розовые окорока, покрытые россыпью набухших красных фурункулов. У меня тоже были фурункулы — большие, воспаленные, болезненные — один под коленкой, один в паху и самый противный — сзади на шее.
— Странно. Я теперь еще больше есть хочу, — сказал Тим.
— Я тоже.
— Так всегда бывает, — успокоил нас Дэн. — Не волнуйтесь, дней на десять хватит.
На завтрак каждый получил по полоске мяса к сухарю. Я растянул свою порцию надолго. Дэн устроился на носу, свесил руки за борт и напевал себе под нос какую-то мелодию. Когда я перехватил его взгляд, он подмигнул:
— Все отлично, Джаф. Все шикарно.
Капитан и Дэн продолжали время от времени тихо совещаться, как будто что-то еще можно было сделать, но в отношении навигации ничего нового я не заметил. Скип скалил зубы, что-то мямлил и иногда устало смеялся. Тим изрыгал потоки ругани. Габриэль шептал молитвы — ритмичное тоскливое бормотание у меня за спиной не смолкало. Саймон просто был где-то в другом месте. Телом он, естественно, оставался с нами, но на скрипке играть перестал, почти ничего не говорил и двигался только в случае крайней необходимости. Когда за нами какое-то время плыла акула, он даже не взглянул на нее, не заметил ни раскатов грома, донесшихся с запада, ни беззвучной молнии, прорезавшей пустынное небо. Даг продолжал жевать собственные ногти, от которых уже почти ничего не осталось. Я вспомнил, как ужасно выглядели руки у Ишбель. Бедная Ишбель! Какой же голод она должна была испытывать, чтобы так себя грызть! Больно ведь, наверное. В этот момент я увидел ее совсем ясно, и меня вновь настигло яркое воспоминание о доме: Рэтклифф-хайвей, доки, она, я и Тим, кругом снуют уличные торговцы.
— Помнишь? — спросил я Тима.
— Спрашиваешь, — отвечал тот, будто умел читать мои мысли. Он наклонился, усмехнулся и взъерошил мне волосы: — Как там тебя называли? «Маленький ласкар»?
Жара сдавливала мне мозг, не давая думать.
— Слышите? — насторожился Скип.
— Что это?
Габриэль издал короткий смешок:
— Ну вот, мы все и спятили. — И он снова принялся бормотать свои молитвы.
— Слушайте.
Это был даже не звук, скорее вибрация в ухе, когда на него давят тысячи миль пустоты. Как будто стихии решили поставить нас на положенное место.
— Туда смотрите, — сказал Дэн и положил руки нам с Тимом на плечи. — Мальчики, — продолжал он, и из почерневших уголков его печальных маленьких глаз катились слезы, — мальчики мои, я доставлю вас домой целыми и невредимыми. Чего бы мне это ни стоило. Разве я не обещал старику Джемраку, что верну вас домой?
За бортом творилось что-то непонятное. Море менялось. Нечто похожее на сумерки или бурю накрывало землю.
— Дети мои, — прошептал Дэн Раймер. Слезы застряли у него в складках морщин.
— Сколько тебе лет, Дэн? — спросил я.
— Шестьдесят два было, когда последний раз проверял, — усмехнулся он.
— Какой ты старый! — удивился Тим.
Дэн рассмеялся:
— Морской старик!
Но морю было плевать На нас. Мы — ничто.
— Что там? — спросил Даг.
— Тсс! — Капитан прикрыл глаза.
— Держитесь за руки, мальчики, — сказал Дэн. — Встретим эту штуку вместе.
Он раскинул руки, и мы прижались к нему, спрятались, как птенцы под крыло. Сверху, из-за туч, донесся звук, голос или целый хор голосов — различить невозможно: то ли человеческие, то ли звериные крики, многозвучные, похожие на отчаянный плач младенца. Отчаяннее не бывает.
— Держитесь друг за друга, — повторил Дэн.
Тим схватил меня за руку и, широко раскрыв глаза, с улыбкой повернулся ко мне:
— Джаф, старина Джаф!
— Вместе, мальчики, — произнес Дэн.
Капитанская шлюпка подошла поближе.
— Держимся курса, держимся! — прозвучал голос.
Лодки стукнулись бортами.
— Мистер Раймер! Как вы там? — прокричал капитан.
— Полный порядок! — отрапортовал Дэн.
— Что это, по-вашему? Очередной шторм?
Дэн по-собачьи принюхался к воздуху:
— Похоже на то.
Надвигающийся шум взорвался в ушах страшным грохотом. Меня отбросило Дэну на плечо, и его губы оказались рядом с моим ухом.
— Молодец, Джаф, — произнес он, — теперь ляг и попробуй уснуть. Ни о чем не беспокойся. Скоро мы все будем дома.
Дэн заставил нас с Тимом, как маленьких, лечь и закрыть глаза. Чтобы сделать ему приятное, мы притворились спящими. Это его успокоило. Сонно напевая, Дэн перебрался к борту помочиться. «Когда иные губы и сердца расскажут свои сказки о любви…»
— Что происходит, Дэн? Что это?
— Ничего, все в порядке.
Помню, я повернулся к Скипу и спросил:
— Ты еще в себе?
— Разве я когда-нибудь был в себе? — возразил он мне и улыбнулся.
— Пей. — Дэн приподнял меня и поднес воду к губам.
Я заглянул за планширь. Далеко, на красном фоне, темнела капитанская шлюпка. В ней можно было разглядеть сгорбленные силуэты — в преддверии ночи все уже заснули. И никого на вахте. Что-то здесь не так.
Скип больно схватил меня за руку пониже локтя, ногти у него оказались довольно острые.
— Гляди!
Становилось все темнее.
— Нет там ничего.
— А вот и есть.
— Я не вижу. Что там?
Скип что-то видел, в этом я не сомневался. Его ногти впились мне в руку.
— Вот оно! Смотри! Поворачивает голову сюда.
— Пусти! — Я отцепился от него.
— Заткни свой дурацкий рот! — разозлился Тим. — С тебя все и началось, Скип. Ты же сам сказал. Все из-за тебя. Разве нет? А?
Скип закрыл лицо руками.
— Это все ты, ты!
— Мальчики, уймитесь, — приструнил их папаша Дэн.
Капитанские сухари и мясо закончились. Фурункулы начали лопаться, словно маленькие вулканы. Мы ждали, когда умрет Уилсон Прайд. Да, ждали. Все знали, что он — следующий. Вот до чего мы дошли. Считали дни, надеялись, а он метался в сухом поту, пытаясь протолкнуть между губ почерневший язык. Наш корабельный кок, который готовил нам жаркое, пудинг, и перловый суп, и рис, и гороховую похлебку, как это принято у него на родине, добавляя в нее все подряд: или просто немножко соли, редьки, пару веточек какой-нибудь травы, собранной на незнакомом острове, — жарил мелких рыбешек — прямо с
