Когда она немного пошевелилась, Хоукер закрыл глаза и застонал.
— Мы скоро прибудем на Микс-стрит. — заметила Жюстина.
Ласкающая ее рука на мгновение замерла. Однако когда Хоукер убрал ее, чувственная пульсация в лоне Жюстины не ослабла. Влюбленные смотрели друг на друга и тяжело дышали в унисон. Десять вздохов. Двадцать…
— Ты чувствуешь это, не правда ли? — спросил Хоукер.
— Желание? Я горю, схожу с ума. Я так сильно хочу тебя!..
Хоукер нетерпеливо покачал головой:
— Я не об этом.
Он неожиданно погрузил свои длинные, ловко справляющиеся с отмычками пальцы в волосы Жюстины и держал ее голову так, словно она была какой-то необычной драгоценностью. После этого он нежно коснулся ее губ своими.
— Между нами существует океан желания. Это очень хорошо. Это чудесно. Я хочу тебя больше, чем чего-либо в этом мире.
Жюстина отвернулась бы, если бы ладони Хоукера не сжимали се голову так крепко. Когда столь жестокий и закаленный в боях мужчина открывает свое сердце, отвечать ему можно лишь правдой.
— Я никогда не хотела никого другого.
— Но ведь дело всегда было не только в желании, верно? С самого первого раза. — Он вновь нетерпеливо тряхнул головой. — Я о другом. Мы с тобой принадлежим друг другу. И так было всегда. — Экипаж сильно покачнулся, заворачивая за угол, но Хоукер не ослабил хватки. — Выхоли за меня.
Между ними были годы. Долгие годы принятия темных и тяжелых решений.
— Я уже не та, что была в двадцать лет.
— Я тоже. Для нас никогда не найдется пары. И ничего не изменится, даже если пройдет еще двадцать лет.
— Ты меня не знаешь.
— Я знаю тебя, как свою собственную кожу. Все эти годы в Италии и Австрии, работая друг против друга, мы каждую секунду знали, что каждый из нас собирается предпринять Мы были настолько близки, что я мог бы с таким же успехом держать тебя все это время на коленях.
Затылок, обнаженная кожа плеча и спина под шелковой тканью платья… рука Хоукера скользила по телу Жюстины. «На твоем теле нет ни дюйма, которого бы я не знал».
— Нет никакой причины на то, чтобы…
Пальцы Хоукера коснулись губ Жюстины. остановив поток слов. Тепло его дыхания обвевало ее лицо.
— Я люблю тебя, черт возьми, — прошептал Хоукер.
— Я не простая женщина, — ответила Жюстина.
— Я тоже чертовски сложный человек.
У Жюстины не хватало слов, чтобы высказать все, что она собиралась. Их словно бы вообще не существовало внутри ее. Но потом они вдруг появились.
— Это всегда был ты, — произнесла она.
Пальцы Хоукера впились в плечи Жюстины.
— Ты выйдешь за меня замуж?
— Да.
Но этого ответа Хоукеру было недостаточно. Сдвинув брови, он сурово потребовал:
— Почему? Почему ты выходишь за меня замуж. Сова?
И Жюстина ответила то, что он хотел от нее услышать:
— Я люблю тебя.
Глава 50
Хоукер не поднял глаз, когда в комнату вошла Фелисити.
Он стоял посреди кабинета на Микс-стрит. держал в руках нож и ждал начала драмы. Именно этим ножом ранили Сову. Яд все еще был на нем. Виднелся еле заметной белой полоской на краю лезвия. Равно как и засохшая кровь Совы.
— Он пришел не один, — произнесла Фелисити. — Привел с собой этого лизоблюда Римса. — Недовольно сдвинув брови. Фелисити оглядела пустые чашки, стоявшие на всех свободных поверхностях кабинета. — Полагаю, ты ждешь, что я здесь приберусь.
— Было бы неплохо.
— Вообще-то ты мог сделать это самостоятельно. — Фелисити принялась со стуком собирать чашки и горкой ставить их на сервировочный столик. — А не стоять как столб посреди кабинета, уставившись на стену и делать вид, будто занят чем-то невероятно важным.
— Знаешь, в Лондоне есть слуги, которые убирают посуду так быстро и бесшумно, что их даже не заметишь, — произнес Хоукер.
— Какие ловкачи.
— Только с тобой такой номер не пройдет. Более занудной и раздражающей женщины в целом мире не сыскать. Где ты оставила Каммингса и его верного пса? В библиотеке?
— В гостиной.
— Благоразумный выбор.
Большой письменный стол был свободен, если не считать стопки бумаг и тетради в черном кожаном переплете. Хоукер положил нож рядом с тетрадью, лезвием к себе, инициалами кверху.
— Мне нужна Жюстина. Разыщи ее.
— Пожалуй, это я моту.
— Только учти, она никуда не уезжала. Посмотри в библиотеке. Дойла. Пакса и Флетчера тоже позови. Да и Севи вместе с ними. Скажи, время пришло.
Фелисити пожала плечами, поставила на столик еще несколько чашек и вышла, громко хлопнув за собой дверью.
Ящики стола были заперты на дорогие и надежные замки, были времена, когда Хоукер не раз подбирал к ним отмычки. Но теперь у него были ключи. Времена меняются.
Он взял из верхнего ящика сложенный из бумаги конверт, достал из него кончик лезвия и положил себе на ладонь. Маленький треугольник серебристого металла. Еще одно напоминание о том, что не стоит пытаться вскрыть деревянную шкатулку при помощи ножа. Хоукер положил обломок на конверт и поместил его в центр стола. Ну вот, готово. Бумаги сыграют роль декораций. Покажут могущество хозяина кабинета. Одна часть их лежит на столе, а другая разбросана по дивану, как если кто-то только что оторвался от чтения. Несколько штук — в кресле. Несколько на подоконнике. Закончив их раскладывать. Хоукер удовлетворенно обвел взглядом кабинет. Теперь со стороны помещение выглядело так, словно обсуждающих важные проблемы людей внезапно оторвали от их занятия. Фелисити забыла забрать несколько чашек из-под кофе, и они лишь довершили картину.
А что касается тетради в черном переплете… Хоукер как раз решал, стоит ли оставить се на столе или лучше положить на каминную полку, когда в кабинет вошла Сова.
— Ты слишком задумчив, — сказала она. — Мне не нравится, когда ты такой. Ну что — долгожданный момент настал?
— Каммингс здесь. Я думаю, куда это деть. — Тетрадь раскрылась, и Жюстина увидела, что это вовсе не тетрадь Джейн Кардифф, а старый дневник Севи. — Я хочу, чтобы он ее увидел, но не брал в руки.
— Положи на дальний конец стола. — Сова взяла тетрадь из рук Хоукера и положила ее на стол. — Ну вот. Теперь она выглядит как нечто очень важное. Никогда еще не видела, чтобы простая тетрадь излучала такую важность.
— Я могу еще добавить в нее закладок.
— Не стоит усложнять. Чем проще, тем лучше. Учти, тебе придется сделать так, чтобы полковник Римс
