ронял серьги и деньги, а она их подбирала и совала ему в карман, и из уха у нее каплями стекала кровь, а она отмахивалась от этих капель, как от мух.
Сережа вышел на черный ход, но не пошел вниз, а поднялся наверх, на чердак. Там он ощупью нашел за печным лежаком свой большой, сделанный из напильника кинжал с ручкой, плотно обмотанной тонкой – виток к витку – проволокой и поперечиной из черепахового гребня, украшенного стеклянными «брильянтиками», они отражали уличный свет, проникавший сквозь чердачное окно, и сами светились в темноте.
Затем, не понимая сам, для чего он это делает, из злобного какого-то хулиганства он потянулся за чердачное окно, сорвал антенну, открыл шкафчик с телефонными подсоединениями и стал их обматывать проволокой, соединяя между собой все клеммы так, чтобы, когда хоть в одной квартире зазвонит телефон, – зазвонили телефоны и во всех остальных и чтобы люди долго разговаривали друг с другом, не понимая, кто и куда звонит.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Сережа сидел у небольшого костерка. В нем пеклась картошка. Жорка приставал к Любке – баб. е Леньки Носа, и Любка нудным голосом повторяла: «Только без рук… Смотри, Ленька увидит».
– Так Ленька же… нашел себе, – хихикал Жорка.
– Ничего, вернется, – твердо отвечала Любка. Сережа не мог этого понять. «Неужели она совсем не ревнует? – думал он, – Странно».
Он не знал, куда смотреть и как вести себя, и смотрел все время в костер, из которого Гаденыш доставал обуглившуюся картошку, перебрасывая на ладонях, разламывал пополам, солил и ел, пачкая руки и губы липким черным крахмалом. А в кустах, совсем рядом с ними, Ленька валялся со своей новой бабой, и никто из присутствующих этому не удивлялся, и все смотрели туда, а Сережа не мог, потому что он еще ни разу в жизни этого не видел и никогда не говорил об этом ни с кем, а когда читал об этом в книгах, то думал, что это совсем иначе.
Как многие киевские мальчики из интеллигентных зажиточных семей, он тянулся к «блатным», гордился своим знакомством с ними. Это не мешало ему, правда, хорошо, на пятерки, с редкими четверками за диктанты, учиться в школе, читать книги, рисовать и уважать собственность настолько, что он ни разу в жизни не проехал в трамвае «зайцем».
С Ленькой Носом, главарем воровской шайки, которая не брезговала и грабежами, он был знаком вот уже второй год. Ленька ценил Сережу как рассказчика, и Сережа во время нечастых встреч успел пересказать Леньке и постоянно менявшимся членам его шайки почти все известные ему романы Александра Дюма.
Ленька Нос, прозванный так за свой искривленный, сдвинутый набок, налево, хищный нос, с не- добрыми, узко и экономно прорезанными глазами, относился к Сереже покровительственно, с какой-то насмешливой лаской.
Когда Сережа передал через Жорку, что ему нужно свидеться, Ленька Нос предложил Сереже приехать в Пущу-Водицу, на Четырнадцатую линию, где Ленька любил находиться в летнее время, чтобы не так мельтешить на глазах у «фраеров из милиции».
«Неужели она совсем не ревнует?» – думал Сережа о Любке, когда Ленька Нос, застегивая штаны, вернулся к костерку, а за ним пришла еще совсем молоденькая, может быть, Сережиного возраста, хорошенькая девочка с черной челкой и бледным, нездоровым лицом и молча, ни на кого не глядя, отгребла палкой картофелину.
– Ну что ж, Серьга… пойдем поговорим, – предложил Ленька.
Они отошли в сторону, к кусту бересклета, с которого в беспорядке свисали его удивительные, окрашенные в красное и черное плоды с лепестками. Ленька Нос сорвал веточку и, пожевывая кору, спросил:
– Ну так что?
– Есть дело, – сказал Сережа. – Квартира. Днем там пусто, ни одной души.
– И что же это за квартира? – спросил Ленька. – Кто там живет вечером?
– Шеремет, – не сразу ответил Сережа – мой сосед по дому.
– В вашем доме? – протянул Ленька. – С органов?
– Да.
– Не пойдет. А что у него есть?
– Ковры, – сказал Сережа. – Пальто. Деньги.
– Не пойдет, – решил Ленька, – нельзя продать. – Он подумал и добавил: – Если, правда, заначить года на два, не меньше, а потом отвезти подальше… А кто он такой тебе, этот Шеремет?
– Он участвовал, когда отца взяли.
– Хороший человек, – сказал Ленька. – А откуда ты знаешь про деньги?
Сереже очень хотелось солгать, сказать, что он был дома у Шеремета, что видел, как тот открывал ящик стола и там пачками, обклеенными бумажками крест-накрест, лежали червонцы. Но вместо этого он сказал:
– Он – жадный.
– Жадные – кладут на сберкнижку, – возразил Ленька.
И вдруг улыбнулся чисто, весело и бесстрашно:
– Давай спытаем… Рупь поставишь – два возьмешь…
На следующий день, во вторник, в десять часов утра они пришли в Сережин двор в открытую с «каламашкой» – двухколесной телегой, на которой киевские грузчики умели доставить корзину капусты, но если требовалось заказчику – рояль. Ленька Нос вынул «пилочку» – длинный ключ к английскому замку, на
