– Чудненько. Моя ставка – Джонс.
– Вообще-то его уже Холли выбрала.
Сидни морщит свой носик-кнопку. Роджера передергивает.
– Ну и что?
– Каждый должен выбирать своего кандидата.
– Почему бы Холли не выбрать кого-то другого?
– Так ведь она уже сделала выбор… это не совсем честно…
– Понятно-понятно. А на Холли кто-нибудь ставил?
– Нет.
– Тогда я выбираю ее. – Улыбнувшись сперва Фредди, потом Холли, Сидни достает из черных брючек купюру. Фредди берет бумажку так, точно она кусается. Все молчат, пока Сидни не уходит, и даже тогда продолжают молчать.
– Ну спасибо тебе, Фредди, – говорит наконец Холли.
– Это просто игра, – защищается он. – Вряд ли она… Это игра.
Джонс поспешает за Сидни, Роджер уходит в Западный Берлин. Холли, резко выдохнув, заявляет:
– Я пошла обедать.
– Я с тобой, – вскакивает Фредди. – Одну секундочку…
– Я, кажется, никого с собой не звала.
Она удаляется. Фредди снова садится, не зная, как быть дальше, и замечает, что на его телефоне мигает красный огонек голосовой почты. Странно: минуту назад ничего не мигало. Кто-то послал ему сообщение в записи.
Он берет трубку. В ней звучат переливы бархатного голоса:
– Доброе утро. Говорит отдел кадров. Мы получили ваше заявление на инвалидность, и у нас есть вопросы. Прошу вас при первой возможности явиться на третий этаж. Спасибо.
Фредди хочет положить трубку, роняет ее, хватает снова и с размаху кидает на рычажок. Руки трясутся. Он полагал, что бюрократическая машина перемелет его заявление без всякого разбирательства. Оказывается, оно не ушло от внимания кадровиков. Горящее око чудовища остановилось на Фредди. Ссылка на глупость внезапно представляется ему крайне глупой затеей.
Не проигнорировать ли вызов? Скажет, что ничего не получал, да и все. Но нет, это уж полный идиотизм. От кадров не уйдешь. Остается встретить судьбу по-мужски.
Он решает идти наверх в пиджаке. Он бы доспехи надел, будь у него таковые. К монитору приклеивается записка: УШЕЛ В ОТДЕЛ КАДРОВ.
Если с ним что-то случится, люди будут знать. Холли, в частности. Фредди на одной силе воли шагает к лифтам. Слезы подступают к глазам. Смертник! Смертник идет!
Створки лифта начинают закрываться, и Джонс, ринувшись вперед, просовывает между ними руку. В щели видна крохотная фигурка Сидни, стоящей со сложенными руками.
– Что за спешка?
Джонс заходит в лифт.
– Извините, я не знал, что вы здесь. – Вранье, конечно, но он уже усвоил, что Сидни требует к себе уважения. В этом она похожа на Роджера – а если подумать, то и на всех менеджеров, которых он знает. Значит ли это, что Роджеру предназначено стать менеджером? Сколько человек из группы, особо чувствительных к публичному признанию, действительно достигнет высот корпоративной иерархии? Пока Джонс размышляет об этом, Сидни набирает номер на своем мобильном. – Знаете… – Она поднимает на него глаза. – Я хотел бы узнать, чем занимается «Зефир». В целом то есть, в качестве основного источника прибыли. Никак не могу этого выяснить – странно, правда? – смеется он.
Взгляд Сидни снова возвращается к телефону.
– Это как с винтиками, Джонс. Им не надо знать, как работает вся машина. Их дело крутиться.
– Да, понятно. Ну а если одному винтику захотелось узнать, как работает вся машина, и его так на этом заклинило, что он плохо крутится?
– Неудачная мысль, – по-прежнему не глядя на него, отвечает Сидни.
Двери открываются. Сидни идет через вестибюль, цокая каблуками по плиткам с логотипами «Зефира», но Джонс, будучи дюймов на десять выше, легко догоняет ее.
– Ведь это же не секрет – чем наша компания занимается? – Они проходят мимо контрольного стола: Гретель, Ева, Евин букет… и Джонс слегка потеет. – Нет ведь?
– Разумеется, нет. Ты читал нашу программу?
– Да, но…
– Ты понимаешь, что мы – холдинговая компания?
– Да, – Джонс испытывает фрустрацию, – но это ни о чем мне не говорит. – Слушайте, если это не секрет, почему вы просто не скажете мне, что делает наша компания?
Сидни останавливается так неожиданно, что Джонс чуть не налетает на нее. Двери вестибюля разъезжаются перед ними, дыхание теплого дня проникает внутрь.
– Ты меня не слушаешь, Джонс. Это не секрет, но твой вопрос выдает неумение мыслить масштабно. Подумай сам: что будет с компанией, если каждый служащий захочет быть в курсе наших стратегических планов? Если все начнут предугадывать решения администрации? Компанией, в которой восемьсот директоров, управлять невозможно. Определять корпоративную стратегию – не твоя работа, не моя и не его. – Она показывает на пожилого уборщика со шваброй, который облокотился на стол поболтать с Евой Джентис. – Кто этого не может понять, тот не способен играть в команде.
Джонс, вдоволь насмотревшийся на мотивационные постеры, чувствует всю серьезность обвинения.
– Ясно, да? – Зеленые глаза всматриваются в него.
– Ясно. – Не успевает он это вымолвить, Сидни выпархивает на улицу, а он тащится назад к лифтам. Потом вспоминает о чем-то и сворачивает к контролю. Ева Джентис и уборщик смотрят на него с заметным интересом, но его вопрос обращен к Гретель: – Ну что, ты узнала, как можно попасть в административный отдел?
– А, да. Никак.
– Никак, – тяжело повторяет Джонс.
– Тебе нужно поговорить со своим менеджером или воспользоваться ящиком для предложений. Ты знаешь, где он?
– Значит, так. – Джонс барабанит пальцами по столу. – Без договоренности на второй этаж не попасть. Договориться нельзя, потому что сначала надо обратиться к Сидни. Сидни могла бы ответить на мой вопрос, но спускает на меня всех собак за то, что я его задаю. Правильно я рассуждаю? – Джонс повышает голос. Никто ему не отвечает – ни Гретель, ни прекрасная Ева Джентис, ни седой уборщик. – Может, мне расположиться на паркинге и подождать, пока ко мне не выйдет кто-нибудь из администрации? У них там места зарезервированы – что будет, если я пойду и сяду на чей-нибудь «BMW»?
– Думаю, что они вызовут охрану, – говорит Гретель.
– Ну еще бы! А пока стража будет тащить меня прочь, мне еще и лекцию прочтут о надлежащих каналах связи. Это ж надо – никто во всей компании не имеет понятия, чем она занимается!
– Сынок, – говорит уборщик, – вон там на стенке висит наша программа.
– Сссс, – говорит Джонс, выпуская воздух сквозь стиснутые зубы, и вдруг замечает, что уборщик заклинил дверь на лестничную клетку своей тележкой с моющими средствами. Как стало известно после августовской аварии, обычно эти двери всегда заперты. Джонс, смерив взглядом расстояние между дверью и уборщиком, потихоньку двигается туда.
На глазах у наблюдателей, не успевших понять, что у него на уме, он преодолевает больше половины пути. Ева спохватывается первая и спрашивает:
– Ты куда? – Что-то странное в ее тоне, не совсем страх и не совсем угроза, воспламеняет решимость Джонса.
