был доставлен из крепости Верный в Кашгар, вместе со всем необходимым оборудованием и снаряжением.
Сразу по прибытию техники принялись колдовать над разобранным на составные части бипланом, подстегиваемые нетерпеливым подполковником. Максимов каждый день наведывался в полевую мастерскую и интересовался ходом продвижением сборочных работ.
Больше всего, Алексея Михайловича занимал вопрос о максимальной нагрузке аэроплана, которому отводилось очень важное место в его планах. Штабс-капитан Колодяжный ратовал исключительно только за воздушную разведку, тогда как у самого Максимова были куда более значимые виды на самолет. Поэтому, едва введя переступивших порог офицеров в курс происходящих событий, Максимов первым делом обратился к штабс- капитану.
- Сергей Никодимович! Мне сейчас очень важно знать ваш исчерпывающий ответ, как скоро будет установлен пулемет на аэроплане, и сможете ли он поднять в полет второго человека?
От этих слов Колодяжный покрылся красными пятнами.
- Помилосердствуйте Алексей Михайлович! Я только вчера совершил свой первый полет и поэтому не могу окончательно ответить ни на один из ваших вопросов.
- Когда же я смогу получить от вас ответы? Сегодня, завтра, послезавтра!? Мне очень важно знать это господин штабс-капитан, потому что от них напрямую зависит судьба наших людей окруженных в Яркенде. Сегодня они ещё могут держать оборону, благо у них есть патроны, продовольствие и вода, но что будет завтра, не знает никто. Если к бандитам подойдут новые силы, тогда они смогут взять штурмом крепость, не считаясь с потерями. Также неизвестно надолго ли хватит осажденным воды, в которой нуждаются не только люди, но и лошади и даже пулеметы. Одним словом, отряду Осинцева нужна быстрая помощь, а мы ничего не можем предпринять, так как полностью связаны вашим аэропланом.
- Я дам вам ответ сегодня вечером господин подполковник, но для этого мне нужно совершить ещё один полет – выдавил из себя летчик.
- Прекрасно не смею задерживать – произнес Максимов и Колодяжный пулей вылетел из комнаты.
- Неужели всё так плохо Алексей Михайлович, если нужно я могу сегодня же выступить на Яркенд – с готовностью произнес Рокоссовский. Получив неделю назад благодаря хлопотам Максимова звание поручика, молодой человек рвался в бой.
- Ну, если говорить честно дело обстоит не столь мрачно, как я описал его господину авиатору. Думаю скорей всего, получив отпор, бандиты начнут осаду крепости в надежде, что нехватка воды и провианта рано или поздно заставит Осинцева открыть ворота Яркенда. Хотя не исключаю возможности ещё одного штурма – с вздохом молвил Максимов. План действий, тщательно рассчитанный подполковником, летел в тартарары из-за нерасторопности столичных стратегов.
- Я бы тоже предпринял попытку ещё одного штурма крепости, имея под своим командованием тысячу штыков – согласился с мнением командира Рокоссовский.
- Боюсь Константин, что бандитов под стенами Яркенда гораздо больше, чем оценивает их Осинцев. По моим данным их там может быть полторы, если не две тысячи человек. Бойцами их конечно нельзя можно назвать с большой натяжкой, но бить их нам придется исключительно своими силами – констатировал Максимов, в очередной раз, помянув про себя высокий генералитет недобрым словом.
- Интересно, откуда эти бандиты появились? Я думал, что после разгрома Артабека у нас будет несколько месяцев покоя – удивился Рокоссовский.
- Ясное дело, откуда. Из-за гор, исмаилиты из Кашмира. Господа англичане постарались, будь они не ладны. Вышли на Ага-хана, и уговорили его подбросить уголёчку в наш костер, чтоб ярче горел. Пиры зачитали своим людям фирман живого бога, и те дружным строем двинулись в Кашгарию спасать своих братьев мусульман от рук неверных. Ну и по пути пограбить, как же без этого.
- А если по радио обратиться к Анненкову. Пусть он перебросит часть сил, ну на худой конец хотя бы триста сабель – предложил Максимову поручик.
- Анненкова я уже известил. Только чует моё сердце, у него самого, не сегодня-завтра может рвануть, похлещи нашего.
- Да кто там у них двинет!? Ведь Анненков почти всех басмачей задавил. Только разве китайцы двинут, так вы сами говорили, что у них сильно хвост замазан, они уйгуров бояться как огня - усомнился поручик.
- Говорить то говорил – согласился Максимов – да, только ты забываешь, кто против нас играет. Англичане, лучшие игроки закулисья. И у них против нашего брата всегда в рукаве какая-то гадость припасена. На нас исмаилитов натравили, думаю и против Анненкова, что-нибудь придумали, изобретательные люди.
От этих слов лицо у Рокоссовского моментально посуровело, и Максимов решил приободрить подчиненного.
- Не журись панове – сказал подполковник и дружески хлопнул собеседника по плечу. – Они нас и сами бояться, точно. Иначе бы не нагнали столько народу против нас. Да к тому же их уже Осинцев хорошо причесал. Значит, воевать они с нами будут с постоянным страхом в душе, а это очень серьезное преимущество в предстоящем бою. Ясно?
- Так точно, Алексей Михайлович – молодцевато вытянулся перед Максимовым офицер.
- Вот и хорошо. Тогда ступай Константин к солдатам и поговори с ними. Объясни им нашу ситуацию, но только с чувством и толком. Без слюней, но и без шапкозакидательства. Чтобы люди знали, что идем выручать из беды своих товарищей.
Сказав это, Максимов дружески подмигнул поручику и доверительно произнес: - А относительно англичан, скажу тебе по секрету, у нас своя гадость в рукаве найдется. В общем как в песне: - нас побить, побить хотели, нас побить пыталися.
- Но мы тоже не сидели, того дожидаяся – подхватил молодой человек и бодро спросил - Разрешите идти, господин подполковник!?
- Иди Костя! – молвил Максимов, и Рокоссовский покинул комнату уверенной походкой.
Оставшись один, специальный посланник вновь завис над картой, а затем, разговаривая сам с собой, тихо произнес: - Да, Алексей Михайлович, гладко вышло на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить.
Двухцветный карандаш легко скользнул по бумаге, оставляя на ней синий след:
- Значит айн колон маршит, цвайн колон маршит, дранг унд штурм. Кажется, так было, у классика и его эпигонов, стратегов доморощенных?
Предчувствия Максимова о возможном осложнении обстановки у Анненкова в Джунгарии оправдались уже на следующий день. И первым коварным ударом в длинной череде последующих трагических событий, было убийство полковника Барабанова, начальника штаба особой Семиреченской бригады.
В этот день начштаба бригады совершал поездку к местным старейшинам уйгуров по их приглашению, для обсуждения некоторых вопросов, которые успели накопиться с момента их последней встречи. Тогда полковник принимал их у себя в крепости и в этот раз наносил ответный визит вежливости.
Нападение произошло в тот момент, когда Барабанов спешился с коня и, отдав поводья казаку ординарцу, собирался войти в двери дом почтенного кази Ахмеда, возле которого уже стояли уйгурские старейшины.
Направляясь к застывшим в почтенной позе хозяевам приема, полковник краем глаза уловил сбоку какое-то движение в толпе. Он успел повернуть голову и увидеть невысокого человека в одежде дервиша. За время своего пребывания в Синьцзяне, Барабанов успел перевидать множество странствующих пророков. Все они, как правило, были мирными людьми, и дальше религиозных проповедей дело никогда не шло. Поэтому он не придал особого значение появившемуся рядом с ним дервишу и спокойно продолжил своё движение по направлению дома.
- Аллах Акбар!!! – Неожиданно раздался гортанный возглас дервиша, в котором сквозили ноты радостного торжества мщения. Предчувствуя беду, полковник резко обернулся, одновременно положив руку на рукоять нагана в кобуре, но было уже поздно.
Маленький метательный нож, хищно просвистев в воздухе, с силой вонзился в грудь Барабанова, чуть выше латунной пуговицы накладного кармана на кители. Увидев точность своего броска, дервиш радостно вскинул руки и уже открыл рот для нового радостного крика, но полковник все же смог поднять руку с зажатым револьвером и выстрели по своему обидчику. Барабанов стрелял почти не целясь, но по злой иронии судьбы пуля попала точно в переносицу самозванцу дервишу, который буквально поперхнулся своим криком.
К раненому полковнику со всех сторон бросились люди, тут же послали за врачом, но Барабанов был обречен. Он пережил своего врага ровно на одиннадцать минут, умерев на руках конвойных от обильной потери крови, под громкие крики и причитания уйгурских старейшин.
Гибель начштаба внесла определенную напряженность в отношениях казаков особой бригады и местным населением. Отныне, между двумя сторонами не было той степени открытости, что была ранее. Теперь русские смотрели хмуро на уйгуров, ожидая новых нападений, а те в свою очередь, опасались от пришельцев ответных силовых действий.
Генералу Анненкову удалось сбить негативный настрой, нависший над столицей Джунгарии, заявив, что русские не намерены мстить всем уйгурам, за действие одного религиозного фанатика. Ободренные словами командира бригады, в крепость потянулись представители различных сословий Кульджи, стремясь выказать своё почтение Анненкову, которого все неожиданно стали называть освободителем от китайского владычества и тирании.
В начале Анненков благосклонно относился к подобным словам и ограничивался только пожуриванием словоохотливых визитеров, но по прошествии нескольких дней, генерал стал резко одергивать и осаждать
