кровоизлияние в мозг, но наверняка никто не может это распланировать. И уж конечно, не Кейт. Ему свойственна горячая импульсивность, а не холодный расчет.
Хотя… Кейт признался, как сильно всегда хотел Кейнингз.
Пруденс вздохнула и запрокинула голову, пытаясь ослабить болезненное напряжение в шее.
Вот уж действительно пандемониум. И не только из-за дурных ожиданий, но и из-за мрачных подозрений.
Ей хотелось броситься к Кейту, вывалить ему все это, но он явно не знает о ненависти невестки. Лучше по возможности оставить это в тайне. Однако необходимо обдумать, способна ли Артемис причинить ему вред.
Пруденс не думала, что дело зайдет дальше злых слов. В конце концов, если Артемис хотела отравить Кейта, у нее для этого было несколько недель. Пруденс молилась, чтобы невестка покинула Кейнингз. Теперь в нем новая графиня.
После стука главная дверь открылась, и вошла служанка. Она была молода, круглощека и сильно нервничала. По сравнению с ливрейными лакеями одета беднее. Бесформенное черное платье прикрыто грубым белым фартуком. Чепец и чулки, разумеется, черные, но чулки на щиколотках собрались в гармошку, а чепец сильно велик. Если ее одежда обычна для служанок в Кейнингзе, это придется изменить.
Девушка принесла большой кувшин горячей воды и едва не расплескала ее, нервно присев в реверансе.
— Я Карен, ваше сиятельство. Меня послали принести воду, ваше сиятельство. И помочь вам.
Что такого сказала Артемис, если служанка так нервничает? Что новая графиня будет суровой госпожой?
Пруденс с улыбкой встала.
— Спасибо, Карен. Какое необычное имя!
— Каренхаппух, ваше сиятельство. Оно упоминается в Библии.
— Правда? Где? — Пруденс нужен был обыденный разговор. Однако служанка не двигалась. — Налей воду, пожалуйста.
Карен поспешила к фарфоровому тазу.
— В книге Иова, ваше сиятельство. Каренхаппух — одна из дочерей Иова, ваше сиятельство, родившихся после окончания его испытаний. Викарий говорит, что правильно Каренхаппух, ваше сиятельство, но я всю жизнь была Карен.
Пруденс сообразила, что она все еще в шляпке, вытащила булавку и сняла ее. Возможно, это облегчит головную боль. Бесконечное повторение слов «ваше сиятельство» только ее усилило. Это необходимо? Если и так, то она положит этому конец.
— Пожалуйста, называй меня «миледи», Карен, — попросила Пруденс, отдав служанке шляпку. Она подошла к рукомойнику и огляделась. — Мыло есть?
— Ох! Да, ваше сиятельство. Я хотела сказать «миледи».
Служанка положила шляпу на кровать и полезла в карман. Она вытащила фарфоровую баночку и поспешно поставила рядом с тазом.
Пруденс снова поблагодарила её, но поняла, что девушке явно не хватает навыков. Без сомнения, и у вдовствующей графини, и у Артемис вышколенные горничные, но ни одну из них не прислали помочь ей.
Вымыв руки, Пруденс спросила:
— Каковы твои обычные обязанности, Карен?
— Я одна из нижних горничных, ваша… миледи.
Прислать ее — это оскорбление.
Умывшись, Пруденс обдумывала, что делать. Кейт предупредил, чтобы она не мирилась с дерзостью слуг. Но никак не упомянул о злобных выходках его родственников. Можно потребовать другую горничную, тогда эта девочка решит, будто графиня обижена. Если ничего не сделать, все домочадцы станут посмеиваться над новоиспеченной графиней и решат, что она слишком дурно воспитана и не разбирается в тонкостях или слишком труслива, дабы потребовать то, что ей полагается. Ей очень хотелось совета Кейта, но домашнее хозяйство — это ее забота, и она должна стоять на своем.
Пруденс вытерла лицо и повернулась.
— Я скоро найму горничную, Карен, а пока ее обязанности будешь исполнять ты.
У девушки глаза округлились.
— Вашей горничной, миледи?!
— Разве не это ты сейчас делаешь?
— Я… меня просто послали с водой, миледи, и помочь вам, если вы что-то захотите.
У Пруденс сердце упало от ощущения, что она совершила ошибку, но теперь отступать нельзя.
— Это часть обязанностей горничной. Тот, кто тебя сюда послал, считает, что ты подходишь для этой роли, так что pro tern[8] это будут твои обязанности.
— Pro tern, миледи?
— Временно. У тебя нет необходимых навыков, но несколько дней ты побудешь моей горничной.
Пруденс вдруг поняла смысл сказанного. Неудивительно, что у девушки, судя по всему, голова пошла кругом.
— И получишь соответствующую плату. За те несколько дней, что будешь исполнять обязанности моей горничной.
— Да, миледи. Что вы теперь хотите, миледи?
Увидеть Кейта! Но она не может бегать к нему из-за каждой мелочи.
— Чаю, — сказала Пруденс, жалея, что не может потребовать к нему еще и бренди.
Девушка присела в реверансе и поспешно вышла.
Пруденс потерла лицо, вдыхая сладкий запах хорошего мыла. По крайней мере этого не пожалели, и полотенца были чудесные, каких она в жизни в руках не держала.
И у нее есть бренди.
Пруденс вытащила красивую фляжку, вдруг вспомнив, что она означает. Кейт купил фляжку в Лондоне, думая о ней. Это не любовь, но что-то подобное. Пруденс отпила, но мало: во-первых, бренди едва осталось на донышке, а во-вторых, она посчитала, что алкоголь ей скоро снова понадобится. Кейт назвал джин голландским лекарством. Вероятно, бренди — это французское лекарство. Но как бы то ни было, пора обживать эти комнаты.
Пруденс прошла в будуар, обнаружив прелестную комнату с хорошим освещением. Изящный китайский ковер лежал на полу, бледно-голубые стены завешены картинами с изображением цветов. Перед камином диван и два мягких кресла, у окна маленький столик для уединенной трапезы. У стены пустой книжный шкаф и письменный стол.
Пруденс почувствовала призрачное присутствие невестки. Это была личная комната Артемис, где она могла позволить себе непринужденность. Еще одно место, откуда смерть выселила ее. Как трудно все это было…
Письменный стоя такой красивый. Пруденс провела пальцем по инкрустированной столешнице с изображением цветов. Подняв крышку, обнаружила кожаную поверхность с золотыми краями. На внутренней стороне крышки была изображена пасторальная сцена с пастухами и пастушками.
Почему Артемис не забрала столик и другие вещи, которые ей дороги, в комнаты, где жила теперь? Если предложить их ей, это поможет? Или ее обидит, если все это убрать и заменить другими вещами?
Возможно, Артемис оставила вещи здесь, потому что любила Кейнингз, как любил его Кейт, и не хотела уезжать. Возможно, как отец Пруденс, она цеплялась за надежду, что реальность изменится и все останется по-прежнему.
А мать Кейта? Она молится, чтобы ее обожаемый старший сын, лучший сын поднялся из могилы, как Лазарь?
Пруденс вздохнула и открыла неглубокие ящики. Они были пусты. Ей нужна бумага, перья, чернила, воск для запечатывания писем…
И печать, как у Кейта?
Слишком много надо знать. Слишком много возможностей совершить ошибки. Ошибки, на которые
