и непрактичность.
На «венский период» жизни Гитлера приходится пик его фрустрации. Когда иссякло родительское наследство и он уже не мог пребывать в состоянии невесомого дремотного парения над пространством и временем, а падение на дно общества, в беспросветную нищету и тьму с каждым днем стало неотвратимо приближаться, он был вынужден начать действовать. Положение стало угрожающим для самооценки и целостности личности, поэтому с этого момента размытые дилетантские размышления и мечтания о перестройке Вены, сооружении гигантских мостов и создании выдающихся художественных произведений отошли на второй план, освободив место более четким планам в направлении сохранения своего социального статуса. Когда обнищавший и обтрепавшийся Гитлер неожиданно обнаружил себя в ночлежке и, наконец, осознал, что период изысканного мотовства с вальяжным посещением опер отошел в прошлое, ошалевший, он с головой окунулся в ремесленничество. Теперь Гитлер на время позабыл барские привычки и трость из слоновой кости; его в это время занимали дешевые картинки, которые малевались для единственной цели – прожить и обеспечить свое физическое выживание. Как справедливо подчеркивает Фест, «социальное неуважение было для Гитлера намного тягостнее, нежели социальная нищета, и если он и впадал в отчаяние, то страдал не из-за отсутствия порядка в этом мире, а из-за недостаточной роли, которая выпала на его долю». За непризнанность и отвержение Гитлер все больше ненавидел окружающих и весь мир, но именно эта ненависть заставляла молодого нигилиста искать нечто, что могло бы лечь в основу его идеи.
В то же время не стоит недооценивать действий Гитлера в тяжелый «венский период», длившийся три с половиной года и ставший чередой угнетающих падений. Уже в это время молодой Гитлер размышлял не только над своими полубредовыми планами перестройки городов, направленными на возвеличивание собственного имени. Он, хотя и бессистемно, но довольно настойчиво искал нишу для себя, ежедневно перелистывая газеты и отдавая предпочтение радикальным воззрениям некоторых современников. Он соприкоснулся с Вагнером, Ницше, Шопенгауэром, Дарвиным, Лебоном, но не для изучения, а для поиска необходимых для создаваемой им новой теории аргументов. Это то, что Фромм назвал «учебой по цитатам», он занимался натаскиванием самого себя для тщательной маскировки невежества. Гитлер пристально наблюдал за колебаниями общественного мнения, его более всего интересовали устремления масс, и угнетаемый собственной никчемностью молодой человек с восторгом принимал для своей будущей идеологии некоторые понятия типа расовой непримиримости и ненависти к евреям. Пожалуй, главным в «венском периоде» скитаний оказалось то, что он уловил подспудное деструктивное начало в людских массах, а также понял, что эту темную сторону человеческого естества легче всего пробудить именно в массах, которые в своем коллективном стремлении к разрушению существующих табу способны легко преодолеть любые каноны нормальности. Он, и возможно, небезосновательно, полагал, что тот зверь, который сидит в нем и изнутри подталкивает его показать миру злобный оскал, также присутствует и в душах многих других, особенно у неудовлетворенных, примитивно тщеславных и лишенных идей людей. Не исключено, что таких большинство, и освобождение обывателя от рамок дозволенного возможно лишь в толпе, где теряется чувство ответственности и размывается страх перед наказанием за преступления. Вот что ему нужно – возглавить оголтелые толпы, как и он, жаждущие признания и возвышения. Ведь сам он не страшится ответственности, он – воитель и вождь. Он почувствовал в себе готовность навязать миру новую систему ценностей, основанную на безжалостном насилии и истреблении слабых.
С самого начала жизни, с момента самоидентификации и до последнего момента Адольф Гитлер был занят только собой; его исключительный, не поддающийся коррекции или влиянию нарциссизм и поражающий масштабами эгоцентризм стимулировали лишь к одному: изыскать возможность властвовать, покорять, заставить весь мир поклоняться себе как идолу. Обретя на войне социальную идентичность, подкрепленную солидным списком наград, он мог двинуться дальше лишь по единственному пути – восхождению по милитаризованной лестнице, где воля разрушителя ведет к достижению военной и политической власти, компенсирующей жизненную ущербность, творческую неполноценность и человеческую несостоятельность. Именно Первая мировая возвратила ему социальный статус, а ревностное исполнение своих обязанностей предопределило серьезную трансформацию характера. Хотя он проявлял свое женское мазохистское начало готовностью подчиняться и исполнять поручения старших по должности, тем не менее, психоаналитики отмечают заметные изменения в структуре его личности. Например, если раньше его вполне устраивало нахождение среди грязи и отбросов общества, то на войне он становится необыкновенным, поражающим сослуживцев чистюлей. Возвращаясь из окопов, Гитлер часами чистит мундир, вызывая недоумение и насмешки других солдат. Он же подсознательно намеревался очиститься от прежней грязи, от своих комплексов и мазохистских наклонностей. Несмотря на преобладающее среди исследователей феномена восхождения Гитлера мнение о том, что после прихода к власти он искусно сфабриковал ряд легенд о своих подвигах и утроил список наград, будущий фюрер действительно был хорошим солдатом. Он обрел новую реальность, на войне его фантазии впервые вплотную приблизились к подлинному миру. И хотя один из офицеров позже признавался, что никогда не назначил бы «невротика Гитлера» командовать даже маленькой группой людей, для «ефрейтора Гитлера» война послужила новым отсчетом времени. Более того, поражение Германии и подписание унизительного для Берлина Версальского договора Гитлер воспринял очень лично, как пощечину, и, похоже, именно с этого времени сообразил, что его идеология может и должна базироваться на возвышении Германии. Идея изменения миропорядка вряд ли понятна широким массам, а вот идея возрождения Германии, которую поставили на колени, должна быть с ликованием воспринята ущемленными немцами.
Именно на войне офицеры приметили удивительные способности Гитлера убеждать своих сослуживцев, и в результате по окончании военных действий его направили на курсы, после которых он силой своей пропаганды должен был укреплять сознание солдат в правильности навязываемой идеологии. Отныне работой бывшего бродяги и исправного солдата становится политическая демагогия, которая все больше захватывала его по мере роста аудитории. В ходе этой работы Гитлер забрел на собрание ДАП – Немецкой рабочей партии, основанной Антоном Дрекслером. Присоединение к политическому течению и успешный вывод его в публичное русло благодаря все той же зажигательной смеси демагогии и яростных призывов к тяжеловесным баварцам сорвать с себя маски добродетели определили сначала центральное место Гитлера в партии, а затем и его лидерство. За три года он сумел сделать партию реальной политической силой (переименованной в НСДАП – Национал-социалистическую рабочую партию через полгода после появления в ней Гитлера).
Он двигался к власти с маниакальной страстью, что позволило оттеснить соперников и добиться безоговорочного успеха во время массовых мероприятий. Именно Гитлер настоял и написал программу партии, именно он определил врагов отечества и взял в руки карающий меч. Простому же немцу, задавленному кризисами и падением экономики начала 1930-х годов, предлагалось счастливое существование и стабильный рост благополучия, чего они не могли не принять с благодарностью и благоговением. Многие факты свидетельствуют если не о мировом доминировании, то о гигантском скачке настроений в пользу пангерманизма и создания нового рейха. Один из самых красноречивых – приезд Гитлера в Вену после аншлюсса (включения Австрии в состав Германии), где, вопреки опасениям, его встречали толпы ликующих австрийцев. Исследователь феномена восхождения Гитлера Йозеф Штерн вполне справедливо настаивает на том, что личность фюрера и готовность масс воспринимать простой и понятный каждому образ его мышления и заявления способствовали созданию прочного взаимообогащающего единства. И после тщательного анализа ситуации кажется не таким уж удивительным, что толпы безработных (в феврале 1932 года число безработных превысило 6 млн) усмотрели в фигуре Гитлера весомую альтернативу сложившейся ситуации.
Американские психоаналитики в своем исследовании определили Гитлера как невротического психопата, которого преследуют постоянные фобии, а жизнь похожа на вечный фильм ужасов, просматриваемый в одиночестве. Именно эти ужасы толкали Гитлера на действия, суть которых сводилась к тому, чтобы любой ценой обрести значимость в обществе и забыть о своей ущербности, непризнанности и связанном с нею удушающем ощущении неполноценности. Ведь не случайно он стремился стать то художником, то архитектором, то величал себя писателем. Это было не столько враньем, сколько попыткой фантазера навязать окружающему миру миф о своей значительности.
