в пластиковом пакете, высушенную, но не выстиранную. Грязь и пятна крови доказывали, что всё происходившее прошлой ночью было реальным. Я попросил медсестру узнать, как Софи. Через несколько минут она пришла и сообщила, что операция сделана, а Софи в реанимации в критическом состоянии. При неотложной трепанации черепа иного ожидать было нельзя. Ведь ей, чтобы сцедить накопившуюся кровь, удалили костную створку черепа.
Надо ли говорить, что эта новость настроения мне не подняла. Я оделся и подождал прихода молодой докторши, которая сказала, что можно идти. Я тут же направился в реанимационное отделение. Здесь было тихо и менее суетно, чем в остальной части больницы. Медсестра за стойкой не разрешила мне войти в палату Софи, но в такой грязной и порванной одежде я бы, наверное, не стал входить и сам. Информацию о её состоянии сестра также сообщить отказалась.
— Вы кто, муж, жених, близкий родственник? — спросила она. В её вопросе содержался намёк, но я его не принял.
Неожиданно меня окликнули. Голос принадлежал Софи. Я повернулся в надежде увидеть её чудесным образом выздоровевшей, но по коридору ко мне двигалась её сестра.
— Как она? — спросил я.
— Лежит в реанимации. Ей сделали операцию на мозге.
— Мне очень жаль…
— Вам жаль? Вы же обещали присмотреть за ней. Я хотела забрать её к себе. А она… — Мэри повернулась к медсестре за стойкой. — Не пускайте этого человека к Софи. Я не хочу, чтобы он здесь крутился.
Мэри развернулась и двинулась по коридору. Медсестра смущённо пожала плечами.
Я решил выяснить, где лежит Стефани Кросс. Долго бродил по палатам, пока нашёл. Вначале мне показалось, что она спит, но как только я приблизился к кровати, Стефани открыла глаза и посмотрела на меня.
Выглядела она ужасно. Голова перебинтована, лицо в кровоподтёках и распухло больше, чем у Софи. Сломанная челюсть скреплена сложной системой винтов и разных приспособлений.
Я не знал, что сказать. Мы просто смотрели друг на друга, а затем она взяла с прикроватной тумбочки блокнот, быстро написала что-то и показала мне: «Я выгляжу хуже, чем себя чувствую. Морфий — классная вещь».
Неожиданно я рассмеялся:
— Рад это узнать.
Она черкнула в блокноте: «Софи???»
Я откашлялся.
— Операцию сделали. Она в реанимации.
«Миллер пришёл в сознание. Сестры говорят, что он рассказывает им смешные анекдоты».
— Замечательно. — Я улыбнулся. Это была первая хорошая новость, наверное, за целую вечность. Затем глубоко вздохнул. — Послушайте, я…
Стеф снова начала писать. Видимо, действовал морфий, и она торопилась закончить до того, как заснёт. Вырвала листок из блокнота, сложила и протянула мне. И тут же её глаза закрылись, и она заснула.
Я вышел в коридор и развернул листок. Записка Стефани Кросс была короткой: «Вы всё сделали правильно».
Когда я это прочёл, у меня на глаза навернулись слезы. Пора было выйти на свежий воздух. Освежиться и обо всем подумать.
Мой автомобиль по-прежнему стоял у дома Софи, там же осталась сумка с вещами. Можно было вызвать такси по телефону или поймать на улице. Я выбрал второе. Очень хотелось прогуляться.
Медсестра в приёмном покое объяснила, где находится ближайшая стоянка такси, и я отправился туда. Не прошёл и квартала, как рядом остановился автомобиль. В нем сидел Терри.
— Так и знал, что найду тебя здесь. — Я продолжал идти, и он крикнул: — Дэвид, подожди!
Автомобиль снова поравнялся со мной.
— Послушай, нужно поговорить. Я знаю, что случилось вчера ночью. Как Софи?
Я неохотно остановился.
— Она в реанимации. Больше я ничего о ней не знаю.
— Вот как… — Он побледнел. — И что, есть надежда?
— Наверное.
— Куда ты идёшь?
— Собираюсь забрать машину. Она стоит у дома Софи.
Он наклонился и открыл дверцу.
— Садись. Я тебя подвезу.
Нельзя сказать, что общество Терри мне нравилось, но я был настолько слаб, что едва стоял на ногах.
Первые несколько миль мы молчали. Когда выехали за город, он спросил:
— Хочешь поговорить?
— Нет.
Он снова замолчал. Я смотрел в окно на торфяник. Обогреватель в салоне действовал исправно, тепло и ровное гудение двигателя убаюкивали. Я почувствовал, что засыпаю.
— По крайней мере теперь известно, кто тогда вломился в дом Софи, — произнёс Терри.
Я вздохнул. Если он решил поговорить, то от него не отвяжешься.
— Не думаю, что это был Монк.
— Что, даже после всего?
— Он признался, что был в её доме, — сказал я, — но после того, как Софи увезли в больницу. Когда мы вернулись, там была жуткая вонь. Я подумал, что в дом залезло какое-то животное, ведь дверь была открыта, и только потом он мне объяснил, что набросал там немного земли, смоченной мочой лисицы, чтобы сбить со следа поисковых собак. Если бы это было раньше, когда я нашёл её в ванной комнате, я бы обязательно почуял запах.
— Моча лисы? Изобретательный подонок, — проговорил Терри почти с восхищением. — Тут уже появились слухи, что у него были отношения с Анджелой Карсон. И что, вероятно, он убил её во время приступа.
Я кивнул:
— Да. Перед уходом из больницы я поговорил с невропатологом. Он рассказал мне о так называемом синдроме лобной доли. Это когда повреждены лобные доли головного мозга.
— И что?
— Помнишь вмятину на черепе Монка? Родовая травма, акушерка плохо работала со щипцами. Мать Монка умерла при родах, а он выжил с этой отметиной. Так вот, синдром лобной доли является причиной буйного непредсказуемого поведения, причём пациент потом не помнит о своих поступках. Иногда у страдающего повреждением лобной доли случаются эпилептические приступы смеха, во время которых он дико смеётся или кричит, а также сильно бьёт по всему, что подвернётся под руку. Эти приступы обычно случаются во сне, поэтому такого рода эпилепсию не всегда диагностируют, принимая её за ночные кошмары. У Монка были такие приступы, об этом рассказывали тюремные охранники.
Терри пожал плечами:
— Ну и что, повреждены лобные доли. Разве это оправдывает то, что он сделал?
— Нет, но он Анджелу Карсон не насиловал. А убил во время такого приступа, который случился, когда они занимались сексом. Понимаешь?
Терри усмехнулся:
— Во всё это верится с трудом.
Скептицизм Терри меня не удивил. Теперь уже и я с трудом верил рассказу Монка. Это был преступник, опасный и невероятно жестокий. Достаточно вспомнить, как он расправился с полицейскими, Миллером и Кросс.
