нет толпы. Почему именно манекен, а не живую? Трусоват, слаб, не уверен в своих силах. Боится. Одинок. Рано или поздно примется за живых.
– Типун тебе на язык! – в сердцах сказал Федор, жуя бутерброд. Такая мысль уже приходила ему в голову. – Сексуальный маньяк? Вряд ли… не похоже. А на что похоже? А ни на что!
– Вполне вероятно. Принимается. Но если бы все было так просто! Хорошо бы.
На этом обычные версии закончились. («Негусто», – пробормотал Федор.) Дальше пошла экзотика. Номера пять, шесть и так дальше.
Федор хмыкнул – а что? Неплохо. Что-то в этом есть. Паллиатив. Плацебо. Пустышка. Но шарфы, увы, не вписываются. Шарфы – это заранее обдуманное намерение.
– Не иначе, маленькие зеленые человечки из неопознанных летающих объектов, – пробормотал Федор.
В общем, социоробот уже виделся ему. Получился он слегка ущербный и плоский, но вполне претендующий на жизнь.
И что? А ничего. Топтание на месте.
Последнее эссе. Федор потянулся и зевнул. Ныли спина и шея. Часы показывали четыре утра.
– Еще одно последнее сказанье, и рукопись закончена моя! – продекламировал Федор и взял последний листок.
«
«
«Однако!» – подумал ошеломленный Федор. Перевернул листок, хотя догадывался, кто автор. Катя Клычко, большая толстая девушка со второго курса. Молчаливая, спокойная, всегда одна, всегда в сторонке.
– Ах ты, бедняга! – воскликнул Федор. – А я тоже хорош, педагог! Неужели тебе так плохо? Придется провести беседу о ценности всякой человеческой личности, невзирая на скромные внешние данные.
«Но что-то в этом есть… насчет шарфов в тон платью… что-то есть… Очень по-женски. По-женски? Женщина? – Он задумался. – Нет! Все во мне протестует против такого расклада. Но… неужели все-таки? Вряд ли… попробуй-ка выбей витринное стекло! Хотя крупная женщина, пожалуй, смогла бы…
Да и с местью что-то не так! Не знаю! Не чувствую. Если мстят и выбирают тех, кто похож на обидчицу… Вот если бы ей разбили лицо, или заляпали краской, или выдрали волосы, я поверил бы, а тут просто повесили. Или вывесили. Привлекли к ней внимание. Эксгибиционизм какой-то, честное слово!
Савелий сказал, что манекены не главное? Или что-то в этом роде… – вспомнил он. И не в них дело… Дело не в манекенах… не в манекенах… а в чем же… в чем же тогда?»
Федор уставился на темное окно. Что-то брезжило в подсознании, какая-то мысль рождалась в муках и торила путь наружу. Эксгибиционист… Выставляет на обозрение зачем-то! Вот-вот… сейчас… Шарфы!
– Черт! – вскричал вдруг Федор, вскакивая. – Неужели?!
Он с силой потер лицо ладонями. Посмотрел на часы. Половина пятого. Ложиться спать поздно, начинать действовать – рано. Значит, холодный душ, опять кофе, сесть и думать!
Полный азарта, он вытащил из стопки чистый лист, взял карандаш и сказал, обращаясь к воображаемому преступнику:
– А теперь, господин убийца манекенов, пожалуйте-ка в ловушку! Сейчас мы вас загоним в некую пространственно-временную схему и вычислим! Чисто умозрительно, как и полагается всякому уважающему себя философу-детективу. Или детективу-философу. Точка.
Глава 24
Заговор
Вечером Савелий Зотов и Федор Алексеев сидели в баре «Тутси». Ждали Колю Астахова. Федор был странно задумчив. Савелий с трудом удерживал зевки. Последнее время он плохо спал. Его одолевали всякие мысли о жизни и его в ней месте. Насчет посадить дерево, построить дом… и тому подобное. Он взглянул на свежего Федора, который тоже не спит по ночам, весь в философских раздумьях, и вздохнул. С Феди бессонная ночь как с гуся вода, а он, Савелий, если не выспится, голова совсем не варит и настроение… тоже поганое.
Федор молчал, время от времени испытующе взглядывал на Савелия, и тот, не выдержав, спросил наконец:
– Что?
– Дело есть, Савелий.
– Дело? – удивился тот. – Какое дело?
– Важное. Важное и опасное. Требуется полная тайна. Обсудим, пока нет старшего лейтенанта.
– Опасное?
– Очень. Ствол есть?
Простодушный Савелий не всегда догонял шуточки Федора, зачастую они проскакивали мимо него.
– Какой ствол?
– Пистолет. Или винтовка. У тебя, Савелий, есть винтовка?
– У меня? – испугался Зотов. – Нет! Я и стрелять не умею.
– Плохо. Ладно, тогда я возьму.
И снова Савелий ничего не понял. Он видел, что Федор, обычно спокойный и выдержанный, возбужден, явно нервничает, и за версту видно, что мыслями он далеко. Он напомнил Савелию приготовившегося к драке кота – подрагивают кончики ушей и хвост, и от шерсти отскакивают голубые искры.
– Что случилось, Федя? – сделал он новый заход.
– Запомни этот день, Савелий, – торжественно произнес Алексеев. – Сегодня мы с тобой поставим точку в деле об убийце манекенов.
– Поставим… Как точку? Ты что, вычислил его? – Савелий недоверчиво смотрел на друга.
– Я его вычислил, Савелий. И мы возьмем его сегодня ночью.
Зотов обалдел окончательно.
– А… а… Коля знает? – выдавил он из себя.
– А надо?
– Но, Федя, как же без Коли?
– Знаешь, Савелий, что я подумал… – Федор смотрел на него очень серьезно и немного печально. – Мы возьмем его без шума и пыли, без сирен, автоматов, перестрелок и мигалок. Насчет ствола я пошутил. Это во-первых. А во-вторых, Николай нам все равно не поверит. Ты же знаешь, он скептик, он в принципе никому не верит. Только издеваться будет. А в – третьих, Савелий… тут еще такое соображение. А если мы