— Теперь мода на чебуречные! А пепси-кола и фанта — это прогресс? Если понос относится к атрибутам прогресса, то я сдаюсь! Ну, что ты как аршин проглотил? Может, скажешь хоть что-нибудь?
— Говорю тебе, я еще не решил. Подожди…
— Опять двадцать пять! Все только и делают, что чего-то ждут! Я знаю, чего мы ждем! Что за манера? Ждать и ничего не делать. Каждый отбрыкивается: «Это не телефонный разговор». Или: «Ну, старик, время не то». А когда оно было «то»? Когда было оно легким? Каждый прячется за спины других, никто не хочет ответственности. «Я за это не отвечаю!», «Это не я курирую!» Словечко-то каково! Ку-ри-рую.
Медведев молчал, и тогда Иванов воскликнул:
— Ты, между прочим, тоже трус! У твоих детей отбирают фамилию… Скоро тебя лишат родительских прав. Просто великолепно!
— Саша, перестань меня обличать. Скажи лучше, как ты вылечил Виктора?
Они шли по Москве довольно быстро. Они входили на Бородинский мост. Иванов покраснел, вспоминая не Виктора, а проигранное пари. Но ощущение стыда отсрочилось новым приливом негодования:
— А ты знаешь, что Бриш каждую неделю шатается по Колпачному переулку?
Медведев остановился:
— Откуда ты знаешь?
— Вся Москва знает об этом. Он давно околпачен. — Иванов схватился за парапет. — Этот колпак нам не пере-кол-пако-вать!
— Мне его жаль! — Медведев спокойно пошел дальше.
— А сына? А дочь? — закричал Иванов. — Ты хочешь оставить их с матерью? Что будешь делать ты?
— Повторяю тебе: я еще не решил! И, пожалуйста, выйди из состояния ощеренности.
— Когда ты решишь, они будут уже в каком-нибудь Арканзасе. Ты предал своих детей!
— Прекрати, говорю тебе! В гневе мы теряем остатки мужества.
— И когда это ты научился говорить афоризмами? Залюбуешься… Это самое сделало тебя таким… жалким?..
— Замолчи! — Медведев остановился и побелел. — Или я врежу тебе…
— Я сам тебе врежу! — тихо сквозь зубы произнес Иванов и, сжав кулаки, напрягая челюсти, придвинулся ближе.
Оба замерли. Они сверлили, пронизывали друг друга глазами. Их обходили, на них оглядывались, а они стояли, готовые броситься друг на друга. Это было как раз посредине моста..
И Москва шумела на двух своих берегах.
