ноге и пришепетывал сквозь зубы.
— Оно дикое. Очень-очень дикое, Джаф, правда, дикое-предикое…
Звук детских голосов перешел в гудение, которое все время немного менялось. На колене у Скипа показалась кровь — блестящий красный пузырь. Скип слизнул его.
— И старое-престарое.
Еще одна порция липкой густой крови. Запахло требухой, нарезанной для жарки.
— Ему миллионы и миллионы лет. И еще оно ходит на кончиках копыт.
Как в моем сне: дракон, идущий по морю на кончиках лап.
— Если оно подойдет, — сказал Скип, — постарайся не смотреть. Есть вещи, которые не стоит видеть.
— Мне страшно, — пожаловался я.
Он пристально взглянул на меня. Я заплакал — слишком испугался и не мог больше здраво рассуждать. Скип опять принялся лизать колено.
— Голова кружится, — сказал я.
— Дэн, Джафу плохо, ему нельзя сидеть на вахте, — сообщил Скип.
Кровь. Вкусная. Что надо. Лучше, чем кожа. Небольшое дополнение к рациону. Если содрать свежую корочку с трещины на локте, можно вызвать кровотечение, и это совсем не больно. Но до локтя не дотянешься. Если болячка на запястье станет больше, плевать я хотел на соль, жжение и приступы страха. Хочется есть — и ничего больше, других желаний у меня не было. Никогда.
— Джаф, что случилось? — забеспокоился Дэн.
— Дайте ему полежать. — Это голос Тима.
Я заснул. Когда проснулся, стало прохладнее, и я смог сесть. Шлюпки стояли рядом совершенно неподвижно.
— Что он говорит?
— Ни черта не разберу.
— Даже на английский не похоже.
— Португальский?
—
В Хорте на берегу старухи-нищенки тянут свои кружки за жиром.
— Отмучился, — сказал капитан.
Джон Коппер.
Дэн закрыл лицо рукой. Солнце зажигало на воде красные блики. Мы мерно покачивались на волнах. Сколько нас?.. Не может быть… Сколько?.. Стоит закрыть глаза — и все снова на месте: Билли Сток, Джо Харпер, Генри Кэш и остальные, и ничего не случилось, ничего, можно вернуться обратно, это непросто и отнимает остатки сил, но, определенно, тот чудесный мир существует, и можно в него вернуться.
— Что теперь? — спросил Даг. Выглядел он страшновато: череп, обтянутый кожей, и глаза выпирают из орбит.
Ответа не последовало — никто не знал.
Капитан и Уилсон Прайд разрезали труп Джона на куски. Я не смотрел. Вторая шлюпка отплыла немного в сторону, а я лежал ниже планширя и только слышал, как рубят мясо и капает жидкость; Проктор и Прайд покряхтывали от напряжения.
Я ощутил затхлое, несвежее дыхание Тима.
— Все нормально, Джаф, его там больше нет, и близко нет, ему теперь хорошо.
За спиной тяжело и прерывисто дышал Габриэль.
Я открыл глаза. Улыбающееся лицо Тима. Он заговорил. Промеж губ тянулась полоска слюны цвета яичного белка.
— Недолго осталось.
Струя воды.
Во рту все горит и жжет, горло слипается.
—
— Можешь, — заверил его Дэн.
Капитанская шлюпка вернулась. При ее приближении нас закачало. Скип принюхался и шумно сглотнул.
— Костер развели, — пробормотал Дэн.
— Все хорошо, Джаф. — Тим улыбался.
Темнело. Дым приятно щекотал ноздри. На борту мерцал приветливый огонек.
Тим поднес кружку к моим губам.
— Глотни разок.
Густеющая сытная кровь.
Я приподнял голову, выпил, откинулся обратно и, широко раскрыв глаза, уставился в неожиданное ночное небо. В воздухе разлился запах горячего жареного мяса, и под языком вдруг невыносимо заболело. Звезды опустились совсем низко. Когда мы жили в Бермондси, меня часто одолевал голод. Я ходил по берегу в Саутуорк, чтобы понюхать, как готовят ужин в «Якоре». Можно было постоять на улице, втягивая носом густые, сочные ароматы кухни, и это заменяло мне еду. В Саутуорке волны бились о речной откос. Милый, серый Саутуорк — там, за морями, за континентами, так же далеко от меня, как эти торжественные звезды.
— Это всего лишь мясо, — настаивал Дэн, но Габриэль упрямо мотал головой.
Он сидел, устремив взгляд своих больших глаз далеко вперед, а из глубины его глотки доносилось низкое гудение. Поесть ему в конце концов все-таки пришлось. Кто бы мог отказаться? Здоровяк Габриэль превратился в тонкий стебелек. Ел он отчаянно, сосредоточенно, тяжело дыша. Дэн передал мне толстый кусок мяса, обуглившийся по краям, но мягкий, розовый и сочный внутри. Я начал сосать его, и рот переполнился слюной, которая стекала по подбородку, как у младенца.
— Слюнявчика не хватает, — сказал я, и остальные засмеялись.
Мы все сидели и пускали слюни, а в животах у нас урчало и бурлило.
Каждый съел свою порцию, и капитан распорядился выдать каждому дополнительную кружку воды. Он сказал, что завтра получим еще; они с Прайдом сложили оставшиеся куски мяса в ящики из-под сухарей — на какое-то время должно хватить. Костер потушили, и мы улеглись спать. Перед глазами у меня все время стояло лицо Джона Коппера.
После сытного ужина спалось крепко, в лодке раздавался дружный храп. Наутро, когда я проснулся, лицо Джона так и не исчезло, а в животе по-прежнему извивалась змея. В горле стояла желчь. Голод никуда не исчез.
— На, попей. — Дэн протянул мне кружку.
Солнце уже стояло высоко. Саймон разводил костер из щепок и туго смотанных обрывков парусины.
— Надо быстро приготовить то, что осталось, а то испортится, — объяснил он.
Мясо уже начинало понемногу гнить. Капитан склонился над кучей негодных кусков, уже успевших покрыться зеленым налетом.
— Что скажешь? — обратился он к Саймону.
— За борт его надо.
Так и сделали.
— Сколько еще может гореть? — Капитан показал на огонь.
Саймон сделал кислую мину:
— Минут десять. Можно и подольше, но…
— Что?
— Зависит от того, сколько еще дней.
Уилсон почувствовал недомогание и лег, накрыв голову мокрой тряпкой. Его темно-коричневая кожа блестела от пота. Даг тихонько пристроился на корме и все время трогал свои припухшие веки. Лицо его по-прежнему напоминало жутковатый, обтянутый кожей череп, но руки и ноги превратились в толстые
