– Ладно, все равно пришлось бы. Не сказала потому, что ты к этому ребенку не имеешь никакого отношения.
Удар дубиной по голове привел бы его в меньшую оторопь.
– Почему? – только и смог он выговорить.
Более глупый вопрос трудно было придумать.
– А ты не понимаешь? Потому что я беременна не от тебя.
Федор потер лоб. Почувствовал холод у себя под рукой. Дрожь пробежала по всему телу. Он не понимал, что происходит.
«Почему она говорит с такой ненавистью ко мне? – мелькнуло у него в голове. – Если она с кем-то спала, то разве я в этом виноват?»
– Почему ты с такой ненавистью мне это говоришь? – вслух произнес он. – Разве я в этом виноват?
– Да! – Варя села на кровати так резко, что он даже испугался. Все-таки живот… – Да! – повторила она. – Ты в этом виноват! Ты живешь как робот, неужели сам не замечаешь? Я вчера специально засекла время – ты сидел за компьютером восемнадцать часов. Восемнадцать! Может живой человек столько сидеть? По-моему, не может.
– Я не сидел, – глухо проговорил он. – Это была работа.
– Можно подумать, она на тебя с неба свалилась, такая работа! Ты сам ее выбрал из всех возможных. Потому что она тебе соответствует. Люди сначала думают, как они хотят жить, а потом уже и работу под это подбирают. Скажешь, не так?
– Не скажу.
Он наконец поднялся с кровати, отошел в угол комнаты. Варя тоже вскочила. Она ходила по комнате быстро, нервно. Когда она стояла, живот выглядел не особенно большим.
«Когда же это случилось? – подумал Федор. – Когда я в Аппалачи ездил. Полгода назад. Значит, давно решила рожать. Не моего ребенка».
Он не то что успокоился, но мозг его наконец включился в происходящее.
– Если бы я знала тебя с детства, как эти твои Киры, Саши и Любаши, то ни за что не вышла бы за тебя! – выкрикнула Варя. – Да уже одно то, что тебя с пеленок по имени-отчеству называют… Мне это казалось просто шуткой, а это ведь невыносимо! Не человек, а часовой механизм. Я больше так не могу. – Она наконец перестала бегать по комнате. Стояла, глядя Федору в глаза и выставив живот перед собою с тем же вызовом, с каким бросала все эти убийственные слова. – Я пыталась забыть, что я такое, пыталась приучить себя к такой жизни, которая подходит для тебя, ко всем этим цветочкам-листочкам, от мечты своей отказалась…
– Варя, что ты несешь? – поморщился он. – Кто тебя просил отказываться от мечты? Я тебе что, запрещал поступать в киношколу?
– Ты!.. Как будто дело в том, запрещал или нет!..
Она выкрикивала обрывисто и бессмысленно. В конце концов, она беременна. От женщин в таком положении не стоит требовать логики, это Федор знал. А ей, получается, логика и без беременности претила. Во всяком случае, его логика.
– А в чем тогда дело? – спросил он.
Ему необходимо было это понять, и вряд ли кто-нибудь, кроме нее, сможет ему это объяснить.
– О господи!.. – простонала Варя. – Тебе, может, письменно все изложить? По пунктам? С тебя станется! Ты же среди каких-то мертвых слов живешь. Консалтинг! – с невыразимым отвращением произнесла она. – Менеджмент! Что там еще?
– Это обычные слова. – Он пожал плечами. – Они значат ровно то, что значат.
– Да. – Варя села на кровать. Голос у нее стал спокойным. – Действительно, что это я? Извини, это просто гормональная истерика. А дело в том, что с тобой скучно. Непереносимо скучно. Я, наверное, должна была раньше это понять, но мы переезжали, у меня было множество новых впечатлений, я была ими поглощена и ничего не сознавала.
«Почему она казалась мне наивной? – глядя на нее, подумал Федор. – Она вполне здравая. Говорит внятно. Просто глаза голубые, и коса эта… А оценивает меня жестко, но правильно».
– Вот тебе этот дом нравится, – сказала Варя. – А я его ненавижу. Как можно жить в этой дыре, чем здесь заниматься? Выть же хочется от тоски. А тебе хоть бы что. По горам попутешествовал и опять в таблицы свои уткнулся, и доволен, и счастлив.
Она заводилась снова. Видимо, в самом деле гормоны. Федор чуть не напомнил, что они и вместе тоже путешествовали, всего три месяца назад – на Гавайи. Но вспомнил, что во время этого путешествия она была уже беременна от другого человека, и напоминать не стал. Зачем напоминать об этом ей, когда самому хочется забыть?
«Я не смогу об этом забыть», – холодно, как о ком-то постороннем, подумал Федор.
Их разговор еще длился, а он уже знал, что не забудет сказанного Варей никогда. Ее слова горели на его щеках, как пощечины. И если отрешиться от тона этих слов, то следовало признать, что он их заслужил.
– Ты даже не спрашиваешь, от кого у меня ребенок, – сказала Варя. – А любой мужчина, да любой живой человек спросил бы! Хотя бы из любопытства.
У него было другое мнение на этот счет. Но излагать его Варе он не стал.
– От актера, – не дождавшись его вопроса, сказала она. – От пустейшего в твоем понимании человека.
– С чего ты взяла, что в моем понимании? – Он пожал плечами. – Я его даже не знаю.
– Такое самообладание, как у тебя, просто бесчеловечно! – воскликнула Варя. И добавила: – Впрочем, как и все остальное в тебе.
На самообладание он действительно не жаловался. Но сейчас дело было не в его самообладании, а в том, что все это свалилось на него слишком неожиданно. Какое угодно событие, несчастье мог он предположить в своей жизни, только не это. Но, вероятно, такие вещи и происходят лишь неожиданно. Наверное, к ним надо быть готовым. Во всяком случае, таким людям, как он. Которых с пеленок называют по имени-отчеству.
– Я хотел бы знать, что ты собираешься делать, – сказал Федор.
– Не удивлюсь, если ты предложишь мне помощь, – усмехнулась Варя. – Ты обожаешь чувствовать себя надеждой и опорой. Верховным божеством. Ты этим просто упиваешься.
Может, его самообладание и выглядело бесчеловечным, но оно было на исходе.
– Мой адвокат тебе позвонит, – чувствуя себя персонажем плохого фильма, сказал Федор. – Реши с ним, пожалуйста, все вопросы по разводу.
Он вышел на веранду. Звезды светили по-прежнему. От того, что он случайно дотронулся до своего стола, экран компьютера засветился тоже.
Никогда в жизни не чувствовал он такого огромного, неизбывного своего одиночества.
Глава 22
Кира не понимала, когда это произошло.
Федор Ильич сказал по телефону, что придет, она обрадовалась, стала готовить аджаб-сандал, потом рассказывала ему про Тишку… Все было так же, как месяц назад, и два месяца назад, и три.
И вдруг все переменилось. Ей показалось, что она стоит на голове. Только это, наверное, могло бы изменить ее взгляд так сильно.
Она смотрела на Федора, и он был совсем другой. Он был не такой, каким всегда бывал с нею. Или это она увидела его другим, вот так, вдруг?
«Это с книжки началось, – по неискоренимой своей привычке все анализировать подумала Кира. – Хорошо, что Тишке не успела ее дать. Знатный бы доклад получился! Про соски, припудренные золотой пудрой для соблазнения мужей и любовников».
Неужели слова, обычные книжные слова привели ее в такое возбуждение? Да, слова всегда имели над нею власть.
Но стоило ей подумать об этом, как весь он встал у нее перед глазами, и слов было не нужно. Федор вызывал в ее душе смятение, а никакие не слова. Скрывать это от себя было бессмысленно и неприлично.
