– Я спросил, как ты относишься к педиофобии.
– К чему? К педиофобии? А что такое педиофобия?
– Неужели не знаешь?
– Подожди… Что-то о страхах… где-то попадалось. Боязнь… фигур?
– Ну… почти. Боязнь кукол. В широком смысле.
– Кукол? Неужели… кто-то боится кукол?
– Боятся всего, Савелий, – зеркал, еды, замкнутых пространств, сна, принятия решений и так далее. Всего не перечесть. Человек – животное с выдумкой. А куклы… это особая статья. Их с человеком связывают весьма сложные отношения. Вот, например, еще тысячи лет назад продвинутые жрецы Древней Греции любили использовать для своих сеансов всякую машинерию, в результате боги в храмах двигали головой, руками и ногами, что создавало атмосферу страха и чародейства. Перепуганный народ валом валил в храмы и рыдал от ужаса. И платил, платил…
А известный тебе Дедал, папаша Икара с крыльями, был замечательным механиком и любил строить статуи с механизмом внутри. Его знаменитая Венера била все современные художественные каноны. Она оказалась обнажена, что было непривычно, потому что священные фигуры, Савелий, в те времена изображали исключительно одетыми, в хламидах, и удивительно хороша собой. Кроме того, у нее двигались руки и ноги. Толпы ломились взглянуть на это чудо, ахнуть и замереть от священного ужаса. Говорят, люди сходили с ума от одного ее вида.
Вообще, должен заметить, этот раздел истории Древнего мира незаслуженно ускользает от внимания широкой общественности. А историков интересует больше политика, чем куклы. Тут нужна любовь, как у Манохина с манекенами. Известно ли тебе, Савелий, что у механиков Родоса и Крита, например, была дурная слава – считалось, что их механические куклы живут поддельной жизнью… и способны на все. Существовал даже такой термин –
Они были везде, эти механические куклы, и в Малой Азии, и в Древней Индии, и в Вавилоне… Везде! И все их боялись. Ловкие люди использовали их даже в политике – однажды на празднестве в Риме… если мне не изменяет память, это имело место быть в середине шестого века, во время торжественного шествия статуи богов отвернули головы от публики. Народ был потрясен, перепуган, тут же начались уличные беспорядки, призывы к свержению власти и так далее. Так что не все просто, Савелий. Этот страх возник не на пустом месте и имеет тысячелетнюю историю. И умные люди знали, как этим пользоваться. Да возьми даже все эти фильмы-страшилки про кукол-убийц, кукол-садистов и так далее…
– И ты позвонил мне в три ночи… чтобы все это рассказать?
– Неужели тебе не интересно?
– Интересно, конечно, но… а почему вдруг куклы? Откуда такой интерес в три ночи?
– Дались тебе эти три ночи… А знаешь ли ты, Савелий, что куклы для любви были известны еще в семнадцатом веке, французы называли их
– О чем ты говоришь? Какие фем… куклы… при чем тут куклы? В чем дело, Федя? Почему они называются фемботы? Что за слово такое? – недоумевал вырванный из сна Савелий.
– Фемина-робот, роботесса. В отличие от андроида – робота-мужчины. Знаешь, они даже разговаривают… и вообще!
– Господи, Федор! Какие роботы?
– Да это так, к слову. Как по-твоему, Савелий, манекенов можно отнести к куклам?
– Манекенов?! – поразился Савелий и замолчал.
– Да!
– Ты думаешь… этот с манекенами… он их боится и потому вешает?
– Не исключаю, Савелий. Как тебе такая версия?
– А Коля знает?
– Пока нет, я начал с тебя. Думаешь, стоит ему позвонить?
– Сейчас? Я бы не стал. Подожди до утра.
– Ты прав, как всегда. Ну так что же ты думаешь?
– Не знаю, Федя. Как-то это… слишком экзотично. Почему именно манекены? Он мог разбить статуи в парке, накупить кукол и сломать… Непонятно как-то. Я бы еще согласился с твоей версией, если бы он вытащил танцующих кукол из первого магазина… но он их оставил, а взял почему-то манекен. Не знаю…
– А зачем он вообще это делает, как по-твоему?
– Да мы же обсуждали… Я думаю, хулиганит. Или… – Савелий замялся.
– Что?
– Или дело не в манекенах.
– Не в манекенах? Интересная мысль. А в чем?
– Не знаю. Это протест… Понимаешь, Федя, у него что-то случилось, и он…
– Слетел с нарезки?
– Ну… вроде того.
– А манекены тут каким боком? Они при чем?
– Ну… при чем-то.
– Понятно. Слушай, Савелий, поставь себя на его место… С какого перепугу ты стал бы вешать манекены?
Зотов молчал.
– Савелий, ты спишь?
– Нет, я думаю.
– И что?
– Понимаешь, Федя, манекены – это не главное… как бы тебе объяснить… Это орудие! Подручное средство, что ли…
– А что главное?
– Что-то другое. Не знаю.
– Понятно. Глубокая мысль. Спасибо тебе, Савелий. Да, еще вопрос. Как ты его видишь? Сколько ему лет, по-твоему?
– Ну… не знаю. Не старый еще.
– Почему ты так думаешь?
– Ну… необычное решение, максимализм какой-то…
– Да уж, необычное, – проворчал Федор. – Ты хочешь сказать, что удовольствие от процесса повешения манекена несоизмеримо с возможным наказанием, если его поймают? То есть ты хочешь сказать, что это бессмысленно и нет выгоды?
– Ну… да! Если бы просто хулиган… а то слишком сложно и опасно.
– Именно! Именно, Савелий. Я тоже так думаю. Значит, консенсус. А теперь послушай, как увидели его мои ребятишки: не особенно умен, молод, социально незрел, присутствует элемент игры, произошло нечто, после чего он слетел с нарезки. Обида. С этим я, пожалуй, могу согласиться, – заметил Федор. – Ладно, Савелий, спи дальше. А я пойду сварю себе кофе и буду думать. Спасибо, ты мне очень помог. Спокойной ночи.
– Ага… давай… – зевнул Савелий и отключился.
– Манекены как подручное средство! – произнес с удовольствием Федор. – Интересная мысль… Значит, педиофобия… ни при чем? Жаль, красивая версия и необычная.
Он встал из-за стола, с трудом разогнул занемевшие члены и отправился варить кофе.
Спустя полчаса он принес из кухни тарелку с бутербродами и большую керамическую кружку с кофе. Поставил на стол и произнес громко:
– А теперь вернемся к нашим баранам. Какая там очередная версия?
