— Ленилась, — коротко ответила Кэролайн.
Додж принес домой жирный, заправленный сливками томатный суп с базиликом — фирменное блюдо кафе, куда он часто забегал пообедать. Они сидели за кухонным столом и ели суп с большими кусками французского хлеба, которые Додж отламывал прямо от батона и щедро мазал маслом.
Когда он вручил Кэролайн второй кусок, девушка поинтересовалась, действительно ли он пытается ее раскормить или ей показалось.
— Я пытаюсь раскормить вас ровно настолько, чтобы вас хотя бы было видно в профиль, — услышала она в ответ.
После ужина, в который входило также ванильное мороженое с импровизированным соусом, они немного посмотрели телевизор, но уже к десяти часам Кэролайн начала зевать.
— Прошу прощения, — сказала она. — Клянусь, дело не в том, что мне скучно в вашей компании.
— Не стоит извиняться, — возразил Додж. — Я и сам валюсь с ног.
Как и накануне, Кэролайн начала настаивать на том, что Додж должен вернуться в свою постель, а она поспит на диване.
— Я меньше, я в чужом доме, и мне, в конце концов, все равно, — спорила она.
— Зато не все равно мне, — убежденно возразил Додж.
Он и слышать не хотел о том, чтобы Кэролайн спала в гостиной, и девушке пришлось в конце концов сдаться. Додж провел еще одну ночь на чертовски жестком диване почти без сна, но он готов был благословить каждую минуту своей бессонницы, потому что Кэролайн была с ним под одной крышей и мирно спала, удобно устроившись в его кровати.
В эти первые дни у них сложился ритуал, которому оба продолжали следовать и дальше. Кэролайн вставала каждое утро пораньше, чтобы проводить Доджа на работу, и ждала вечером его возвращения. По настоянию Кэролайн Додж забил холодильник и кладовку куда большим количеством продуктов, чем обычно. Кэролайн хотела, чтобы все находилось под рукой и можно было каждый вечер готовить ужин.
— Это самое малое, чем я могу отплатить за твое гостеприимство, — сказала она.
Додж согласился с условием, что Кэролайн будет съедать половину приготовленного и пообещает не переутомляться.
Додж наблюдал за тем, как синяк под глазом Кэролайн превратился из черно-фиолетового в лиловый, а затем приобрел цвет авокадо. На щеках Кэролайн снова появился румянец. Она постепенно набирала вес и вскоре уже не выглядела так, словно чуть не умерла от недоедания.
Кэролайн огорчало вынужденное безделье, но Доджу она казалась чересчур уж трудолюбивой. Девушка ежедневно изучала колонки с объявлениями о продаже недвижимости в газетах, жаловалась на сделки, которые упустила, и строила стратегические планы, кратко записывая идеи по мере того, как они приходили ей в голову. Вынужденный шаг назад вовсе не лишил ее амбиций. Напротив, теперь ее подстегивало желание преуспеть еще и для того, чтобы разозлить Роджера Кэмптона и его семейку неприкасаемых.
Она обсуждала с Доджем придуманные ею ходы, ведущие вверх по служебной лестнице, словно он мог дать ценный совет, как добиться поставленных целей в намеченные сроки. От ответов Доджа было мало толку, но Кэролайн, казалось, этого не замечала. Доджу льстило, что она все чаще интересуется его мнением.
Кэролайн была куда более культурной и образованной, чем он. Она прочла больше книг, знала больше симфоний, прослушала больше лекций и посетила большее количество музеев. Додж за всю свою жизнь был в музее лишь однажды, да и то отправился туда только потому, что слышал, что экспозиция состоит в основном из изображений голых женщин.
Кэролайн была намного выше его в интеллектуальном плане. Но то, как внимательно она слушает, когда он говорит, заставляло Доджа казаться самому себе умнее, раз она считала нужным выслушать мысли, которые приходят ему в голову.
— Ты наверняка училась в школе на «отлично», — однажды поддразнил он Кэролайн.
Девушка густо покраснела, что было равносильно признанию.
Додж рассмеялся.
— Я получил аттестат исключительно благодаря зубрежке.
— Но у тебя ведь есть здравый смысл.
— Ну, это была уличная смекалка.
— Не стоит недооценивать важность смекалки, — серьезно сказала Кэролайн. — При твоей работе она может в один прекрасный день помочь остаться в живых.
Додж не мог говорить с Кэролайн о работе, которой занимался в настоящий момент, но он рассказывал о прошлых делах, одни из которых были забавными, другие — трагичными. Девушка слушала как зачарованная даже самые мрачные истории.
В один из дней, когда у Доджа был выходной на шинном заводе, молодые люди решили наконец вместе выйти из дома. Додж повел Кэролайн в кино. Она была в темных очках, которые сняла, только когда в зале погас свет.
Они ели попкорн из одной коробки. Иногда пальцы их встречались и устраивали шутливое соревнование — кто схватит больше. Один раз, положив ногу на ногу. Кэролайн задела Доджа. Но тут же извинилась и убрала ногу.
Показывали фильм о двух братьях. Один из них был хорошим, другой плохим, оба ненавидели тирана-отца и любили одну и ту же женщину. В фильме была сцена, где герои занимались любовью — страстной, голодной, запретной любовью. Никогда еще происходящее на экране так не возбуждало Доджа. И вовсе не потому, что его заводила пара звездных сисек, наверняка застрахованных лондонской конторой «Ллойд» на несколько миллионов. Все дело было в том, что рядом сидела Кэролайн, чья небольшая грудь, вот уже которую ночь была предметом горячих фантазий Доджа во время полубессонных ночей на жестком диване.
Он хотел эту женщину. Господи, как он ее хотел! Но Додж ни разу не посмел к ней прикоснуться. И уж конечно, не во время сцены в кинотеатре. Малейшее движение в этом направлении могло разрушить доверие, установившееся между ним и Кэролайн. Все, кто знал Доджа Хэнли, ни за что бы не поверили, что их отношения остаются платоническими, но, если бы Додж воспользовался положением Кэролайн, он был бы худшим негодяем, чем Кэмптон.
Додж старался не думать о будущем, когда Кэролайн не будет встречать его с работы, когда он больше не услышит ее копошения в кухне и не почувствует в ванной запах ее шампуня. Он делал вид, что так будет продолжаться вечно. Кроме бессонных ночей, полных едва подавляемого желания, его все устраивало.
Так продолжалось до того момента, когда глупая, бессмысленная и ужасная трагедия привела Доджа в такое состояние, что ему захотелось взять бейсбольную биту, добраться до логова Господа Бога и задать ему как следует.
В тот день, отработав на шинном заводе, Додж позвонил Кэролайн и сказал, что будет дома через пару часов. Потом он отправился на собрание спецгруппы.
Атмосфера подавленности, царившая в помещении, была заметна сразу, но Додж не ощутил ее, так как был занят мыслями о Кэролайн и о жарком в горшочках, которое она обещала приготовить на обед. Жаркое в горшочке было весьма символичным блюдом. Оно напоминало об очаге, о доме. О постоянных отношениях.
Додж осознал, что что-то не так, только когда заметил, что коллеги не смотрят ему в глаза.
— Что я сделал не так? — спросил он, обведя глазами всех присутствующих.
Все молчали.
— Эй, что происходит?
Снова тишина.
— Господи Иисусе, еще одно ограбление? Кто-то еще убит? Черт! Это сделал Олбрайт? В каком банке? Когда?
Наконец нашелся какой-то смельчак, которого хватило на то, чтобы произнести:
— Речь не об этом, Додж… хммм… эээ…
— Так в чем же дело? Что?
