Кейт посмотрел в другую сторону, на озеро и плакучую иву. Salix babylonica — вавилонская ива. Он помнил это название, потому что Роу часто цитировал Библию: «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали…»[2]
Проклятие! Кейт заморгал, отгоняя слезы.
Ива боролась за жизнь в не слишком подходящем ей северном климате.
«Я сохраню ее для тебя, Роу. Как-нибудь».
Теперь это его дело, как владельца или опекуна, заботиться обо всем этом — об озере, о деревьях, местных и привозных, об оленях, о тщательно спланированных садах и парках, о каждой травинке. Теперь все на нем.
И длинное серовато-коричневое каменное здание, как воплощение простоты и достоинства стоявшее среди цветущих садов.
В первый раз Кейт заметил, что солнце сияет в голубом небе. У природы траура не бывает, это ему стало ясно еще на войне, но Кейту хотелось дождя.
Карета подъезжала к крыльцу. Широкие ступени вели к высоким парадным дверям, по обеим сторонам которых висел герб графа Малзарда, задрапированный черным.
Кейт такого прежде не видел. Когда умер отец, он был слишком далеко и слишком вовлечен в военные действия, чтобы вернуться.
Как только карета остановилась, распахнулись двери, и вышли четыре лакея в зеленых ливреях, все с черными повязками на рукавах, в черных перчатках и чулках. Слишком много слуг для того, чтобы просто открыть дверцу кареты и забрать небольшой багаж Кейта и Перри.
Его считают графом? Или все в состоянии неопределенности и ждут сообщения Артемис? Пока Кейт поспешно собирался, лакей Перри отнес письмо в палату лордов. Письмо официально извещало о смерти графа Малзарда и содержало просьбу разъяснить закон о наследовании. В ответе сообщалось, что дело вдовы сообщить о своей беременности.
Так что сказала Артемис?
Один лакей открыл дверцу кареты, другой опустил ступеньки. Кейт испытывал постыдное искушение забиться в угол, словно его привезли на виселицу. Однако положение обязывает. Обязывает с неумолимой силой мельничных жерновов, которые вращает река в половодье. Кейт выбрался из кареты.
Тут же вперед выступил какой-то джентльмен в скромной одежде и поклонился:
— Добро пожаловать домой, сэр.
Значит, никакой уверенности еще нет.
Это мажордом, но, черт побери, как его зовут? Это не Тривз, которого Кейт знал с детства, тот ушел на покой и живет теперь в северном крыле. Этот энергичный детина лет сорока был тут во время его последнего визита два месяца назад, но Кейт не помнил, как его зовут.
Горе извиняет это упущение.
— Спасибо, — сказал Кейт. — Меня сопровождает мой друг мистер Перрьям.
Он заставил себя подняться по ступенькам, не оглядываясь. Не нужно платить форейтору. Об этом позаботится управляющий. Не нужно нести вещи. Тут более чем достаточно услужливых лакеев.
Не нужно беспокоиться о Перри, который всегда мог сам о себе позаботиться.
Он свободен от всех грузов, кроме самого тягостного. Нужно только войти, поговорить и стать.:. Кем? Графом или опекуном будущего младенца-графа?
Кейт вошел в двери с гербами и проследовал в холл. Это успокоило бы, если бы напомнило о детстве. Он был счастлив здесь. Однако Роу переделал холл в современном стиле. Дубовые панели сняли, заменив серыми стенами, установили колонны из искусственного мрамора и копии греческих статуй в голубых нишах.
Эти и другие перемены два месяца назад просто шокировали Кейта, хотя он надеялся, что сумел скрыть это. Да, все это элегантно и не хуже, чем у других, но он грустил по старому Кейнингзу. В годы, проведенные на чужбине, мысль об уютном старомодном доме, с темными деревянными панелями, с привносящими оживление собаками отца, согревала его в полном хаоса и неопределенности мире.
Мать не вышла приветствовать его, но он этого и не ждал. Никаких неподобающих проявлений чувств перед слугами. Она в гостиной наверху. Кейт повернулся к Перри и мажордому, чье имя по-прежнему не мог вспомнить. Похоже, такое начало не предвещает ничего хорошего.
— Я оставляю тебя в надежных руках, Перри. Будьте любезны, проследите за всем, — неопределенно добавил он, обращаясь к джентльмену в сером, и зашагал вверх по массивной лестнице, в душе радуясь тому, что Роу не успел заменить ее на легкую, изящную, с плавными изгибами, о чем в свое время говорил.
Дверь в гостиную была закрыта, но стоявший рядом лакей распахнул ее. Кейт вошел и услышал, как дверь закрылась за ним.
Комната тоже была переделана в современном стиле, но здесь результат радовал больше. Бледные стены и яркая обивка ловили свет, лившийся из трех окон со шторами цвета слоновой кости. Легкая современная мебель гармонировала с цветовой гаммой.
Мать с книгой в руках сидела на желтом канапе у центрального окна. Артемис, вдова Роу, устроилась справа с рукоделием, кусочек белой ткани резко контрастировал с черным нарядом. Обе в глубоком трауре. Недавняя потеря оставила следы на их лицах.
Его потрясение так же заметно?
В дороге Кейт пытался найти правильные слова для этой невозможной ситуации. Соболезнования означали бы, что он не испытывает столь же сильного горя. Выразив сожаление о своем возможном наследовании графского титула, Кейт поставит их в неловкую ситуацию. Что они могут ответить? Напрямую спросить Артемис, не беременна ли она, невозможно.
Он поклонился:
— Мама, Артемис, какое горе!
Его пухлая мать ответила печальной улыбкой и протянула руку.
— Да, Кейтсби, но мы оба знаем, что ты сделаешь все возможное.
Если бы только она не произнесла это так, словно хорошего ждать нечего.
Он взял ее руку.
— Я ехал быстро, как мог, мама.
«Черт побери, уже извиняюсь?»
— Все произошло внезапно, — тихо сказала Артемис. — Меня тоже могло не оказаться рядом. В прошлом месяце я возила детей в Галгарт-Холл…
Кейт с признательностью повернулся к невестке:
— Действительно ничего не предвещало? — Черт, у нее слезы на глаза навернулись. — Извини, тебе тяжело говорить об этом.
— Нет-нет, все в порядке. — Артемис вытерла нос платком, обшитым черным кружевом. — Но пожалуйста, сядь, Кейтсби. Ты такой высокий. Совсем как…
«Как Малзард» повисло в воздухе. Артемис всегда так называла мужа на людях. Кейт и Роу были почти одного роста, правда, Роу казался поуже. Точнее сказать, он отличался худобой, несмотря на здоровый аппетит.
Подвинув кресло, Кейт сел между дамами, потрясенный глубоким тихим горем Артемис. Каких бы злоключений она ни ожидала в жизни, но только не смерть мужа в столь молодом возрасте.
Роу выбрал прекрасную жену — не красавицу, но с приятной внешностью, добрым сердцем, обладавшую грацией и уравновешенностью, необходимыми в ее положении. Она происходила из могущественного йоркширского семейства Ховардов, хотя на фамильном древе отстояла далеко от графа Карлайла.
Вдобавок Артемис — во всяком случае, раньше — была добродушной и прекрасно дополняла рассудительного Роу. Ее тихое сияние теперь погасло. Хотя она казалась спокойной, легкость исчезла, и, несмотря на всю свою уверенность, она, похоже, не могла говорить о смерти.
— У него что-то случилось с головой, — хрипло сказала мать. — Следовало раньше послать за доктором, но это была всего лишь головная боль.
— Ничего нельзя было сделать. — Артемис посмотрела на Кейта. — Он жаловался на головную боль
