Единственный, кто знает

— Понять что?

— Почему он исчез.

— Но это же очень просто. Люди расходятся. Так всегда было. Неужели такая большая девочка, как вы, этого не знает?

Он сунул руку во внутренний карман пиджака со словами:

— Сейчас я вам кое-что покажу. — И протянул ей фотографию молодого человека, сидящего в инвалидном кресле. — Это мой сын. Ему двадцать три года. Он неудачно упал, катаясь на водных лыжах. Мы с ним вдвоем отдыхали на Багамах. У меня там летний домик. Мой сын упал и сломал позвоночник. С тех пор он прикован к инвалидному креслу. Моя жена смертельно возненавидела меня за это — потому что в той поездке я был с ним. Она ожидала, что я повинюсь, или буду спорить с ней, или потребую развода, или еще что-то в таком духе. Но я просто отстранился. Я не хотел ввязываться в бесплодный конфликт, поэтому перестал с ней разговаривать. В конце концов это она потребовала развода. — Альтман постучал кончиками пальцев по фотографии. — Теперь мой сын живет со мной.

Агент, сидевший за рулем, поднял руку, давая понять, что они приехали в центр города. Альтман велел повернуть направо на ближайшем перекрестке и припарковаться среди зданий даунтауна. Потом обратился к Марион:

— Ну что ж, пришло время возобновить контакт с Троянцем. Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — бесстрастно ответила она.

— В самом деле?

— А что вы хотели от меня услышать?

— Правду.

— Что ж, тогда я чувствую себя как в кошмарном сне с открытыми глазами. Это вас устраивает?

— Понимаю.

— Я бы удивилась, если бы вы и в самом деле понимали.

— Потому что я коп?

— Нет.

Автомобиль остановился.

Марион повернулась к Альтману:

— Потому что вы мужчина. Я сделала непростительную вещь, оставив Хлою, и прекрасно это сознаю. Троянец манипулировал мной, и я поступила предсказуемым образом. Теперь ваша очередь. Вы точно так же мной манипулируете. Ну и какая между вами разница? Это чисто мужской трюк. Вам нравится ощущать, что женщина полностью в вашей власти. Когда ты еще девочка, отец постоянно тебя оценивает, хотя ничего не говорит. Наблюдает за тобой, внушает тебе свои правила. Заставляет воплощать в жизнь собственные мечты, которые ему осуществить не удалось. А ты готова землю носом рыть, чтобы только дождаться его снисходительного одобрения, крошек со стола его любви… Потом у тебя появляется бойфренд. Он заставляет тебя поверить во множество прекрасных вещей — но, в сущности, всего лишь хочет с тобой спать. Потом приходит черед твоего патрона, ради которого ты вкалываешь как сумасшедшая, в надежде на повышение или просто ради того, чтобы ему угодить. И конечно же он это знает. Я уж не говорю о случайных знакомых вроде того индейца, которые заставляют тебя демонстрировать все худшее в себе, когда доведут тебя до крайности. И вот теперь вы. Изображаете передо мной безутешного отца, показываете фотографию сына-инвалида… Но все, чего вы хотите, — это вычислить Троянца и найти Адриана. А больше всего — арестовать Большого Па. Что вас, в конечном счете, интересует, кроме вашего собственного продвижения по службе? Хлоя и я — это всего лишь незначительные детали, сопутствующие обстоятельства. Вы нами манипулируете. Снова и снова. Ну и на здоровье, делайте свою работу. Только не надо вешать мне лапшу на уши.

Лицо Альтмана окаменело.

Затем он протянул ей айфон, конфискованный у нее накануне, и сухо сказал:

— Включите.

Марион повиновалась.

— Войдите в «Фейсбук».

«Poke» — появилось почти мгновенно.

Добрый день, — написал Троянец. — Начнем с идентификации. Просто ради того, чтобы убедиться, что говорю именно с вами, а не с одним из агентов ФБР. Загадка: кто работодатель вашего отца?

Марион размышляла.

В последний раз она виделась с отцом в джаз-клубе. Наконец она напечатала название клуба:

Герцог Ломбардский.

В ответ появился длинный ряд смайликов.

Прекрасно! Рад, что снова с вами общаюсь, Марион. Игра возобновляется!

Глава 33

Раньше

Марион сидела в ресторанчике на набережной Сены в компании своего отца.

Она выбрала это место из-за того, что оттуда, со стороны Сен-Мишель, открывался великолепный вид на Нотр-Дам. Отец заказал два стейка и два бокала вина. Не желая его раздражать, Марион не стала отказываться. Вместо этого она разрезала мясо на мелкие кусочки и время от времени накалывала вилкой и подносила ко рту один из тех, что оказались в середине, а остальные отодвигала к краям тарелки, создавая так видимость того, что действительно ест. Отец был явно этим доволен и сам ел с завидным аппетитом. Если бы он заметил, что мяса на ее тарелке почти не убывает, это стоило бы ей доброго получаса нравоучений. Поэтому приходилось прибегать к отвлекающим маневрам. В конце концов, так было лучше для обоих.

— Значит, вон там ты работаешь? — спросил отец, указывая вилкой на Отель-Дье.

— Да, — ответила Марион.

— И тебе нравится?

— Вполне.

— Ты завела друзей?

— Да, нескольких.

Во время еды отец орудовал вилкой, держа ее правой рукой, а левая рука его лежала на колене — типично американская привычка, одна из составляющих его хороших манер. Но Марион знала, что сейчас у него есть для этого и другая причина — в последнее время он не слишком любил выставлять левую руку напоказ. Удивительно, но большинство людей этого не замечали. Его манера прятать левую руку, так же как ее манера делать вид, что она ест, лучше других доказательств свидетельствовали о том, что они — члены одной семьи.

— У тебя много работы?

— Да, порядочно.

— Это интересно?

— Да.

Он кивнул и слегка улыбнулся.

— Что такое? — спросила Марион.