жаль.
— Присядь, Джаффи, я заварю чаю. — Ишбель усадила меня на стул и вышла из комнаты.
Ее мать в исступлении сделала несколько шагов в мою сторону, опустив вдоль тела сжатые в кулаки руки. Вид у нее был изможденный. На лице — темные впадины. Примерно в футе от меня она остановилась, вся дрожа, затем упала на одно колено, чтобы получше разглядеть мое лицо. Смотреть ей в глаза было ужасно.
— Я знаю, Джаф, это не твоя вина, — торопливо проговорила она, — правда, знаю, просто все это слишком тяжело.
В глазах защипало.
— Слишком тяжело, — повторила она, продолжая смотреть на меня.
Мне показалось, что голова моя сейчас взорвется. Я попытался что-то сказать, но в горле словно что-то застряло.
— Скоро все будет готово, — сообщила Ишбель, входя обратно в комнату.
Она выволокла на середину небольшой столик, подняла мать на ноги, силой усадила ее обратно в кресло и протянула ей оброненный платок — и все это одним непрерывным движением. Каждый дюйм ее тела, каждый жест были знакомыми и в то же время совершенно иными; реальная Ишбель казалась мне более призрачной, нежели воспоминания о ней.
— Нашей девочке пришлось очень тяжело, — произнесла миссис Линвер, не спуская с меня глаз. — Ей пришлось занять место отца, правда-правда. Брат-то ушел в море. Мы так благодарны мистеру Джемраку за то, что он подыскал ей такое хорошее место.
— Да, конечно. — Ишбель взяла себе стул и уселась на него, выпрямив спину и положив руки на колени, словно настоящая леди.
Там, где раньше под платьем выступали две небольшие грудки, похожие на лимончики, теперь красовался настоящий женский бюст. Руки у нее ничуть не изменились — пальцы такие же обкусанные, и я завороженно следил за каждым их движением.
— Как ни странно, дела у нас обстоят неплохо, — сообщила Ишбель. — А твоя матушка как поживает?
— Хорошо. Хотя, если честно, мальчуган меня изрядно удивил.
— Да уж, — она улыбнулась, — так мы и думали. Малыш Дэвид. Прелесть, правда? Очень напоминал мне тебя.
Я рискнул бросить взгляд на Ишбель, но она смотрела на мать.
— Ну, расскажи нам тогда, Джаффи, — миссис Линвер подалась вперед, — расскажи то, что должен рассказать.
— Мама, оставь его в покое. — Слова Ишбель прозвучали натянуто. — Дай ему хоть чаю попить.
— Ничего страшного, — возразил я. — Я готов рассказать вам все как было, только мне трудно об этом говорить. Вы должны понять.
— Конечно, — отозвалась Ишбель.
— Мне только нужно убедиться, что ему не пришлось слишком сильно страдать, — не унималась миссис Линвер. — Хочу знать, что все быстро закончилось. Сам понимаешь. Как все было в самом конце? Больше я ничего знать не хочу. А еще хочу, чтобы ты сказал мне правду.
— Тим умер до того, как началось самое страшное. Я соврал бы, если б сказал, будто он не страдал, — мы все страдали, но он ушел до того, как стало совсем плохо.
Последовала долгая и мучительная пауза. Я не мог смотреть им в глаза.
— Говорят, это он придумал тащить жребий, — произнесла его мать.
— Да, но мы все согласились.
Я поднял глаза. Обе женщины смотрели на меня не отрываясь, и у меня в ушах застучала кровь.
— Тим все время всех поддерживал, — сказал я. — Ни разу не видел, чтобы он пал духом.
Глаза миссис Линвер увеличились до невероятных размеров.
— Он просил передать вам обеим, что у него все в порядке. Знаю, звучит нелепо, но именно так он и сказал: «Передай, что у меня все в порядке».
— Идиот! — пронзительно вскрикнула Ишбель и закрыла лицо руками.
— Сказал, что у него все в порядке и чтобы вы не волновались.
Она засмеялась. Какое-то мгновение мы все смеялись.
— Бог ты мой! — воскликнула Ишбель. — Как это на него похоже!
Так мы и сидели все трое, и слезы ручьями текли по нашим лицам.
— Он был стойким, — сказал я. — Действительно. Я бы так не смог. Он был… — Мой голос сорвался.
Миссис Линвер высморкалась.
— Простите меня, миссис Линвер, — произнес я, и не было в мире способа как-то исправить положение.
Я был здесь, а Тим умер. И всех нас навеки связал ужас того, что случилось с ним, что я наделал. Я все не мог забыть того страшного ощущения, когда палец жал на курок.
Ишбель вытерла себе щеки ладонями.
— Пойду принесу чай.
С этими словами она вскочила и выбежала за дверь. Я сидел в отчаянии, с одной мыслью — убежать, и чувствовал себя как жук, застывший в янтаре.
— Правда, — сказал я, — Тим был очень-очень храбрый.
Дурацкие слова.
Миссис Линвер кивнула, нахмурила брови и отвернулась, уставившись в пламя. Угли шевелились. Голоса людей, проходивших по улице, доносились точно из царства грез, отдаваясь эхом, как звуки в раковине, если приложить ее к уху. На мгновение мне показалось, что сейчас я упаду в обморок.
— Красивый цветок, — в отчаянии произнес я. — А летом он цветет?
— Да, очень красиво, — печально ответила миссис Линвер, — очаровательными розовыми цветами.
Вернулась Ишбель с подносом: она вошла спиной вперед, чтоб открыть дверь. Я вскочил и забрал у нее поднос. Она зарумянилась.
— Да ладно, Джаффи, просто поставь вон туда. Спасибо.
Неужели они ждали от меня чего-то еще? Рассказа обо всем, что я так старательно пытался изгнать из памяти? Скоро ли меня отпустят?
— Смотри-ка, — продолжила миссис Линвер задумчиво, — слишком длинные у него побеги.
— У кого? — Ишбель присела на стул.
— У этого растения.
— Ах да, надо будет подрезать. — Ишбель улыбнулась мне так приветливо, словно это был обычный визит. — Спасибо, что зашел, Джаффи.
— Не за что.
— Представить себе не могу, как тебе было страшно.
— Он хотя бы вернулся, — сказала ее мать.
— Ну и слава богу.
Ишбель разлила чай по чашкам.
— Я тебе говорила, что помолвлена и скоро выйду замуж? — спросила она, не поднимая глаз. — Я. Можешь поверить?
Конечно, отчего ж не поверить.
— Правда?
Она передала мне чашку.
— Он матрос на лихтере. Работает в Суррейском доке.
— О, поздравляю!
— Спасибо. — Ишбель передала матери чашку с блюдцем. — Неплохой человек, Фрэнк. — Она снова села и принялась помешивать чай.
Я обратился в камень.
