желтыми глазами.
Чашка кофе, свежие новости и немножко сладкого печенья. Одетая, умытая и причесанная, Есия сидела на кухне за столом, проглядывая новостную ленту под мерное жужжание телевизора: «…в чемпионате России по регби среди юниоров участвуют тринадцать команд из девяти городов страны…». Спортивные новости обычно не слишком интересовали Есию, но тут вдруг краем сознания она уловила знакомую фамилию: Крынкин.
— Крынкин, Крынкин, — пробормотала Есия, вскакивая. — Я где-то уже встречала эту фамилию, и именно в связи с регби.
Она поспешно достала из сумки блокнот и быстро пролистала его. На последней странице нашла запись: «Крынкина Валентина Владимировна. Вахтер Дворца спорта».
— Вот значит как… Что ж, сегодня же поднимем всю информацию про вас, уважаемая Валентина Владимировна. Да, и пора навестить Вячеслава Макарова.
Выключив телевизор, Есия сделала пометки и стремглав вылетела из квартиры.
Кот Вантуз слез со своего наблюдательного поста и забрался на подоконник. Отсюда было хорошо видно, как машина Есии выезжает со двора.
Глава 17
Герман
Домовые — они бывают разные. Добрые и злые, молодые и старые, но у всех одна задача: гармонизировать пространство вокруг себя. То есть создавать уют, прозванивая колокольчиком каждую вещь и находя для нее одно и только одно-единственно верное звучание.
Когда вещь не знает своего места — это очень раздражает. Тогда покоя нет, нужно все время работать, искать «мелодию». А только найдешь, глядь — вещи снова по комнате переместились.
Гости еще бесят. Когда их много, да приходят часто и на ночь остаются — это очень раздражает. Домовой — он ведь кто? Он дома охранник. Его задача добро сберечь, дом от воров, пожаров да другой нечистой силы спасти. А когда люди так и снуют туда-сюда, как тут успеть их всех проверить, руки им опутать да глаз завистливый запорошить? То-то и оно, тяжело это. А порой и невозможно. И злится тогда домовой, и пакости устраивает хозяевам: кому хочется без отдыха лямку тянуть?!
Пятый час ходил домовой по комнате, прозванивая ее колокольчиком. Ему никак не удавалось понять, почему не получается достичь совершенства. Что-то мешало. Может быть, какая-то мелочь, пустяк. Это вносило всего лишь одну неверную ноту, но все разрушалось. Сыпалось как карточный домик. И все приходилось начинать сначала.
Пройдя в очередной раз мимо книжной полки, он вдруг понял: причина там. Должно быть, среди книг и вещей, стоящих на ней. Домовой проверял книгу за книгой, звонил над ней колокольчиком, но звук был чистым, звонким. И вдруг колокольчик споткнулся и захрипел.
Старая шкатулка — это она никак не хотела звучать в унисон с другими вещами, хранящимися в доме!
Домовой поднапрягся и со злостью скинул ее на пол. Вот пусть там и лежит, пока хозяйка не разберется, зачем ей эта рухлядь нужна.
Он удовлетворенно вздохнул и моментально погрузился в сон.
Тропинка петляла между зелеными холмами. Островки одуванчиков яркими желтыми пятнами выделялись на изумрудном травяном покрове холмов, а множество бабочек и пчел кружились над ними как цветастый шлейф.
Герман шел рядом с Марфой, и она, улыбаясь, посматривала на него. Глаза у нее такие синие-синие, а волосы ее русые в косу заплетены. Она такая красивая, что от счастья захватывает дух. Ему хотелось обнять ее, закружить, расцеловать каждую веснушку на ее лице. Скоро, уже скоро их свадьба, но Герману казалось, что время невероятно медленно течет. Целых два месяца еще ждать!
Он наклонился и стал собирать букет из полевых цветов. Собрал и торжественно преподнес его любимой. Марфа засмеялась, принимая цветы. Она сплела из них венок и надела себе на голову.
От нахлынувших чувств Герман завозился во сне и свалил на пол кофейную чашку. Вантуз, отдыхавший на кухонном подоконнике, проснулся и вскочил.
А Германа вновь уносило в сновидениях все дальше и дальше в прошлое, в тот последний день его жизни. Теперь ему горько было сознавать, что он сам своими руками разрушил свое счастье. Да он и раньше знал, что причина всех его бед в нем самом. Знал, но гнал эту мысль. Ему было легче обвинить во всем Марфу и, уверяя, что после рождения близнецов она утратила привлекательность, остервенело изменять ей.
Однажды Герман заявил ей, что даже уличные девки выглядят лучше, чем она. А Марфа в ответ лишь рассмеялась. Вот если бы расплакалась, возможно, он бы и пожалел ее. А так только злость поднялась со дна души. Он криво улыбнулся и ушел ночевать к Верке-вдовице. Она баба ладная и непривередливая.
Тоненький ручеек, перелесок и поляна, залитая солнцем. Герман бывал здесь уже не раз в своих снах. Но сейчас вдруг лес резко изменился. Никогда раньше он не видел этого странного места. Сквозь густые ветви деревьев с трудом пробивались тонкие лучи света. На земле толстым слоем лежали прелые листья и еловая хвоя.
Постепенно деревья редели, и солнце все больше проникало в чащу. Поднялся легкий ветерок, и пятна света заиграли на траве. Герман с наслаждением вдохнул аромат диковинных цветов и засмеялся. Ему нравилось это ощущение тихого счастья.
Дальше за поляной начинался сад и спускался к самому берегу реки. Странный сад, небывалый. В нем все деревья одновременно цвели. В природе так не бывает.
А на берегу реки лежало странное животное и издавало горестные стоны. Туловище у него как у огромного муравья, голова львиная. Герман подошел поближе, и существо страдальчески поглядело на него.
Зачерпнув воды, Герман поднес ее к морде существа, и оно жадно напилось. Серые человечки материализовались из воздуха и стали по обе стороны от Германа.
— Это мирмеколев, — сказал первый, что-то жуя и одновременно ковыряя зубочисткой в ухе.
— Что с ним? — спросил Герман.
— Агония, — спокойно пояснил второй. — Он умирает.
Мирмеколев опять горестно вздохнул и взглянул на Германа влажными тоскливыми глазами.
— Почему вы не поможете ему? — возмутился Герман.
— Это бесполезно, — пожал плечами первый. — Мирмеколев ест львиную пищу, которую не способно переварить муравьиное тело. А львиная голова, в свою очередь, не хочет есть то, что было бы полезно для муравья. Мирмеколев обречен.
— Ты так спокойно говоришь об этом, — ужаснулся Герман. — Мне казалось, в вашем мире должна отсутствовать смерть.
— Смерть есть везде. Почему наш мир должен быть исключением?
— Но за что такие мучения? — не успокаивался Герман.
— За то, что ему неведома гармония. Мирмеколев — это постоянный конфликт между действием и желанием. Приведи мирмеколев в гармонию свои потребности и желания, и он бы выжил. Но увы. Ему это не дано.
Мирмеколев испустил последний протяжный вздох и, содрогнувшись, умер.
— Бедняжка… — Герман опустился на колени и погладил пушистую львиную гриву. — За что ему такая судьба?.. Неужели ему никак нельзя было помочь?
— Зачем? — хмыкнул второй. — Его задача — служить в назидание тем, кто не способен привести в гармонию собственные тело и душу.
— А если… — Герман повернулся к человечкам, но их уже и след простыл.
