невостребованности (или недовостребованности) литературным миром, из моей потребности быть понятой и оцененной если не всем миром, то хотя бы одним его представителем, но каким!
Я готовлю книгу нашей с Владимиром Солоухиным переписки, чтобы внести свою лепту библейской вдовицы в дело увековечивания памяти великого русского писателя нашего времени, Раба Божьего Владимира Солоухина и сохранить для истории наши с ним отношения, которые дороги мне и были дороги и ему.
Владимир Алексеевич!
Когда сегодня я шла звонить Вам, столько у меня было всего сказать – думала, мне не хватит десяти разменных монет, а хватило двух. И ничего, кроме официального, я не смогла Вам сказать. Вообще меня очень мучает, что я совсем не умею говорить с Вами – ни при встречах, ни по телефону. Вот и в письмах тоже. Уезжая в Рязань, я надеялась, что, может, в письмах научусь говорить с Вами и Вы будете знать меня лучше (ведь Вы почти не знаете меня, почти ничего не знаете обо мне, и, согласитесь, это странно и неестественно при наших добрых многолетних отношениях). Вы мой любимый поэт и писатель, мой главный авторитет, мой друг, мой царь и бог. Никем не хотела бы я быть так понятой, как Вами, но ни с кем я не бываю более замкнута и неинтересна, как с Вами.
Я раньше мечтала о какой-то такой нашей встрече – в ЦДЛ ли, в Переделкине ли, в Карачарове ли, еще ли где, которая помогла бы мне раскрыться перед Вами. Но теперь я уже не мечтаю о ней, боюсь ее, мне кажется, ее и не может быть в природе; в любой обстановке я буду теряться и не знать, как вести себя с Вами, что говорить. И слава Богу, что все наши встречи – пятиминутны (плюс-минус), что у Вас никогда нет для меня свободного времени. Было бы смешно, если бы Вы, наконец, выбрали, выкроили для меня час-два, пригласили бы меня, например, в ЦДЛ, сели бы мы за стол и сидели бы глупее глупых, не находя тем для разговора.
Дорогой Владимир Алексеевич, не думайте, ради бога, ради всего святого, будто я имею претензии к Вам. Нет, я счастлива, что Вы есть, что я даже знакома с Вами лично, что Вы даже принимаете участие в моей литературной судьбе, что у нас с Вами даже есть общие дела (например, связанные с печатанием Ваших рукописей). И я очень благодарна Вам за все! Мне просто жалко, что я не умею говорить с Вами.
Спаси и сохрани Вас Бог…
Дорогой Владимир Алексеевич!
Сегодня я получила из «Советского писателя» издательский договор на свою книгу стихов! Это такое событие для меня (и для всей нашей семьи)! Вы тоже когда-то заключали свой первый договор на свою первую книгу – и легко можете понять мою радость и даже гордость… и вообще мое теперешнее состояние, во всех нюансах.
И если бы Вы еще могли представить, как я благодарна Вам… Оглядываясь назад, я вижу, что самые важные события, коренные перемены в моей жизни – например, поступление в институт, публикация моих стихов в толстом журнале, издание моей книги и т. д. – связаны с Вами, свершались при Вашем участии, по Вашему мановению. Может, и без Вас я со временем поступила бы в институт; может, и без Вас я со временем напечаталась бы в «Москве», выпустила бы книгу… Но может, и нет. А главное – без Вас, без влияния Вашего творчества (на меня) никогда бы, наверно, я не осознала бы себя русской, а Россию – Россией, не осознала бы, что я (не обращайте внимания на банальность фразы) люблю Родину. Я всегда просто любила русскую природу, книги про царей и князей, историю, любила Есенина, свою маму, Рязань, Москву. И почему-то любила слышать, что у меня славянское – русское – лицо. Но я всегда считала, что у меня полностью отсутствуют т. н. «гражданские чувства», и, по существу, была слепа – не видела многих проблем (не видела спрятанных на картинке – охотников и кого там еще? белочек? зайчиков?).
Владимир Алексеевич, я готова сделать для Вас, ради Вас все на свете. Только не знаю – что. И возможно ли сделать для Вас больше того, что сделали для меня Вы?
Кланяюсь Вам низко.
P.S. Владимир Алексеевич, в «Камешках» Вы пишете, что «безграничное доверие может стать угнетающим, превратиться в обузу. Его ведь нужно оправдывать. Его неудобно потерять».
Пусть не будет обузой для Вас мое безграничное доверие к Вам, мое безграничное восхищение Вами, моя безграничная благодарность Вам. Не тяготитесь ими, не старайтесь оправдывать их, они не могут потеряться ни при каких условиях и обстоятельствах.
P.P.S. Мой привет Олечке и Розе Лаврентьевне.Дорогая Нина Краснова!
Давно бы надо Вам написать, да лето – разъездная пора. Ездил в Оптину пустынь (собираюсь писать о ней), в Чебоксары на юбилей своего товарища, в Ярославль по издательским делам. Да и в своем Алепине в этом году сижу, как никогда, вот уже больше сорока дней. Так что до рукописи Вашей руки не сразу дошли.
Рукопись я прочитал с большим интересом. Она какая-то очень цельная и по духу, и по интонации. Конечно, если бы ее можно было издать целиком в таком виде, сразу появилось бы в русской поэзии новое явление – Нина Краснова. Со своим голосом, со своим видением мира. Но у нас ведь ничего нельзя сделать просто. Чего бы проще – издать. Но думаю, что в таком виде, целиком, ее пока издать не удастся. Значит, придется отбирать, и вместо голоса останутся отголоски. Ничего не поделаешь. Отбором я еще не занимался и до ноября вряд ли сумею это сделать: тут у меня накопились поездки. Некогда пока, отказываюсь даже от семинара на ВЛК, не знаю, правильно ли делаю.
А как у Вас там, в Рязани? Все ли здоровы? Как Ваше состояние духа? Черкните мне, я 3-го сентября переезжаю в Москву, и хотя, повторяю, будет серия поездок: Швеция, Молдавия, Армения и Англия, все же между поездками буду бывать в Москве.
Желаю всего-всего…
Дорогой Владимир Алексеевич!
Я уже начинала думать, что Вы не отвечаете мне не столько из-за занятости, сколько из-за деликатности: прочитали мои стихи и не хотите обидеть меня своим плохим мнением о них. (А для меня Ваше мнение очень важно. Если бы, допустим, весь мир был хорошего мнения о моих стихах, а Вы – плохого, я предпочла бы, чтобы было наоборот.) Но, слава богу, я зря волновалась. А что от голоса моего останутся в книге одни «отголоски» – пусть. Когда-нибудь, бог даст, спою перед публикой (перед народом?) и полным голосом (фу, до чего высокопарно я выразилась!).
Вы спрашиваете меня о моем состоянии духа. Сегодня оно у меня прекрасное, в высшей степени! Ведь сегодня я, наконец, получила Ваш ответ – и именно такой, какого уже не надеялась получить. А вообще – всякое у меня бывает состояние: сто раз на дню меняется. Но в целом оно у меня довольно сносное, я стараюсь быть оптимисткой.
В конце июня я ездила в Москву заключать с «Сов. Писателем» договор на книгу. Других, т. е. исторически важных событий у меня за 2 месяца вроде бы не случилось (если, конечно, не считать Вашего письма – особого для меня события). Ах да, я, наконец, подала в загс Заявление о разводе (Шамрай, наконец, прислал мне согласие – в виде заявления со своей стороны; развод назначен на 26 октября). Поздравьте меня.
Стихи у меня сейчас (в августе) почему-то не пишутся. Мне, наверно, не хватает одиночества: у сестры отпуск, у племянников каникулы, – и не хватает отрешенности от текущих домашних проблем. Но зато я читаю много книг. И, между прочим (в просветительских целях), часто устраиваю дома литературные чтения вслух – знакомлю маму и сестру (братьев и их жен, когда они приходят к нам) с современными поэтами (по книгам); особенно люблю читать им (а они особенно любят слушать) Вас: и стихи, и рассказы. Я перечитала им – под новым для них углом зрения – рассказы из «Алепинских прудов», из «Прекрасной Адыгене» и некоторые – из «Закона набата». Низкий поклон Вам от всех Красновых (мы все живы-здоровы, чего и Вам и Вашей семье желаем)!
Владимир Алексеевич, наверно, Вы правильно поступаете, отказываясь от ВЛК. Конечно, институту приятно иметь такого руководителя семинара, как Вы. А мне, например, приятно было знать, что где бы Вы ни были, но во вторник всегда приедете в институт и я могу увидеть и услышать Вас. Но, конечно, Вам, при Вашей загруженности делами, при Вашем «цейтноте», ВЛК – все равно, что к большому возу маленькая, но тяжелая тележка, которая требует и лишних сил, и времени, и связывает Вас по рукам и ногам.
И я-то лезу к Вам со своими стихами – еще одна маленькая тележка к большому возу.
СПАСИБО Вам за письмо, за заботы обо мне! До свидания!
Пусть все Ваши предстоящие поездки будут для Вас удачными.
P.S. А не надо ли для Вас перепечатать что-нибудь? Я соскучилась по Вашим рукописям и не люблю Рязань за то, что она отняла у меня возможность и удовольствие печатать их.
Я понимаю. Вам неудобно вызывать меня из Рязани, когда и в Москве много машинисток. Но Вы все же имейте меня в виду, если, конечно, Вас устраивает шрифт моей теперешней машинки (свою рукопись я печатала на ней).
P.P.S. Владимир Алексеевич, я знаю, как могут тяготить иногда письма, на которые вроде бы надо отвечать, я не хочу, чтобы мои письма тяготили Вас в этом смысле, и не прошу Вас отвечать на них и не буду обижаться на Вас, если Вы не будете мне отвечать. Я понимаю, что Вы заняты. Пишите мне письма только по настроению и по возможности. А я,
