изумления.
Куда девалась шаль, резиновые сапоги? Вместо них на ней были серые габардиновые спортивные брюки и тот плотно прилегающий синий свитер с высоким воротом, в котором она была, когда они впервые встретились в поезде. Поверх свитера — ярко-красная вельветовая куртка, туго стянутая в талии поясом, волосы схвачены красной лентой под цвет куртки. На ногах мокасины из лосиной кожи, спереди расшитые красным бисером. Губы слегка, чуть заметно подкрашены.
Застенчиво потупив глаза, она сказала:
— Я сама их сшила.
— Что сшила? — спросила Джоан Рамзей.
— Мокасины. Знаете, из меня получается вполне сносная мускек-овак.
— Никогда не видела тебя такой хорошенькой, — сказала Джоан Рамзей.
— Хорошо, что мы уходим в такую рань, - ответила Кэнайна, — а то индейцы подумали бы, что я напялила мужские штаны.
— Джоан Рамзей принялась жарить бекон, затем приготовила сандвичи им на дорогу.
— Можно взять у вас заварку, сахар и банку сгущенки? — спросил Рори. — Мы разведем костер,попьем чаю.
— Ну конечно, — сказала Джоан Рамзей. — На берегу перекусить хотите?
Рори взглянул на Кэнайну.
— Наверное, — ответила она.
— Я дам вам с собой одеяло: подстелите, чтобы не засыпать еду песком.
Пока Рори и Кэнайна завтракали, быстро светало. Потом миссис Рамзей вручила Рори пакет с провизией и одеяло, и они вышли из дому в бледном, тусклом свете занимающегося дня.
Каноэ стояли на берегу, где Рори оставил их накануне.
Мотор был установлен на большом каноэ с прямоугольной кормой, каноэ поменьше привязано к нему буксирным тросом. Рори оттолкнул лодки от берега, оба влезли в большую. Кэнайна села на носу, Рори — на корме, у мотора. Он запустил мотор и направил каноэ вверх по реке. Позади, в клубах густого тумана, вставал над заливом алый краешек солнца, отбрасывая на воду кровавые блики.
Кэнайна сидела к Рори спиной, и его взгляд то и дело обращался к ее тонкому, строго прочерченному силуэту. Из-за поднятого красного воротника виднелись только черные волосы. Серые брюки красиво облегали стройные бедра.
Мотор мерно трещал два часа, и в этом шуме нечего даже было пытаться разговаривать. Потом стена густого ельника на берегу расступилась, открылась поляна. Кэнайна сделала знак, и Рори повернул каноэ. Когда подъехали совсем близко, Рори вырубил мотор, и каноэ со скрежетом врезалось в песок. Оба спрыгнули на берег.
- Не будем терять времени, - сказал он. - Чем раньше мы туда доберемся, тем больше шансов разыскать ман-тай-о.
Вытащив большое каноэ на берег, он привязал весла поперек малого каноэ, так что получились ручки, за которые его можно было тащить на плечах. Снял свитер, скатал и положил на плечи вместо прокладки. Потом сел на корточки напротив середины малого каноэ и, приподняв его, взгромоздил себе на колени.
Затем подсунул под каноэ руку, стремительно, одним движением распрямился, и восьмидесятифунтовое каноэ, перевернувшись вверх дном, взмыло вверх и теперь покоилось у него на плечах.
- Не такой уж вы новичок, как я погляжу, -просто сказала Кэнайна и взяла На себя обязанности проводника.
Они пересекли поляну, где до сих пор торчали остовы хибарок и вигвамов. Вошли в лес. В этот ранний час в воздухе стояла прохлада и сырость, которая чувствовалась еще заметней под сенью елей и пихт. Из-под каноэ Рори видел лишь стройную, гибкую фигурку мягко ступавшей перед ним Кэнайны. В этом году он впервые перетаскивал лодку по суше и был еще не совсем в форме - приходилось каждые десять минут останавливаться, чтобы перевести дух. Прошел почти час, когда во время одной из таких передышек Кэнайна сказала: 'Кажется, почти дошли'.
Через несколько минут они внезапно вышли из дебрей. Стоял ослепительный день. Рори пересек отмель и опустил каноэ наземь на берегу озера.
— Это Кишамускек? — спросил он. Она кивнула:
— Да.
— Красивое место. Усеянное бесчисленными островками озеро сверкало синевой. Позади на громадном болоте колыхались зеленые ленты камыша и осоки. А между озером и болотом сверкала белая полоска песка. Было семь утра, но солнце поднялось довольно высоко, день обещал быть теплым.
— Ну, ман-тай-о, — сказал Рори, — где же ты? Они спустили каноэ на воду, Кэнайна взяла весло и прошла на корму. Рори стал на корму и оттолкнулся от берега. У ног - сверток с завтраком, на шее бинокль. Приятно было грести, слышать плеск воды, бьющей о звонкое днище лодки, ощущать, как крохотное суденышко, словно живое, повинуется малейшему повороту елового весла. С того времени, как Рори впервые очутился на севере Канады, он всегда считал каноэ самым прекрасным и практичным творением первобытного человека. Какое другое судно может нести тяжелую кладь в любое место, куда только доходит вода, а вместе с тем само настолько легко, что человек, в свою очередь, может донести его на плечах до другой реки? В этих краях бог знает сколько веков назад было задумано и изготовлено первое каноэ. А теперь перед ним сидит дочь расы, сотворившей каноэ. Скинув куртку, Кэнайна гребла в одном синем свитерке с короткими рукавами. Гребла изящно и ровно, раскачиваясь всем телом, налегая на весло всей силой рук и плеч.
— Из вас вышла бы отличная танцовщица, — сказал Рори. — Это видно по тому, как вы гребете.
— Мои предки изобрели берестяное каноэ задолго до того, как ваши придумали колесо и соорудили первую повозку, так что я должна бы понимать толк в гребле, правда?
— Полагаю, должны.
— А вам никогда не приходило в голову, - продолжала она, — что в истории нашего каноэ и вашего колеса и состоит объяснение того, почему по части техники между нами такая пропасть? Для людей моей расы каноэ уже было действенным и надежным средством передвижения во времена,-когда люди вашей расы должны были на собственной спине таскать все свое имущество. Несмотря на то, что мы вырвались вперед на старте, история оставила нас на мели, первобытной расой, на краю Арктики, тогда как ваша завладела миром. И все потому, что вам повезло — история подарила вам колесо.
— Не понимаю, куда вы клоните, — сказал Рори. — Но звучит занятно. Давайте-ка начинайте сначала.
— О'кэй, — сказала Кэнайна, усмехнувшись. — У нас было каноэ. Нечто совершенное применительно к этому краю и к людям, которые сотворили его, потому что по рекам и озерам можно было добраться куда угодно. С технической точки зрения мы оказались в тупике - оно было настолько удобно в своей исходной форме, что не было никакого смысла изменять и совершенствовать его. Вам понятно?
— Да.
— Так вот, пока люди моего племени прекрасно существовали здесь, в Америке, со своими каноэ, в сухих, равнинных степях, где-то в районе Каспия, там, где нужны наземные средства передвижения, появилась ваша раса. Однажды, когда мы уже несколько тысяч лет пользовались каноэ, какой-то ваш хитроумный предок-шумер открыл, что можно нацепить два гончарных круга на один стержень, и у него получилась повозка. С этого мгновения и утвердилось превосходство белой расы. Ваша повозка была временным новшеством, нуждавшимся в улучшении и совершенствовании; вы, конечно, усовершенствовали ее. То, что вначале было простым колесом, теперь стало чудовищным комплексом механизмов, лошадиных сил, киловатт и одному богу известно, чего еще! А теперь вы даже приделали к колесу крылья и летаете по воздуху с той скоростью, с какой раздавались вопли того шумерийского гончара. Теперь вы меня понимаете?
— Да. Продолжайте. Это очень интересно.
— Да это почти все. Все народы мира пробивались вперед, уходя от истоков каменного века,
