Тот, что стоял — повелительно вскинул руку, крикнул «на, на!» — и стволы опустились…
— Ва алейкум ас-салам, пасар[99]…
Хасан обнялся с бородачом…
— Хале шома?[100]
— Хубе, Курейш-эфенди, ташаккор.
— Хома коджа мирид?[101]
Хасан пустился в малопонятные, но эмоциональные объяснения, в конце концов, его соплеменник лишь махнул рукой, и сделал знак, чтобы открыли шлагбаум. Снайпер не очень то хорошо разбирался в фарси, но разобрал «хейли хатарнак» — слова, которые сказал бородач Курейш. Еще он разобрал «афгани», афганцы…
Хасан хлопнул дверью, заворочался, устраиваясь на покрытом бараньей шкурой сидении.
— Что он сказал.
— Да так…
Бородач, ни слова не говоря, сунул лжецу в затылок.
— Что он сказал? — настойчиво повторил он вопрос.
— Говорит, сегодня с той стороны неспокойно, опасно… Говорит, прибыли какие-то афганцы и другие важные люди. Он видел много машин, прошли по набережной, с той стороны. И они видели вертолет.
— Афганцев…
— И не только, эфенди… — потер ноющий затылок обманщик Хасан — он говорит, там были кяффиры.
Бородач родился не вчера, более того — на той стороне его предали дважды, и оба раза — государство, которому он верил и которому служил. Он понимал, что здесь не все так просто: даже на русских территориях доверять нельзя было никому. Уголовники, проворовавшиеся и сдриснувшие сюда бюрократы, мафия… И в то же самое время — здесь он нашел людей, в которых был уверен на девяносто девять процентов, что они не предадут. Он нашел настоящее дело и настоящих сослуживцев.
И настоящего врага…
А Орден… Русским было проще — они уже жили при Ордене на той стороне, и Орден этот назывался — Коммунистическая партия Советского Союза. Отец, который всегда знает, как надо, который поймет и поддержит, если тебе трудно, и если накажет — то за дело и так накажет, что век помнить будешь. Это в теории, на практике то — конечно, все по-другому. Они, дети предательства восьмидесятых и безумия девяностых знали, что власть может быть жестокой, своекорыстной и неблагодарной — но воспринимали это как неизбежное зло, как сезон дождей, в который здесь замирала жизнь. И все же — продолжали жить, стараясь держаться от власти подальше, когда это возможно, и противостоя ей — когда было уже не скрыться.
Ничего удивительного, что на сходке местных амеров — присутствуют люди Ордена и наверняка не из последних. Ведь просто так — сюда не напускали бы душарни всех мастей и видов, да столько, что они уже превзошли по численности населения север. И просто так не поставляли бы им оружие столько, что тут даже пацаны двенадцатилетние — с зелеными повязками на башках и калашами. Спросишь у такого: что он будет делать, когда вырастет, ответ один: кяффиров убивать. Нормально?
— Нормально…
— Второй, второй, я первый. Тебя не пронял, повтори!
Бородатый пришел в себя — запрашивали из головной машины, санкцию на продолжение движения по мосту. Бандиты — уже смотрели с любопытством на стоящие машины…
— Первый, я второй. Продолжаем движение…
Бурча и пырхая моторами, машины двинулись с места…
Второй блокпост, на другом берегу реки, вынесенный за пределы самого моста — медленно приближался во всем своем омерзительном великолепии. Его центром был танк… то ли исправный, то ли нет — но пулемет на нем был исправен, во время разборок им часто лупили по тому берегу. Заграждение было сделано не из дорогих бетонных блоков — а из отъездивших свое машин и земляного вала, насыпанного здесь бульдозером.
— На одиннадцать — процедил сквозь зубы водитель, плавно тормозя — три цели, один РПГ. У ДШК чисто. Ожидать нормального несения службы от аллахакбаров ночью — все равно, что от быка молока. Наверняка — дежурный за пулеметом — дрыхнет в танковой башке, распахнув люк для вентиляции. Но недооценивать опасность этих нельзя.
— Один… идет сюда.
Двое афганцев были у головной машины, один шел к ним, к УАЗу, подсвечивая мощным, аккумуляторным фонариком.
В душной кабине УАЗа раздался отчетливый металлический щелчок.
— Нет… не надо — сказал Хасан.
Бородатый — посветил фонариком в кабину, потом стукнул в стекло. На УАЗе стекла нормально не опускаются, пришлось приоткрыть дверь.
— Салам алейкум…
— Салам… — хрипло, с той же интонацией ответил русский водитель.
— Ту кисти? Ном шома чист?[102]
— Эсм э Хадид. Ман фалястини[103].
— Коджа мири?[104]
— Маркази шахр. Ман хейли кам дари баляд, брадар[105].
Назваться палестинцем было опасно — но еще опаснее было назвать какую-то другую национальную группу. Палестинцы держались на особенку, они никогда не входили ни в какие группировки, а только вставали на ту или другую сторону. Палестинцы, несмотря на их относительную малочисленность — были хорошо вооружены, имели четкую командную вертикаль, отработанную еще в лагерях беженцев по всему Ближнему Востоку, имели огромный боевой опыт и были абсолютно безжалостны. Вдобавок — среди них были как сунниты, группы которых сотрудничали с Аль-Каидой, так и шииты, объединенные в партию Хезбалла. В условиях, когда неосторожное слово или поминание Али при совершении намаза[106] могло закончиться настоящим побоищем — представиться палестинцем было лучшим из возможного.
Афганец покровительственно улыбнулся, достал из кармана на разгрузке пачку сигарет.
— Фалястини — афгани дост. Сигарет?[107]
— На, бебахшид… — водитель приложил руку к груди — Хода зияд кунад, брадар[108]…
Афганец зачем-то хлопнул рукой по крыше машины и пошел обратно, к своим, где завершался торг относительно платы за проезд по мосту. Афганцы — были бы не афганцами, если бы упустили возможность поторговаться.
— Твою мать… — сдавленно прошипел водитель — принесли же черти…
Снайпер — хлопнул по плечу водителя.
— Вернемся в ППД — благодарность выпишу. В жидком виде. Не зря вас по языкам гонял.
— Век бы не слышать…
Пронзительно мигнув в ночи задними стопами — Нива пошла…
— За ними…
Свернули с дороги, покатились по пирсу. Грязь, какие-то деревянные ящики… срач такой, что и не выскажешь. Машина переваливается с колдобины на колдобину, недовольно подвывая мотором. Нефть здесь была и едва ли не больше, чем на русской территории — но нормально не качали. Чеченцы обогатили местный диалект понятием «самовар» — компактная, самодельная нефтеперегонная установка, которая состоит из пары больших цистерн, кое-какого оборудования, бочек для готовой продукции и пары джигитов с автоматами — для охраны. Получившийся «бензин» октановым числом был где-то от 60 до 65 в зависимости от качества исходного сырья и продуманности конструкции. Получившимся адским зельем кто торговал с банками у дороги, а кто добавлял присадки, которые поставляли люди, связанные с орденом и
