Василий Белов
Все впереди
Часть первая
Белая лошадь
В аэропорту Шереметьево приземлился очередной самолет. Это был ИЛ-шестьдесят второй, из Парижа. Он долго выруливал куда требовалось, наконец стих. Пассажиры, в том числе и группа московских туристов, тоже притихли. Люба Медведева — учительница музыки одной из московских школ — испытывала усталость и облегчение, она оставила незамеченным краткий наплыв душевной тревоги. Предчувствия недобрых событий никак ее не устраивали…
Десять дней назад, ранним и свежим весенним утром, муж на такси привез ее сюда, в Шереметьево. В «специализированную», как говорилось, группу московских туристов она попала благодаря бывшему однокласснику Мише Бришу, который больше всех хлопотал о путевке.
— Тебе писать расписку или так обойдешься? — шутливо спросил тогда Бриш. Медведев поцеловал жену, пропуская шутку мимо ушей. Бриш энергично взял чемодан. Переводчица, возглавляющая группу, обладала мужской походкой и довольно объемным торсом, она тотчас оказалась под обстрелом Мишиных острот, но и сам Бриш был тут же обстрелян:
Люба оглянулась на сочинителя: им оказался лысый молодой человек в кожаном темном пальто. Он был похож на Штирлица, вернее, на актера Тихонова. Уже за пограничным барьером в суете и спешке Бриш познакомил с ним Любу, но она всегда плохо запоминала имена и фамилии. За границей Любе все время было стыдно. Ей казалось, что на них оглядываются, что москвичи многое делают невпопад. Она то и дело краснела.
Париж! Еще два месяца назад она даже не мечтала о подобной поездке. Обычно в свои счастливые минуты она вспоминала дочку и мужа, если их не было рядом. Потом она вспоминала мать, и становилось обидно оттого, что никто из них не испытывает то же самое. Помнится, когда открылись огненные парижские вороха, она прильнула к иллюминатору.
послышалось сзади. Но Люба, четко услышав каждое слово, не восприняла смысла. Остроты и смех лысого журналиста не достигли ее сознания.
Обширная золотистая россыпь огней, словно звездное небо, то поднималась наклонно, то кренилась в другую сторону. Ясно видны были пунктирные линии скоростных трасс, различались очертания больших площадей. И так радостно билось сердце: Париж! Город, о котором столько сказано и написано всеми людьми земли. И это ее, Любу Медведеву, ждет удивительная, теперь уж такая близкая встреча с Парижем. Неужели это не сон?
Она мечтала всегда, начиная со школьной парты. Мечтала о том, что будет: мечтала ежедневно о завтрашнем дне или вечере. Почти каждое мечтание ее осуществлялось. Она тотчас забывала об этом и снова мечтала, уже о большем, загадывая дальше и дальше. И чем больше она мечтала, чем дальше загадывала, тем неинтересней казалась ей сегодняшняя жизнь, повседневное окружение и обыденные дела. Люба всегда жила завтрашним, вернее, послезавтрашним днем, думала только о будущем, не замечая настоящего и совсем не вспоминая о прошлом. Если б она вспомнила как-нибудь прежние, давно сбывшиеся мечты, она ужаснулась бы их наивности, покраснела бы от стыда за свою прошлую, такую, как бы она сказала, примитивную жизнь. Счастье ее складывалось из постоянного ожидания. То она ожидала и мечтала закончить школу, то мечтала познакомиться с кем-то, то строила планы насчет летних каникул. Мечта о гордом Медведеве, возникшая еще в школе, осуществилась без сучка и задоринки. Сбылись и самые радужные планы семейной жизни. Об одном только она не мечтала — о рождении ребенка. Она боялась родов, долго избегала беременности, но Медведев не хотел больше ждать, и она рискнула…
Она не любила ребенка заранее. Эта любовь явилась к ней после рождения дочери. И жизнь преподнесла ей великолепный сюрприз! Теперь мечты Любы касались уже не только ее самой, но и Верочки. Дочка сделала радостным и завтрашний день, и сегодняшний. И все же Люба Медведева, как и раньше, считала, что самое прекрасное у нее впереди. Нельзя сказать, что у нее не было к тому оснований. Ее красота и здоровье, любовь и надежность мужа, семейное благополучие, интересная (хотя и несколько надоедливая) работа, уйма добрых знакомых — все это радовало, предвещая восхитительное, прекрасное будущее. И она от души верила в это близкое необыкновенное будущее…
В тот день Люба Медведева чувствовала себя Алисой в стране чудес. Светлые, шумные залы аэропорта Орли были запружены людьми разных национальностей, одетыми кто во что, говорящими на всех языках, с лицами то бледными, то бронзовыми, то черными до синевы, то до неприличия белыми, то желтовато-смуглыми. Глаза толпы мелькали, искрились, большие и узкие, карие, черные, реже синие. Чемоданы разнообразных объемов, расцветок и конструкций проезжали в бесшумных тележках. Киоски с бижутерией сверкали и переливались. Такими же переливчатыми были музыкальные предисловия радиообъявлений. Полицейские в черной форме, их высокие то ли шапки, то ли кепки напоминали какую-то картинку из книг на тему бесчисленных французских революций.
Люба не успевала разглядывать и запоминать. До нее не сразу дошло, что седеющий небольшого роста и невзрачно одетый мсье Мирский и есть тот самый гид, который будет сопровождать московских туристов. Оказалось, что группа, не заезжая в Париж, той же ночью летит в Марсель. Помнится, Люба забылась коротким и чутким сном в кресле «Боинга» и не слышала, что говорили между собой Михаил Бриш и его приятель, которого звали Аркадием. Как хорошо, что в такой поездке есть близкий знакомый! Даже о чемодане можно было не думать, заботу о нем полностью взял на себя Миша. Совершенно сонная, но радостная, она шла куда-то, с кем-то знакомилась, ехала на каком-то автобусе и вдруг очнулась в обширном холле какой-то гостиницы. Только тяжесть бронзовой болванки дверного ключа осталась в памяти от последних минут этого счастливого вечера. Чемодан ей занесли в номер, оказавшийся совершенно роскошным. Она еще успела разглядеть матово-бежевую облицовку ванной, полюбоваться красивыми обоями, светильником и странной валикообразной подушкой.
Ванну она приняла в сонном, но в таком же восторженном состоянии. Она улеглась в кровать и проснулась, как ей показалось, в ту же минуту. Солнце ласково и настойчиво припекало сквозь тюлевую преграду. В одной сорочке, на цыпочках, она прошла по коврику и осторожно посмотрела в окно. Номер был на втором этаже. Большая клумба, разбитая у входа в гостиницу, полыхала богатой цветочной радугой. Через открытую форточку пахло озоном и близостью моря. Люба едва удержалась, чтобы не запрыгать и не захлопать в ладошки. Но она тут же вспомнила мужа и дочь: как было бы хорошо, если б они тоже были здесь и видели все это! Ей стало их жаль, она даже собралась всплакнуть, как вдруг в дверь вежливо
