расстройство. Упаси господи и пронеси. Достаточно легкой приязни, считают известные психиатры. Бедный парень. Наверное, пишет стихи. Нужно будет попросить почитать. На очередном семинаре по философии… Придет? Еще как придет. Прибежит!
Закончив слушать записи, Федор набросал несколько строк на листке бумаги. Для памяти. Взял на заметку всякие шероховатости, царапинки и возникшие вопросы, на которые пока не было ответов. Листок он положил на журнальный столик у дивана. Первое, что сделает, когда проснется утром, – протянет руку и возьмет листок. Возможно, в подсознании, не знающем сна, случится озарение и появятся ответы. Или хотя бы нужное направление… А если озарения не произойдет, то соберутся они втроем в любимом баре «Тутси», и задаст Федор друзьям свои вопросы. Ему пришло в голову, что у них подобралась классическая детективно-дедуктивная компания: практик и скептик старлей Николай Астахов, он сам – интеллектуал, романтик и самую малость циник, а также доктор Ватсон – простодушный идеалист Савелий Зотов, который так мало понимает в жизни и преступлениях, что его нелепые замечания, как ни странно, иногда бьют в десятку.
Кто-то знаменитый однажды сказал, что открытия совершают невежды, которые просто не знают, что так не бывает. Пробуют то одно, то другое, тычутся, как слепые котята, и вдруг нате вам – открытие века!
Переписав кассеты, Федор аккуратно сложил их в полиэтиленовый мешочек и сунул в портфель. Завтра утром он, как и обещал, вернет их Николаю.
Теперь тексты. Следственный эксперимент. Федор потер руки в предвкушении. Так записной гурман ждет любимое блюдо в культовом ресторане. Одиннадцать листков бумаги, на которых напечатаны некие тексты. Их сочинили студенты по просьбе Федора. Они не подписаны – эксперимент требует полной анонимности. Федор объяснил ребятам задачу и попросил сочинять без выпендрежа, коротко и по делу. Конечно, молоды они еще, но Федора интересует тенденция – «тренд», как повторял недавно в телепередаче некий отечественный политик. А тенденция зависит не только от возраста.
Федор вытащил листки из папки. Ну-ка, посмотрим! Разложил на столе перед собой – одиннадцать стандартных листов бумаги, которые он сам же ребятам и раздал. И углубился в чтение.
Было около трех утра, когда Федор закончил работу. Тексты были внимательно прочитаны и рассортированы на две неравные стопки – в одной пять, в другой шесть. Некоторые листы Федор перекладывал из одной стопки в другую по несколько раз, подняв взор, полный сомнений, к потолку. Закончив, он еще раз пробежал строчки глазами. После чего перевернул листы оборотной стороной кверху и с удовлетворением рассмотрел отметки внизу. Все листы из меньшей стопки были помечены «нулем», из большей – «крестиком».
– Что и требовалось доказать! Я горжусь тобой, Федор! – сдержанно похвалил себя Алексеев, поднялся из-за стола и выключил настольную лампу.
Глава 16
Ватерлоо
Игорь Нгелу-Икиара положил ладонь на ручку двери и замер на миг. Минуту назад Вера сказала ему: «Ни пуха ни пера», а он, как она же его и научила, ответил: «К черту!» А Вера перекрестила его вслед. Из-за двери долетали голоса – знакомый бас Регины и незнакомый мужской фальцет, видимо, августейшего адвоката. Регина засмеялась. Торжествующе, как победительница.
Дизайнер все медлил, испытывая искушение повернуться и уйти. Ведь не сошелся же свет клином на Регине с ее модным домом, есть и другие. Его имя известно в определенных кругах, Игоря знают, зовут, предлагают выгодные контракты. Он хочет иметь свое дело? Будет у него свое дело! Рано или поздно, но будет! Часть денег у него есть, остальные дадут с радостью, но… Есть одно «но»! Почему ему нужна именно Регина? Ну… знакомое зло, бульдожья хватка, вечный соперник, который не даст расслабиться. Хороший менеджер, что нужно – из-под земли достанет. Не знал Игорек никого другого, на кого мог бы положиться так, как на бывшую работодательницу. Несмотря на гадкий нрав, нетерпимость к чужому мнению, буйволиное упрямство. Они работали в одной упряжке, и совсем неплохо работали. Она прислушивалась к его мнению, уступала в конце концов. Но в один прекрасный момент он почувствовал, что ему надоело скандалить по любому поводу и без повода, вопли ее кошачьи надоели, словечки, от которых покраснел бы даже биндюжник. Надоели ее грубость, хамство, жадность – мелкая дурацкая жадность! Ему казалось, что стоит попасть в столицу, и… Как он рвался отсюда!
Столица не обманула его ожиданий. Но, как ни странно… было нечто, что заставляло его испытывать чувство ностальгии на карнавальных богемных столичных тусовках. Он прекрасно знал,
Честный враг – большая удача. Так считают в Африке. Нужно признать, что Регина честный враг. Что думает, то и говорит. Никаких интриг, никаких закулисных телодвижений. Бьет сразу в лоб. Пожалуй, финт с Митрофаном – это проба пера, так сказать, в искусстве интриги. Уж очень он, Игорь Нгелу-Икиара, ее достал. Сейчас она выплеснет ему в физиономию свою новость. Страшная месть, торжество справедливости, утирание носа зарвавшемуся дизайнеру. В конечном счете, Митрофан ей удобнее. Он ее боится, им можно помыкать. И он ужасно хочет готовить показ к святому Валентину. Именно это держит его здесь, а вовсе не деньги. Ему и у Рощика хорошо. И костюмы для театра задаром шить ему тоже интересно. Уйдет Митрофан от Регины в конце концов. Так же, как два года назад ушел он сам. Хлопнет дверью и уйдет, чтобы никогда больше не возвращаться.
Так, может, ну ее на фиг, Регину? Ну, раскрутил он ее пять лет назад, сочинял, придумывал, творил, ну и что? Спетая песня. Идей у него много. Умные люди говорят, никогда не нужно возвращаться. А он пытается вернуться. Почему? Потому что… было что-то, сидело глубоко внутри маленькое, тайное чувство, нелепое, даже глупое… царапало в глубине, а он, суеверный, как все его соотечественники, не мог сказать – боже, какие глупости! Ему казалось, как бы это сказать… что Регина – его
Ему нужна Регина…
Вздохнув, дизайнер нажал на ручку двери. Вошел. Присутствующие повернулись к нему и замолчали. Митрофан сидел в углу на стуле, с затравленным выражением лица, в зеленых джинсах и красной до колен рубахе, рыжие патлы приглажены и собраны в пучок на затылке, крупные по-щенячьи кисти лежат на мосластых коленях. Регина, как богиня мщения, раздувая ноздри и горя взором, помещалась за столом. Сухой, как стручок, тип с брюзгливым выражением на узком лице, в черном костюме и клетчатой желто- зеленой бабочке (какая дикость!), похожий на распорядителя на похоронах, стоит у окна, руки сложены на груди.
– Региночка! – вскричал дизайнер, перелетая через комнату в немыслимо элегантном прыжке. – Извини, ради бога, за опоздание, не мог поймать тачку! Это тебе!
Он протянул ей белые парниковые тюльпаны, восково-прозрачные, с бледными узкими листьями. Запахло влагой и травой. Регина открыла было рот, но Игорек не дал ей и слова вымолвить.
– Прекрасно выглядишь, – сказал он восхищенно, падая в кресло напротив нее и вытягивая длинные ноги далеко под стол.
Ни Митрофана, ни сухого типа он, казалось, не заметил. Стручок поменял позу. Полуотвернувшись, он теперь заинтересованно смотрел в окно. Митрофан сжался в своем углу.
– Региночка! Я так виноват перед тобой!
Регина, казалось, была озадачена. Она подозрительно смотрела на дизайнера, приоткрыв рот.
– К сожалению, придется отложить наши планы, – продолжал Игорь. – Я возвращаюсь в столицу. Подвернулся интересный проект, жаль отказываться. Знаешь, я давно мечтал о выставке африканских
