люди. Трое. — Он посмотрел на меня и добродушно улыбнулся. — Вот твой шанс, Джаф, если ты еще не передумал.
— Нет, — ответил я, и тут проснулся голос в моей голове, который до сих пор наблюдал за происходящим: «Ты рехнулся. Совсем спятил. Тебе не нужно идти. И никогда не было нужно. Оставайся тут. Поиграешь в „фараон“ с Билли. Вернись на палубу. Какая кому разница, пойдешь ты или нет?»
— Давай, Джаф, — подначивал Тим. — Знаешь, как там здорово? Не пожалеешь. — Он коснулся моей руки. — Идем с нами, Джаф. — Взглядом он почти упрашивал меня составить ему компанию.
— Попробуйте меня остановить, — рассмеялся я.
— Отлично! — Дэн хлопнул в ладоши. — Кто еще?
— Я, — вызвался Джон Коппер, — возьмите меня.
И Даг Аарнассон.
Под ногами у нас проскользнула гигантская многоножка, мерзкая красная тварь, похожая на длинную жилу. В гуще деревьев прятались разноцветные птицы.
В таком месте любая живность может оказаться ядовитой. Они могут свалиться сверху, заползти за ворот: скорпионы, зубастые пауки, — кто знает, что еще нам повстречается? Мы шли молча, друг за другом: малайцы впереди, а Дэн — сзади. Я радовался, что он прикрывает нас со спины, радовался его кажущейся беззаботности, но еще больше я обрадовался, когда мы вышли из леса на скалистую равнину, поросшую травой, где почти не было деревьев. Но тут я начал думать о змеях, которые могли ползать в высокой траве, и пальцы невольно сжали рукоять пистолета у меня на бедре. Хотя какой толк от пистолета, если укусит змея? Когда я ее увижу, будет уже слишком поздно.
Дэн приказал нам остановиться. Теперь путь лежал на восток. Дракона нужно было заарканить во что бы то ни стало. Сомнений у Дэна не оставалось: зверь должен быть где-то здесь, и мы возьмем его живьем. Звучало как издевательство. Заарканить дракона? Джон нервно засмеялся.
— Не понимаю, — произнес Даг в свойственной ему неторопливой и грубоватой манере. Лицо у него было странное: плоское и одновременно заостренное, голубые глаза всматривались в собеседника.
— А, об этом не беспокойся, — заверил Дэн. — Мы с ребятами обо всем позаботимся. Держись в стороне и делай, что тебе говорят, и всем будет хорошо. Подключишься в конце: принесешь остатки веревки, когда опасность будет позади. Поможешь затолкать его в загон.
— Какой загон? — удивился я.
— Переносной, который мы еще не построили, — ответил наш предводитель. — Всему свое время. Сначала найдем, куда положить наживку.
— Какую наживку?
Дэн закатил глаза:
— Ну ты даешь, Джаф! Зачем я тебя взял, как думаешь? — Он засмеялся и ткнул меня пальцем в лоб. — Наживки у нас тоже пока нет. Все нужно делать по порядку. Сначала найдем место, потом приготовим наживку.
Весь остаток дня мы шли, то поднимаясь, то спускаясь по пологим холмам саванны, следуя звериными тропами, протоптанными каким-то неведомым существом. Мы с Дагом шагали бок о бок. «Ослики, — думал я про себя, — вот мы кто. Туземцы-носильщики». Даг-то ладно — здоровый как бык, но мне приходилось несладко. Пот заливал глаза, плечи горели от тяжести взваленного на них тюка, а торчащие из него колышки стерли мне кожу до крови. Дэн, Тим и малайцы не были так нагружены, их задачей было защищать нас, охотиться, нести оружие, выискивать следы. Тим оглянулся, посмотрел на нас и рассмеялся. Мы с Дагом забавно смотрелись рядом: я — маленький, темноволосый, и он — большой, с шевелюрой цвета соломы. С Дагом я прежде особенно не общался. На вид ему было лет двадцать: спокойный парень, осторожный, покладистый, хороший попутчик.
— А там, где ты родился, холодно бывает? — спросил я, изнывая от жары.
Даг усмехнулся:
— Очень. Особенно зимой. Снегу — вот досюда. — И он поднял руку над головой.
Я присвистнул:
— Как же ты жару переносишь?
— Поначалу трудно было, — признался Даг, поправляя моток веревки у себя на плече, — но я… — Он нетерпеливо крутанул пальцем в воздухе, и я заметил, что ногти у него сильно обкусаны, почти как у Ишбель. — Я… привык.
— Надо было на север плыть, — выдавил я, вытирая пот со лба грязной ладонью, — туда, где лед. Белых медведей посмотреть. Эскимосов.
Даг улыбнулся:
— Всегда хочется того, чего не имеешь. Я вот умирал, хотел пальмы увидеть. У отца в книге были картинки. — Улыбка ровным полукругом осветила его большое квадратное лицо.
Странно, что у его отца были книги. Мне он представлялся господином в черном костюме, чем-то похожим на сельского священника.
— У твоего отца были книги?
— Про разные места, где он побывал. Он тоже был моряком. И братья. Их у меня трое.
Дэн обернулся и посмотрел на нас. Он теперь шел впереди с малайцами, а Джон с Тимом замыкали шествие. Мы замолчали и побрели дальше.
— А эскимосы у вас там есть? — спросил я примерно через час. По моим ощущениям, время близилось к вечеру, но по цвету неба определить, который час, было сложно: тучи стояли низко, но дождь так и не пошел.
— Там, где я живу, — нет, — ответил Даг. — Эскимосы в Гренландии живут. И в Канаде. И в других местах. А у нас есть лопари.
— На кого они похожи?
— Северный народ. Оленей разводят.
Странно было идти по такой жаре и беседовать о далеком Севере. Какими прекрасными представлялись мне ледяные просторы! Я вообразил замерзшую палубу корабля, острые стрелы льда, оттенки изумрудно-зеленого, оттенки голубого. Скованный льдом океан, величественный в своем безмятежном покое.
Шедший впереди малаец с татуировкой поднял руку, и все замерли.
Сколько мы простояли без движения — не знаю. Все вокруг стало предельно четким. Можно было разглядеть каждый стебель. Я попробовал сглотнуть — в горле скрипнуло. Дэн осторожно поманил нас вперед взмахом руки, даже не оглядываясь. Мы тихонько последовали за ним. Когда же мы все собрались вместе…
Сердце у меня вдруг подскочило — как у человека, разбуженного звоном колокола, — замерло — раз! — и заколотилось, как безумный дятел… Впереди на тропе показался олень. Мгновение, прыжок — и животное исчезло в высокой траве.
Мы смотрели и выжидали. Тишина оглушила нас. Крадучись мы пошли за малайцем, след в след. Прошли несколько ярдов и снова остановились — на этот раз от вони, будто нужник прорвало.
Трава запела.
Нечто большое и темное выскочило из кустов ярдах в двадцати от нас и быстро побежало на четырех согнутых лапах. Оно нырнуло в саванну в том же месте, где исчез олень. Время ускорилось. Мы что было мочи рванули следом — помню только высокую траву с обеих сторон и как она шептала, а еще затылок Дэна и боль в плечах и как запершило в горле. Мы неслись целый час, не меньше, потом замедлили бег и вновь собрались у какой-то скалистой насыпи. Теперь нам было не до разговоров. Мы забрались в такую глубь острова, что я потерял чувство направления и не мог определить, где находится корабль и далеко ли до берега. Скала справа могла быть высотой в два человеческих роста или уходить в облака — понять было уже невозможно. Пока мы шли, перед глазами у нас миллион раз промелькнули быстрые черные тени. Сколько их там еще, этих тварей, прячется в густом кустарнике, наблюдая за нами неподвижными змеиными глазами? Никогда еще мне не бывало так страшно, но и такого обострения всех чувств я еще ни разу не испытывал. Ощущение было такое, словно глаза у меня расширились — и взгляд прояснился. Остальные, казалось, чувствуют примерно то же. Даже малайцы, которые прежде выглядели невозмутимыми и почти неуязвимыми, сейчас дрожали от прилива неуправляемой энергии. Я сражался с
