Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

Она шла, по-прежнему опустив очи долу, не видя ничего, кроме мраморного пола, не в силах вынести бремени всеобщего восхищения, выражаемого порой довольно сме­ло всякий раз, когда она поднимала свои прекрасные глаза, и некто, — возможно, намеренно — наступил на край ее белого платья.

С, живостью, порожденной всем ее лондонским опытом, когда такие вот дерзкие знаки внимания подстерегают на каждом шагу, она подняла глаза, и в это мгновение взгля­ды наши встретились.

Я взирал на нее со страстным желанием и с некоторым упреком, и во взгляде моем было куда больше гордыни, чем смирения, и она ответила мне тем церемонным поклоном, какие я ненавидел больше всего на свете, но зато я лишний раз убедился, что даже чопорность становится при­влекательной, когда за дело берется моя Лорна. И когда она поспешила вперед, догоняя процессию, щеки ее горели пламенем точно так же, как и мои, и в глазах ее сверкали крупные слезы.

Я был счастлив: Лорна, увидев меня, даже не попыталась, как говорили в высшем свете в те времена, поставить меня на свое место.

Я смотрел вслед Лорне до тех пор, пока любимые ее очертания не растворились в толпе. Но и потом я не ушел из часовни, а остался посмотреть на пышное католическое богослужение.

Я стоял, стараясь запомнить все увиденное: богатые шелка, огромные свечи, цветы, полированное дерево с вы­веденными на нем чудесными узорами, — словом, все, составлявшее убранство часовни. И вдруг я заметил сухощавого желтобородого человечка, пробиравшегося вдоль сте­ны прямо ко мне. Приблизившись, он не сказал ни слова, но с беспрестанными умилительными вздохами взял меня за руку и внезапно хитро подмигнул мне, что никак не шло ему, ибо благочестивые взоры его застилали восторженные слезы, исторгнутые религиозным чувством. На моей ладони, как бы сам собой, затрепетал маленький листок бу­маги.

Я заплатил человечку, и он отошел с самым довольным видом, а я погрузился в записку.

Не прочтя и трех строк, я уже знал, что любим. Любимая моя писала мне так, словно я был ей ровня и даже знатнее, выше нее. Вам, любезные читатели, я не скажу, что именно было написано в той записке. Не обессудьте: заплатив свои кровные шиллинги и пенсы за мою книгу, вы не заполучили права заглядывать ко мне в душу. Единственное, что могу сказать, — и для вас будет достаточно, Лорна написала, что ждет встречи со мной.

Глава 53 Лорна — все та же Лорна

Направляясь в Кенсингтон в понедельник вечером, я чувствовал, что с той поры, как мы сняли последний урожай пшеницы на ферме Плаверз-Барроуз, мне еще никогда не было так хорошо. Лорна не назначила мне времени в той записке, но я решил не ждать более того, что требовали приличия. В субботу вечером я отправился по адресу и разыскал особняк, но стучать в такую пору мне было неудобно, особенно после того, как на углу мне сообщили, что граф Брандир дома.

Переулки и поля между Чаринг-Кросс и деревней Кенсингтон в те времена кишмя кишели разбойниками и грабителями, однако моя солидная комплекция и здоровенная дубина заставляли этих джентльменов держаться от меня подальше. Было еще довольно светло, и видя вдали вокруг себя Челси, Баттерси, Тайберн и другие деревни, берег Темзы, а также немногочисленные каменные особняки то там, то сям между фермами, — я почувствовал себя не столь одиноко. И тут на меня, что называется, накатило, и я запел песню на самом что ни на есть эксмурском диалекте, повергая в изумление всех, кого я встретил по дороге в тот день.

Когда я дошел до загородной резиденции лорда Брандира, естественная моя скромность не позволила мне появиться у парадных дверей, через которые заходят гости, и потому я появился у черного входа, через который ходят слуги. И тут меня ждал сюрприз. На мой стук двери открыла — кто бы вы думали? — маленькая Гвенни Карфекс. А ведь я, признаться, почти забыл о ее существовании. Госпожа ее, конечно, видела, как я подходил к дому, и послала девушку встретить меня. Обрадовавшись старой знакомой, я было поцеловал ее, но она, в смущении отпрянув, засеменила передо мной, показывая дорогу, ни разу при этом не обернувшись и не перекинувшись со мной ни словечком.

Она привела меня в маленькую комнатку, весьма изящно обставленную, и в поведении ее не было ничего, кроме формальной учтивости и внимания, которое она уделила бы любому посетителю, оказавшемуся на моем месте.

 «Н-да,— подумал я,— если и госпожа будет вести себя подобным образом, то уж лучше мне было бы сидеть сейчас у меховщика».

Но не успела эта мысль до конца промелькнуть в моем сознании, как я услышал легкие быстрые шажки. Господи, да ведь это Уоч! Собаченька моя родная, узнал меня?.. И сердце мое громко застучало от сладкого предчувствия.

Почти тотчас же тяжелые бархатные портьеры раздви­нулись, и на пороге показалась Лорна. Она была все в том же белоснежном платье, в котором я давеча видел ее в часовне, и я, лелеявший в памяти каждую черточку ее лица, замер, словно бы увидел ее в первый раз.

 Она тоже замерла в дверях, как бы позволив мне полюбоваться собою, но увидев, как я взволнован, тут же бросилась ко мне. Она протянула мне руку для поцелуя, и я поднял ее к губам со страхом, воспринимая саму возможность прикоснуться к Лорне за непомерную милость.

 — И это все? — прошептала она, и в следующее мгновение она уже плакала на моей груди.

 — Лорна, дорогая... Леди Лорна! — воскликнул я, растроганный до глубины души, и, не в силах совладать с собой, привлекая ее к себе все ближе и ближе.— Я люблю,— я вас так люблю... Но делаю то, что не положено.

 — Но почему — почему?

 — Я и без того сдерживаюсь, как могу, — ответил я, не поняв истинного смысла ее вопроса. — Никакой другой мужчина не смог бы, вот так же, держа вас в объятиях, не поцеловать вас.

 — Другой... Но почему же не целуете меня вы... то есть ты, Джон?

 Этого было достаточно. Целых пять минут мы не могли оторваться друг от друга. «Джон, я счастлива!» «Лорна! Лорна!» — только и было слышно в маленькой комнатке.

А потом... Ни за что не догадаетесь, что было потом. Едва оправившись от упоительного потрясения, Лорна устроила мне... форменный допрос!

— Мастер Ридд, вы обязаны говорить правду, всю правду, ничего, кроме правды [71]. Я бываю в суде и с легкостью смогу вывести вас на чистую воду, сэр. Итак, почему в течение более чем года вы ни разу не вспомнили о вашем старинном друге мистрисс Лорне Дун?

Комический этот допрос давался ей с трудом, потому что — я это явно почувствовал — она и в самом деле была очень обижена.

— По той простой причине,— ответил я,— что мой старинный друг — моя единственная любовь — и сам ни разу не вспомнил обо мне. Я даже не знал, где его искать.

— Что?! — Лорну так поразил мой ответ, что она непременно упала бы, если бы я вовремя не подхватил ее. Снова и снова пришлось повторить мне, что я не получил, не получил, не получил от нее ни единого письма, ни единой записки, ни даже самой маленькой весточки, не считая тех строк, с какими она обратилась ко мне, покидая нашу ферму.

— Бедный, бедный Джон! Представляю, что ты думал обо мне все это время. Какое чудо, что при всем том ты не женился на этой маленькой простушке (хотя, впрочем, она может быть очень славной девушкой — ведь я ни разу не видела ее) мистрисс Рут — не помню как ее фамилия...

— Рут Хакабак — достойная девушка,— сказал я,— и у нее нет подруг, кроме Анни. Именно она убедила меня не обращать внимания на высокое положение леди Лорны и верить лишь ее сердцу.

— Тогда Рут — мой лучший друг, и она вполне достой­на тебя, Джон. Запомни, дорогой: если смерть