– Смотри-ка, какой крупный, отборный ямс: клубни один к одному. Это твой собственный или с базара?
– Разве ты не помнишь тот мой клин на земле Аниэтити?… Да-да. На этой земле такой ямс и уродился.
– Слов нет, хороша там земля, – сказал Эзеулу, задумчиво покачивая головой. – С такой землей и лентяй прослывет искусным земледельцем.
Акуэбуе улыбнулся:
– Ты хочешь подковырнуть меня, но тебе это не удастся. – Он отложил в сторону нож и крикнул сына, Обиэлуе, который отозвался из внутреннего дворика и тотчас же вошел в
– Эзеулу! – приветствовал он гостя.
– Сын мой.
Обиэлуе обернулся к отцу, чтобы выслушать его поручение.
– Скажи своей матери, что Эзеулу приветствует ее. Если у нее есть орех кола, пусть принесет.
Обиэлуе ушел во внутренний дворик.
– Хотя, когда я в прошлый раз был в доме моего друга, никакого ореха кола я не ел, – негромко произнес Акуэбуе, как бы разговаривая сам с собой.
Эзеулу, рассмеявшись, спросил:
– Что случается, по нашей пословице, с человеком, который поест, а потом делает вид, будто во рту у него не было ни крошки?
– Откуда же мне знать?
– У него задний проход ссыхается. Разве тебе мать этого не говорила в детстве?
Акуэбуе очень медленно – из-за боли в пояснице – поднялся на ноги.
– Старость все равно что болезнь, – вымолвил он, силясь разогнуться и помогая себе рукой, которой уперся в ногу выше колена. – Стоит мне немного посидеть, и я должен снова учиться ходить, как малый ребенок.
Он с улыбкой проковылял к широкому глиняному приступку перед входом в
Дома была только младшая из двух жен Акуэбуе, и она вскоре явилась в
– Спасибо, – сказал тот. – Передай теперь это отцу, пусть разломит орех.
– Нет, – возразил Акуэбуе. – Прошу тебя, разломи орех ты.
– Не могу принять эту честь. У нас нет обычая обгонять хозяина, чтобы первым войти в его дом.
– Знаю, – отвечал Акуэбуе, – но, как ты сам видишь, руки у меня заняты, и я прошу тебя выполнить эту обязанность за меня.
– Мужчина не может быть настолько занят, чтобы не иметь времени разломить первый на дню орех кола в своем собственном доме. Так что отложи-ка свой ямс, он никуда от тебя не убежит.
– Но это не первый мой орех кола за сегодняшний день. Я уже разломил несколько.
– Может быть, и так, но ты разломил их не в моем присутствии и в такую пору, когда мужчина только пробуждается утром ото сна.
– Ну хорошо, – сдался Акуэбуе. – Я разломлю его, раз ты на этом настаиваешь.
– Еще бы мне не настаивать! У нас не принято ковырять в глазу палочкой для чистки ушей.
Акуэбуе взял в руки орех кола и разломил его со словами:
– Да будем живы мы оба.
После прихода Эзеулу уже дважды где-то по соседству раздавался ружейный выстрел. Сейчас ружье грохнуло в третий раз.
– Что там происходит? – спросил он. – Неужто мужчины охотятся теперь не в лесу, а на своих усадьбах?
– О, значит, ты не слышал? Огбуэфи Амалу очень болен.
– Правда? И ему так худо, что дело дошло до пальбы из ружей?
– Да. – Акуэбуе понизил голос, выражая почтительный страх перед дурным известием. – Какой день был вчера?
–
– Значит, беда приключилась в прошлый
– Какую болезнь у него предполагают?
– Судя по тому, что я видел вчера и сегодня утром, у него
– Не может быть!
– Но я же не говорю тебе, что слышал это от Нвоконкво или от Нвокафо. Я сам, своими собственными глазами, видел это.
Эзеулу заскрипел зубами.
– Я навещал его сегодня утром. Он дышал так, словно бока ему скребли тупой бритвой.
– Кого они наняли готовить ему лекарственные снадобья? – спросил Эзеулу.
– Знахаря из Умуофии по имени Нводика. Я говорил им сегодня утром, что, если бы я был у них, когда они принимали это решение, я посоветовал бы им идти прямо в Анинту. Там живет такой знахарь, который выдергивает болезнь двумя пальцами.
– Но раз это, как ты говоришь, болезнь, посылаемая духами, – от нее нет лекарства, если не считать мази из бафии да согревающего огня.
– Верно, – подтвердил Акуэбуе. – И как нам известно от предков, если несчастный не умрет в течение трех базарных недель, можно считать, что духи его отпустили. Все это, конечно, так, но мы не можем сложить руки на коленях и целых двенадцать дней сидеть и смотреть на больного. Мы должны искать и пытаться, пока не случится то, что должно случиться. Вот почему я заговорил о том знахаре из Анинты.
– Наверное, ты имеешь в виду Агхадике, которого называют Анианафуммо.
– Значит, ты его знаешь. Да, это тот самый человек.
– Я знаю многих людей в стране Олу и стране Игбо. Агхадике, конечно, великий знахарь и прорицатель. Но даже он не может сражаться с великим богом в его собственном доме.
– Ни один человек не может.
Снова бухнуло ружье.
– Эта ружейная пальба – глупый способ искать и пытаться, – заметил Эзеулу. – Разве можем мы отпугнуть духов громкими выстрелами? Если бы все было так просто, каждый человек, у которого хватило бы денег купить бочонок пороху, жил бы да жил, покуда у него на голове грибы не выросли. Если б я заболел и ко мне привели знахаря, который больше смыслит в охоте, нежели в целебных травах, я отослал бы его и велел поискать другого.
Некоторое время оба они сидели, не говоря ни слова. Потом Акуэбуе нарушил молчание.
– Сегодня утром он был так плох, что, может, мы кое-что услышим еще до завтрашнего утра.
– Это очень горестное известие, но мы тут ничего поделать не можем, – откликнулся Эзеулу, качая головой.
Акуэбуе, прервавший на время работу, вернулся теперь к своему ямсу, сославшись в оправдание на поговорку о том, что, когда дует северный ветер харматтан, здороваются, не отходя от очага.
– Да, так говорят у нас в народе, – отвечал Эзеулу. – А еще у нас говорят, что гость, заставший хозяина за работой, встречает нелюбезный прием.
Снова грохнул выстрел. Это, похоже, начало действовать Эзеулу на нервы.
– Пойду-ка туда и скажу этому олуху, что если у него нет снадобья для больного, то пусть хотя бы