьи о конфискации имущества, а культурные люди праздновали
