Москва
Катя держала в пальцах маленький камешек и смотрела на него.
— Красиво! — подошел к ней отец. — Интересно, сколько он стоит?
— Не знаю, я не собираюсь его продавать. Но как геолог скажу — это не алмаз, а горный хрусталь. Смотрю на него и вспоминаю кости, черепа, и не по себе становится. А этот камешек лежал под ладонью скелета. Капитан Бадензе… — Екатерина тяжело вздохнула. — Я представляю, что они почувствовали, когда поняли, что выплыть им не удастся. Но ведь, наверное, пробовали. А я тогда нырнула и поплыла вдоль скалы, увидела углубление. Протиснулась и метра через полтора выплыла куда-то. Вынырнула, кругом темно. Я испугалась, но вспомнила про фонарь. Генерал требовал, чтобы у всех были нож, подводное ружье и фонарь. Включила, и… — она снова вздохнула, — выбралась на берег. Увидела два катера и подводную лодку. Обрадовалась, а потом заметила кости и черепа. Я этого никогда не забуду. Сначала не испугалась, а потом, когда мы поняли, что они ели друг друга, мне стало не по себе. И это, — она посмотрела на камешек, — пожалуй, единственное ценное, что там было. Дневник капитана генерал забрал, не отдал бразильцам. И правильно сделал. Они себя вели так, будто мы преступники и что-то у них украли. А мы нашли убежище капитана Бадензе. Они нам должны были быть благодарны, а…
— Перестань, доченька, — попросил отец, — постарайся забыть все это. И вот что еще, Катюша, мы с мамой просим тебя, отдай ты глобус или продай, но чтобы его дома не было. Мама сон потеряла, со снотворным засыпает. А я везде вижу за собой слежку, страх чувствую. Продай ты этот глобус, пожалуйста, мы тебя с мамой просим.
— Ни в коем случае! — возразил, входя, Иван Евгеньевич. — Это то, что держал в руках мой отец. Он хотел, чтобы мы им владели. И я с вас слово возьму — что, как бы тяжело ни было, глобус вы никогда не продадите. А ты, Катя, не продашь этот камешек. Кстати, это алмаз?
— Нет, дедушка, это скорее всего горный хрусталь. Правда, какой-то необычный.
— Папа, я прошу ее продать глобус, — заявил Александр Иванович.
— Я уже сказал, что я думаю, — ответил Иван Евгеньевич. — Это реликвия нашего рода. Глобус останется в семье. Папа верил, что мы его найдем. Это понял даже генерал Аллен. Так что глобус, я очень прошу тебя, Катя, не продавай. Знаешь, Саша, я порой поражаюсь: такое впечатление, что ты старый, нищий и больной человек. И думаешь только о том, как бы дожить до утра, чтобы снова начать скулить и считать глупцами своего отца и дочь, которые не хотят продать память о графе Евгении Мирославском. — Иван Евгеньевич вышел из комнаты.
— Вот так, — проворчал Александр Иванович.
— Папа, — вздохнула Катя. — Я чувствую, что стала другой. Раньше была такой же, как все. Но когда узнала о прадеде, почувствовала гордость. Если раньше обращение генерала смущало меня, то сейчас нет. Я стала следить за своей речью, стараюсь не говорить неправду даже в мелочах. В общем, я сильно изменилась.
— Мы с мамой это почувствовали, — согласился отец.
— А где Женька?
— Ушел к Оле мириться.
— А наша охрана?
— Пьют пиво. Знаешь, — отец понизил голос, — я все ждал, когда наши уголовники покажут свое истинное нутро. Но ведут они себя безукоризненно. Савелий, этот здоровяк, почти все время молчит. И я слышу, как он удивляется: «Неужели я поеду в Америку?» А ты как думаешь, Катя, генерал вызовет тебя?
— Это, наверное, покажется странным, но когда я смотрю на этот камешек, что-то чувствую. Однажды ночью мне приснились сундуки с драгоценностями. А когда проснулась, камешек был у меня в руке. Мистика, — засмеялась она. — А может, просто часто думаю о том, что этот камешек, наверное, был среди тех драгоценностей, которые собирал пират. В общем, все это очень странно. А самое странное, наверное, то, что я хочу, чтобы генерал вызвал меня. Я думала, что после того, что увидела в тайной гавани Бадензе, я никогда не буду участвовать ни в чем подобном, но ошиблась. Мне хочется довести это до завершения.
— Мы с мамой поняли и боимся этого, — признался отец.
— Слышь, Граф, — Савелий отпил пива, — бабки у нас кончаются. Что будем делать? За их счет жить?
— Действительно, — согласился Клоун, — это дело надо решать.
— Вы что, — усмехнулся Алексей, — предлагаете банк взять? Вот что я вам скажу, господа, пока с этим делом полной ясности не будет, я ничего предпринимать не стану. Если нет желания, можете отвалить.
— Да хорош тебе! — фыркнул Савелий. — Понятен хрен, не мое это. Но бросать шкуру я не собираюсь. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Батяни любимая поговорка. Но бабки кончаются, а жить за их счет я несогласный. И бабки брать, как сторожевые псы, тоже желания нет. Поэтому надо что-то делать. Ну не обязательно банк или обменный пункт на гоп-стоп брать. Я это к тому, что на станциях грузчиков набирают. Вот там можно тысяч пять за пару деньков наварить.
Граф и Клоун, удивленно переглянувшись, уставились на него.
— Ты это серьезно? — спросил Алексей.
— А ты думаешь, лапшу на уши вешаю? Расклад такой, что бросать графиню эту нельзя. Кстати, девка ништяк во всех отношениях. И не выделывается. Меня по имени-отчеству пару раз назвала, пока я ей не сказал — зови просто Савелием. Знаете, мужики, что-то, видно, сломалось во мне. Дед ее мент, мы вроде как собаки сторожевые, а мне это не западло. И если какая-то сука…
— Вот что я вам скажу… — В комнату вошла Катя. — Извините, господа, что я случайно услышала предложение Савелия. И хочу вам теперь сказать: вы будете еженедельно получать по тысяче долларов. Нет, платить буду не я, а генерал Аллен. Странный и непонятный человек, хотя он и помог мне. Он, как говорится, поставил вас на довольствие.
— Погоди, — удивился Бульдозерист. — Этот генерал — мультимиллионер? По штуке за неделю — это же…
— Кстати, вы уже отработали неделю, потому получите и распишитесь, — улыбнулась Катя. В комнату вошел Иван Евгеньевич.
— Пересчитайте и распишитесь.
Мужчины уставились на него. Мирославский открыл кейс, набитый деньгами.
— Извините, что в долларах, но Аллен американец и…
— Да все путем, батя, — сипло проговорил Савелий.
— А вот соглашение, — Катя положила на стол документы, — где говорится, что вы согласны выполнять работу телохранителей до того момента, как объект, то есть семья Мирославских, не откажется от вас.
— Едрена вошь, — пробормотал Савелий. — Это же…
— Тебе лучше пока помолчать, — остановил его Клоун.
Граф вздохнул:
— Но…
— Вам платит американец, — улыбнулась Екатерина. — И мне кажется, это хорошо. Во-первых, мы, точнее, вы бьете по экономике США, во-вторых…
— Где расписаться? — спросил Клоун.
— Извините, — когда он поставил подпись, спросила Екатерина, — а как вас зовут?
— Павел Иванович Савин. Но проще и удобнее — Клоун.
— А вы действительно работали в цирке? — поинтересовался Иван Евгеньевич.
— Да, и убедительная просьба, — сказал Павел, — обращаться на ты. Во-первых, легче разговаривать, такое обращение вызывает доверие, во-вторых…
