Мне едва не стало дурно при мысли, что рано или поздно обо мне узнает широкая общественность. Что тогда начнется! Люди понесут мне свои беды, тайны и страхи. Негодяй Урбан сделал первый шаг, рассказав обо мне в своей передаче. Мне казалось, я уже слышу крики «ату ее!».
«Так, спокойно! Без паники!» – приказала я себе. Что, собственно, произошло? А произошло то, что я увидела картинку-вспышку убийства… Стоп! Мне впервые пришло в голову, что убийства-то я и не видела. В первый раз я видела сон: я бежала по лесу, смеялась и звала кого-то, кто бежал следом. Серебряный перстень я увидела, когда Александр стал задавать мне вопросы…
Затем я увидела отшатнувшуюся Стеллу и красные брызги на стене, которые приняла за кровь. А в третий раз – мужчину и женщину на лестничной площадке… Но я не видела самого убийства, per se, так сказать. Мои картинки скорее предшествовали убийству. Я видела сцену за минуту, а то и меньше, до финала и чувствовала при этом страх и тоску.
И еще была странность… Две первые картинки я увидела во сне, третью наяву. В первый раз я перевоплотилась в жертву. Я помню, как бежала по лесу и ветки цеплялись за мои длинные волосы, помню холодную черную воду озера, дыхание за спиной. Формат восприятия менялся – каждый раз он был другим.
И еще одна мысль пришла мне в голову – я видела три убийства. Три! Почему только три? В городе за это время их случилось много больше. Почему именно эти три? Я не напрашиваюсь, боже упаси, но просто интересно. Чем они отличаются от других? Что их связывает? Или следует спросить, что связывает их со мной? Первую жертву, легкомысленную молодую женщину с Черного озера, я никогда в жизни не видела. Никого из ее компании не знаю.
Стелла… Случай со Стеллой можно хотя бы объяснить, пусть с натяжкой, – мы дружили, были близки. Я почувствовала ее боль и отчаяние. Это, конечно, не объяснение, но за неимением лучшего…
Динка работала со мной. Мы были не близки, а совсем наоборот. «Лучше бы я ее уволила», – подумала я. Я похожа на приемник, ловящий сигналы лишь на определенной частоте. В каком-то детективном романе жертве вставили зубную пломбу с радиоприемником. Перед моим мысленным взором появилась старинная бабушкина радиола «Латвия». Деловито мигая зелеными огоньками и потрескивая, она принимала радиоволны со всех концов земного шара и превращала их в человеческую речь и музыку. На долгую секунду я превратилась в приемник, и волны, щекоча, бились внутри меня. С трудом освободилась я от наваждения… Хватит!
Я опять не спала всю ночь. Вы ни за что не догадаетесь, чем я занималась. Я разбирала чемодан, упакованный прошлой ночью. Подъем мой прошел, и на Мальту мне больше не хотелось. Я не верила, что она существует – лежит посреди Средиземного моря, искрясь на солнце; не верила, что под платаном сидит и ждет меня безмятежный господин Бьяготти, покачивая головой. Мне казалось, вокруг меня образовался вакуум, водоворот, воронка, в которой исчезали люди, мысли и поступки.
Вопросов было много, ответов – ни одного! И самый главный: как жить дальше? Жизнь впереди казалась безрадостной и страшной. Я представила себе, как бреду неизвестно куда по разбитой безлюдной дороге, а в воздухе быстро сгущаются сумерки…
Почему я? Я вдруг вспомнила, как Александр сравнил меня с человеком, нашедшим золотую монету. Только то, что я нашла, было не монетой. И золотом это не назовешь. Это скорее закрытая шкатулка, и внутри что-то гремит и перекатывается, а ключ давно потерялся. Можно лишь строить фантастические предположения о том, что там спрятано. И выбросить нельзя, и отдать никому нельзя… Ничего нельзя…
Я уже жалела, что бросила трубку, не желая разговаривать с Александром. Затмение нашло. Он-то каким боком? Мне стало стыдно. Если б Урбан был со мной, он с его опытом сумел бы найти объяснение… Хоть какое-то. Он больше знает об этих вещах. Я вспомнила, как он успокаивал меня, как повторял: «Ксенечка, не нужно бояться», и мне стало еще горше. Даже если бы он сидел молча и держал меня за руку, мне было бы легче. Я вспомнила голубя из церкви, его бессмысленный и безнадежный полет… Вот прицепилось! То я кажусь себе приемником «Латвия», то заблудившимся голубем.
– Позвони! – взмолилась я. – Пожалуйста! Я больше не буду. Ты мне нужен!
Был еще капитан Астахов – материалист, не верящий в чудеса. Я беспокоила капитана – его прагматизм отвергал меня, а суеверие, загнанное глубоко в подполье, бубнило под нос и сучило ножками. «А ведь было, – бубнило суеверие. – Было же! А может, и правда что-то в этом есть… хоть чуть-чуть… а?»
Мне казалось, я коверкаю жизнь капитану.
Я уснула сразу и проспала до самого утра. И в эту ночь мне ничего не снилось.
А капитан Астахов, материалист и диалектик, в тот вечер допоздна засиделся с друзьями в маленьком баре «Тутси», где, как правило, собирались только свои.
Друзей было двое: Федор Алексеев и Савелий Зотов. То есть сначала пришел Алексеев, бывший коллега капитана, тоже капитан, сменивший военный мундир на академическую тогу, образно выражаясь, и преподающий философию в местном педагогическом университете. И только потом примчался взмыленный Савелий Зотов – главный редактор местного издательства «Арт нуво», и плюхнулся на свободный стул.
– Кто это? – Капитан Астахов с изумлением уставился на Федора. Тот пожал плечами.
– Ребята, вы чего? – Савелий смотрел на друзей своими небольшими, близко посаженными глазами. – Сердитесь? Честное слово, не мог раньше.
– Вроде похож на Савелия, – продолжал неуверенно капитан Астахов. – Но прическа другая…
Зотов немедленно прикрыл лысину ладонью и побагровел. Еще недавно у него действительно была другая прическа. Он маскировал лысину жидкими прядями пегих волос, зачесывая их справа налево. Но потом молодая жена убедила Савелия, что лысина его совсем не портит, и… вот! Ему казалось, что всем только и дела что до его новой прически, и он страшно стеснялся. Особенно беспокоил его невоспитанный капитан Астахов, который с легкостью необыкновенной мог сказать любую гадость.
– Это Зотов, – заступился за редактора Федор. – Прекрасно выглядишь, Савелий. Мужественно, без неуместного кокетства. Результаты социологических опросов говорят, что женщинам очень нравятся лысые мужчины – за солидность и надежность. И вообще, ученые доказали, что волосы вылазят от переизбытка гормонов… тех самых! Поздравляю. На Кольку не обращай внимания, у него жизнь сам знаешь какая. Как гласит восточная мудрость – если собака кусается, значит, в прошлой жизни она была человеком. Как жена, Савелий? Дети?
Зотов расцвел. Свою жену Зосю он обожал, равно как и двоих детей – двухлетнюю девочку Настю и годовалого Кирилла. Он уже собирался подробно ответить на вопрос Федора, но грубый капитан Астахов его перебил.
– Савелий, – обратился он к другу, – ты у нас книжный червь, ты все книжки прогрыз, вот ответь мне, простому менту, что такое «ясновидение».
– Ясновидение? – удивился Савелий. – А что?
– В каком смысле «а что»? – уточнил капитан.
– Ну… зачем это тебе?
– Мне не нужно. По мне, так лучше бы его вообще не было. Отвечай давай, не виляй. Что такое «ясновидение»?
Савелий был хорошим редактором, но никудышным оратором. Иногда, правда, он увлекался и выражал мысли довольно связно.
– Ясновидение… – повторил он задумчиво. – А почему не Федор… он же философ?
– Федор уже отстрелялся, – ответил Астахов. – Теперь ты. Что говорится о ясновидении в популярной литературе и дамских романах?
– Ну, это… вроде телепатии, – начал Савелий. – Вот, например, малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона… мы выпустили в январе… говорит, что это способность… э-э-э… лица воспринимать без помощи органов чувств… все! Вне, так сказать, условий времени и пространства. То есть видеть прошлое и угадывать будущее. Но… – Савелий поднял указательный палец, призывая к вниманию. – Все опыты над сомнамбулами и… э-э-э… людьми в состоянии… гипноза не подтвердили возможности ясновидения.
– Значит, оно не существует?
