— Как наживку. Насадим на крючок, для акул.
— Нет.
— Каких акул? — спросил Скип.
И действительно, море здесь было совершенно пустое.
— Мы могли бы…
Капитан пришел в себя.
— Давайте подготовим тело, — угрюмо распорядился он.
Саймон и Уилсон вытащили ремень для завтрашней похлебки и зашили Яна в его же одежду, как прежде — мистера Рейни. Мы опустили тело в море. Смерть Яна стала для всех потерей, но лишней воды для слез у нас уже не было, поэтому все молчали. Никто не знал, какими словами проводить его азиатскую душу. Как у них там принято? Поэтому все опять ограничилось коротким бормотанием капитана; мы склонили головы, прикрыли глаза. Я почти заснул и едва заметил, как труп соскользнул в воду. Той ночью в молитве, которую мы произносили перед сном, упоминались уже десять душ, унесенных в бурное море. И я едва удержался от смеха: двенадцать, одиннадцать, десять, девять, восемь душ, унесенных в море…
Однажды этот страшный отсчет должен прекратиться.
Даг вернулся в капитанскую шлюпку. Нас снова было поровну. Теперь хуже стало Джону Копперу — он то и дело бегал к борту. Да и Габриэль выглядел неважно. Следующие несколько дней дул легкий бриз, что нас немного приободрило. Саймон взял свою скрипочку и чуть-чуть попиликал, а потом мы все запели. Не то чтобы мы были в состоянии петь по-настоящему, да и скрипка только трещала, но все очень старались. Похоже было на торжественные поминки. Веселые похороны. Нас несло по залитому лунным светом океану, и мир был прекрасен. Мы с Тимом держались за руки и пели. Песня, как ничто другое, связывает мир в единое целое и вызывает лучшие на свете слезы. К общему хору присоединился и Дэн со своим бурчанием, и Даг — голос у него оказался неожиданно чистый. Габриэль склонил голову на кожаную ручку весла. Глаза его блестели от слез. Мы пели «Расскажи, бывал ли ты в Рио-Гранде», и «Рубен Ренцо», и «Салли, что живет за мысом Горн», а когда сил уже не осталось, просто мычали с закрытыми ртами, изливая мелодию в беззвучную темноту. Во сне Тим вцепился мне в плечо так сильно, что стало больно. Его вид — с раскрытым ртом и откинутой назад головой — напомнил мне о доме. О том, как мы сгребали навоз во дворе, издеваясь друг над другом. Рано утром холодно, в животе урчит. Волосы выпадают клочьями. Хорошо, матушка не видит. Она бы с ума сошла, бедная моя матушка. А что я могу сделать? Мысль о ней заполняла все мое сознание. Я постарался отмахнуться от нее, но не гнать слишком далеко, чтобы можно было вызвать в любой момент. Отправлюсь-ка я лучше к Ишбель. Последнее, что я успел увидеть, была туча. Она шла прямо над нами, накрыла нас своей чернотой. Тягучим черным сном, мягким, как облако. Я грелся в своей постели, наслаждаясь дождем. Когда я открыл глаза, темнота вокруг оказалась настолько непроглядной, что я испугался, не ослеп ли. Невдалеке от нас что-то огромное плескалось в море и вздымало волны; океан бушевал. Пальцы Тима по-прежнему крепко сжимали мою руку. Голос причитал: «Господи, помоги, Господи, помоги, Господи…» — и так без конца.
— Тим, что это? — спросил я и почувствовал, как товарищ положил вторую руку мне на плечо.
— Не знаю.
— Лежите тихо, — приказал Дэн, — буря пройдет стороной.
Звук был такой, словно в море обрушилась скала. На кита не похоже. Вообще ни на что не похоже. Из глубин, из темных глубин поднялось какое-то страшное, злобное существо, чудовище. На земле действительно есть закоулки, где царит ужас: бездонные впадины, расщелины, которые открываются и изрыгают адское пламя. Есть очень нехорошие места, где над волнами носятся крики и вой, дикие ветры, стонущие голосами утонувших моряков. Команда «Эссекса» по-прежнему бороздит эти моря. Я зашмыгал носом. Что бы это ни было, оно приближалось к нам, и волна от его движений билась о борт нашей шлюпки.
— Все в порядке, — успокоил Тим, — оно уходит.
— Господи, помоги, Господи, помоги, Господи, помоги, умоляю…
Чей это голос?
Ненасытное море поглотило неведомое существо. Вдалеке мелькнул огонек — капитанский вельбот.
— Миновало, — сказал Дэн.
12
После этого случая разум окончательно покинул нас. Все, что происходило потом, стало ярче и реальнее.
Море постоянно менялось. Я научился произвольно сосредоточивать свое зрение и рассредотачивать его, смягчать, заострять; я мог заставить картину сдвинуться, съехать вниз или вверх. За этим занятием проходили целые дни. Однажды издалека послышалось негромкое девичье пение. Что это было? Небо? Море? Не знаю. Голос звучал нежно и печально, при его звуках невозможно было не заплакать. Кто была та девушка? Утраченная любовь. Потерянная безвозвратно. Если бы не слабость, я был готов выброситься за борт и поплыть к ней. Она пела, и голос ее перекрывал звуки моря и ветра, а к полудню затих. После этого между шлюпками появилась волшебная акула, но дотянуться до нее было невозможно. Две акулы! Тонкие черные плавники разрезали поверхность моря на ленты. Пища. Мы для них, они для нас. Надо было оставить тело Яна для наживки. Ему ведь было уже все равно? Лицо Яна стояло у меня перед глазами таким, каким я видел его в последний раз: с широко раскрытым ртом и обнажившимися длинными зубами, похожее на лицо мумии. Десны белые, словно голая кость. Владелицы черных плавников сопровождали нас целый день. Акулы кружили вокруг шлюпок, то приближаясь, то отплывая подальше. Слегли Уилсон Прайд и Дэн. Но хуже всего было бедняге Джону — он постоянно вскакивал, нес всякую чушь и снова падал.
Габриэль дал мне шило. Моя очередь нести вахту. Я пополз на нос. Перед глазами все плыло. Наступил Скипу на ногу. Тот огрызнулся: «Иди ты к чертям собачьим!»
— Там встретимся!
Он попытался пнуть меня голой ногой, но промахнулся.
Вахта.
Я забыл, зачем я здесь. Глаза мои уже превратились в щелочки, как у старика, и были не способны вглядываться в слишком яркую даль. Я ощущал себя мухой на потолке: будто сижу вверх ногами, небо — внизу, а море, наоборот, наверху, разницы между ними нет никакой, и оба не имеют ни конца ни края. Ничто меня тогда особенно не тревожило, хотя все тело почему-то начала бить дрожь, а волоски на руках и загривке встали дыбом. Не то чтобы я волновался, нет. Приближалось нечто большое — невидимое, гулкое, как напряжение перед ударом молнии, больше, чем море и небо,
— Но это правда, — произнес Скип, — там действительно что-то есть. Ты тоже это слышишь.
Изо рта у него воняло.
«Слышать» — не совсем то слово.
Но я сказал:
— Да, слышу. — Голова у меня закружилась. Я спросил: — Что это?
Скип загадочно улыбнулся.
— Ты знаешь не больше, чем я, — заявил я ему.
— А разве я говорил, будто знаю?
— Понятия не имею. Думал — знаешь.
— Кое-что — знаю.
Он присел рядом со мной на корточки, обхватив руками колени. Штаны у него были разодраны в клочья, и сквозь дыры торчали острые, костлявые коленки. Говоря, он яростно расчесывал струп на правой
