— Я вытащила ее в последний момент, потому что хотела в другой багаж переложить. А потом отвлеклась и забыла, — Дина расстроенно всхлипнула.
— Не переживай, все твои документы у меня.
— Мне сумочку жалко, она мне нравится…
— Другую купим. Возвращаться все равно нет резона, иначе мы опоздаем на самолет.
— Да мы приехали уже, — вмешался в разговор таксист. — Вон он, аэропорт, виднеется.
— Вижу, — недовольно буркнула Дина, еще не успевшая смириться с потерей своей вещи.
— Динка, не дуйся, — миролюбиво сказал Марк. — Знаешь, есть такая примета: если что забыли — значит, вернемся.
— Куда вернемся? — встрепенулась Дина.
— Ну, не знаю, в Сочи, в гостиницу эту… Тебе понравилось в этой гостинице?
— Да, очень! Они такие все милые.
— Вот, начинается. Дина, я прошу тебя, не надо давить на меня, ладно? Я и так уже испытываю чувство вины.
— Испытываешь? — с надеждой заглянула в глаза мужа Дина.
— Ммм… — промычал Марк, откидываясь на спинку сиденья. — Это невыносимо.
— Все, приехали. Можно выходить, — сказал таксист, останавливая машину, и добавил: — Сумочку свою не забудьте на сиденье.
Дина сурово зыркнула на него, подозревая в ехидстве, и, подхватив сумку, направилась к зданию аэропорта.
«Все счастливые семьи счастливы одинаково», — считал Лев Толстой. Но Дина точно знала, что это неправда. Счастье — оно даже у нее каждый день разное. То безоблачно дурашливое, то с трудом выстраданное, то и вовсе какое-то непонятное — вроде бы все хорошо, и причин для беспокойства нет, а на душе почему-то тревожно. А уж если всех счастливых вместе собрать, то у каждого и вовсе будет своя история.
Она купила в ларьке мыльные пузыри и, усевшись около окна, выдула радужное облако. Пузыри стайкой поднялись вверх и разлетелись по залу.
— Развлекаешься? — Марк подошел и сел рядом.
— Ага. Мне нравится на них смотреть, это успокаивает.
— А я думал, наоборот.
Дина со вздохом закрыла флакон.
— Скажи, вот чего ты бесишься, а, Маркуша? Чем я перед тобой виновата?
— Ладно, прости. И правда, что-то на меня нехорошее нашло… А пойдем чего-нибудь в ресторане поедим, я проголодался.
— Не опоздаем?
— Надеюсь, нет.
За обедом напряжение обоих постепенно отпустило. Марк смеялся, глядя, как Дина копирует наиболее смешных посетителей, корча забавные рожи. Сам он тоже не прочь был полицедействовать, но из-за боязни, что его за этим делом застанут клиенты — мир тесен! — ограничивался секундными зарисовками.
Наконец объявили рейс, и они, быстро расплатившись, заспешили к месту посадки.
Альбина ждала их рядом со стойкой, где проверяют авиабилеты. Ее лицо еще больше осунулось и почернело. Увидев Марка, она как безумная протянула к нему руки и застыла с мольбой в глазах.
— Я вас умоляю… — наконец вымолвила она. — У меня осталась последняя надежда — это вы. Адвокаты, которых мы хотели нанять, не соглашаются. Боятся чего-то, что ли. А полиция навязывает нам адвоката по назначению. Он их «карманный» адвокат, прикормленный и бессловесный. Он ничего не будет делать против, ему вообще нельзя доверять. Одного мы все-таки нашли. Еле-еле уговорили. Нам его посоветовали друзья, и он приехал специально из Краснодара вести дело Макара. Изучил суть вопроса, пообщался со всеми, с кем было нужно. Вопросы такие дельные задавал, говорил, что все не безнадежно, мальчика можно спасти… А потом, при принятии окончательного решения о ведении дела, вдруг извинился и отказался.
— Причину назвал?
— Нет. Вообще больше ни слова не сказал.
— Н-да, веселые дела…
— Это значит — «да»? Вы возьметесь за нашу защиту?
— Это значит «нет». Однозначное и категорическое. Хотя мне и было бы интересно поучаствовать в этом деле, но я все равно вынужден отказаться.
Глаза Альбины наполнились слезами.
— Скажите, у вас есть дети?
— Нет.
— Я так и знала. Иначе вы бы не смогли остаться безучастным к горю матери.
Она вдруг рухнула на колени и распласталась, прижавшись к ногам Марка.
— Я вас никуда не отпущу! Вы моя последняя надежда! Умоляю, миленький мой, хороший, не уезжайте! Не дайте погибнуть ребенку, Христом-богом прошу! — истерически кричала она, и люди, шедшие мимо, останавливались. Они с недоумением и интересом разглядывали развернувшуюся перед ними сцену, строя догадки и предположения.
— Альбина Витальевна, встаньте, — смутился Марк, пытаясь освободиться. — Мне кажется, вы преувеличиваете мои возможности, я не всемогущий маг.
Он наклонился и поднял женщину на ноги. Та безвольно обвисла на его руках, а потом вдруг вцепилась в лацканы плаща, с мольбой глядя в лицо.
— Это так и есть — вы единственный, — жарко зашептала Альбина Витальевна в лицо Марку. — Из тех, кого я знаю, никто не сможет нам помочь. На местных у меня надежды нет: те, кто не откажутся и возьмутся за дело, будут только брать деньги и ничего не предпринимать для спасения моего сына.
— Почему вы в этом так уверены?
— Я знаю. Все боятся. А наш мальчик невиновен, понимаете? Я готова вам заплатить столько, что вы сможете жить здесь и заниматься только этим делом. Вам не нужно будет летать из Сочи в Москву.
Альбина Витальевна быстро написала на бумажке цифру и показала Марку.
— И это независимо от результата, — добавила она. — А в случае положительного решения дела сумма будет удвоена.
— Да, достойный гонорар, — сказал Марк, впечатленный цифрой.
— Вы согласны?
— Нет.
Молчание.
— Простите меня… и за эту сцену, и за эмоции… Будь у вас дети, вы бы меня поняли…
В самолете Марк старательно пытался отвлечься — успокоить свою мучающуюся совесть. Но лицо Альбины так и стояло у него перед глазами. Измученное, с впалыми щеками и болезненным блеском темных глаз. Он читал журнал, разгадывал кроссворд, заговаривал с соседями, но тщетно. Отвлечься не получалось. После того как все это ему надоело, Марк откинулся на спинку кресла и постарался уснуть. Сначала ему никак это не удавалось. Он с тоской подумал, что так и будет лежать с закрытыми глазами, делая вид, что спит. Но потом светлые пятна, мельтешившие перед глазами, сплелись в один большой шар и превратились в лицо его бабушки.
— Маркуша, Севочка, идите домой! — Она вытирает руки о передник, и доброе лицо ее расплывается в улыбке. Мальчики смеясь, бегут наперегонки. — Сегодня у вас день рождения, — говорит она, едва они усаживаются за стол, — вам обоим исполнилось по семь лет, и я в честь этого испекла пирог.
Мальчики, урча от удовольствия, погружают крепкие зубы в ароматную выпечку с кроваво-красными пятнами вишни. Это — любимое блюдо Марка. Оно так и осталось любимым на всю жизнь.
