журналистскую визу сотруднику «МН» было невозможно по определению.
А попасть на остров нужно было очень. Был самый разгар памятной эпопеи, когда тысячи людей пытались покинуть Остров свободы на самодельных плотах из досок и шин. Лишь бы уплыть. В Штаты, на британские Кайманы, на Багамы. Но главным образом, конечно, в Штаты. Причину такого массового исхода проще всего объяснить вырезкой из тогдашней газеты кубинского комсомола «Хувентуд ребельде»:
«Если обвалять его в сухарях и обжарить, то грейпфрут по вкусу будет — вылитый цыплёнок».
Это официальная публикация. Есть было совершенно нечего. Наступил, пожалуй, самый тяжелый год, самый острый момент «особого периода», объявленного Кастро после того, как Куба осталась наедине с собой, после спешной эвакуации с острова СССР.
При этом в мировой, а теперь и в московской прессе про Кубу писали всякие небылицы. Как будто не было десятилетий сотрудничества и взаимного познавания. Писали не о трагедии народа, а о какой-то потусторонней ерунде.
Это вообще происходит всякий раз, когда ситуация вокруг острова обостряется. Со страниц газет, в телеэфире начинается какофония из малых и больших фактических ошибок, а то и полного бреда. И при всей, на мой взгляд, справедливой критике коммунистических порядков, такие нелепости кубинцев заставляют ещё больше уподобляться улиткам. Уходить в себя, в ещё большую самоизоляцию, в глухую самооборону. А простых кубинцев это заставляет ещё больше страдать от закрытости страны.
К счастью, тогда, в 1994 году, в посольстве в Москве пресс- отделом заведовала Марта Нуньес Сармьенто. Умница, доктор социологии, профессор Университета Гаваны, вдова видного функционера СЭВ. Да, партийная. Я ещё вернусь к вопросу о том, что без партийцев потом и не получатся никакие перемены. Про Марту лишь добавлю, что вся семья — в эмиграции. А они с престарелой мамой оставались верными Кубе[13].
Тогда, в 1994 году, мы с Мартой много общались. И она знала о моих настроениях. Увидеть всё своими глазами. Разобраться. А идеология — дело второе. Без неё не обойдёшься, но ею не обязательно пропитываться.
Вот поэтому уже и в первый мой сознательный заезд на Кубу в 1994 году я полетел в Гавану очень хитро.
Визу журналиста, как я уже сказал, было не получить. Сами же кубинские власти при всех рабочих отношениях со мной лично корпоративно попадали в «замкнутый круг». Брилёву дали бы, но «Московским новостям» — нет.
Но и во всяком замкнутом круге бывают разрывы. Политическому журналисту визу не дали бы, а корреспондента туристической вкладки — впустили бы. А у «Московских новостей» как раз появилась такая вкладка. Поэтому, по договорённости с кубинскими же властями, я полетел на остров по приглашению Министерства... туризма, Минтура. То есть мой статус был каким-то таким срединным. Вроде и журналист, а вроде как путешественник. То есть почти турист. Значит, виза не требуется.
На границе в «Хосе Марта» пограничник меня ещё спрашивает: «Так вы работать или отдыхать?» А я, как меня научили, бодро рапортовал: «Отдыхать!» Хотя там, за границей, меня и ждал официальный автомобиль Министерства туризма и «группа товарищей», чтобы вместе работать. И они действительно стали мне хорошими товарищами и показали мне, какие замечательные люди кубинцы.
Про официального переводчика (того, который потом уехал к жене в Чили и памятно шептал мне о карточной системе под аккомпанемент оркестра на Соборной площади) я уже рассказал. Но переводчик был «вторым номером».
А «первым номером» был официальный гид. Назовем его Хосе. Он честно показал мне всё что полагается. Прекрасные колониальные дворцы и соборы, великолепные пляжи и уже тогда кое-какие неплохие отели, фантастические пейзажи. Куба ведь действительно рай на земле. И, не зная испанского и советских реалий, иной турист даже не догадается обо всех остальных особенностях системы.
Но показал мне Хосе и то, что не вполне полагается. А именно свою пятиэтажку в новой, социалистической, Восточной Гаване. Вода в подъездах тогда, в третий год «особого периода», ещё не стояла. Но впечатление уже тогда было сильным.
Я, в свою очередь, делал вид, что ничего не понимаю, когда за компанию со мной ребята участвовали в полагающихся мне по программе Минтура перекусах. Например, в первый же день, в полном соответствии с базовой программой изучения исторических достопримечательностей и природных красот, мы отправились на запад страны, в долину Виньялес.
Место совершенно уникальное: скорее не долина, а как бы кратер. Но это не зев потухшего вулкана, а совсем другое геологическое образование. Поднимающиеся со дна «кратера» холмы когда-то были опорами крыши огромной пещеры, где обитали доисторические ящеры. Есть у долины и «идеологическая» нагрузка. Во-первых, рассказывая о динозаврах и прочих пресмыкающихся монстрах, экскурсовод-кубинец не преминет заметить, что сегодня Куба — одно из тех уникальных мест на планете, где нет не только доисторических, но и современных пресмыкающихся. То есть на Кубе вообще нет ядовитых змей. То есть здесь — безопасно. Это — первый «идеологический» посыл. Но есть и второй. И куда более политический. Сразу после революции группа художников расписала одну из местных скал огромными образами тех доисторических динозавров, бронтозавров и т. д. Примитивизм, но к месту. Естественно, эта скала подаётся как символ революционного пробуждения талантов. Хотя сразу после революции на Кубе так и было. Подобие «главлитов» образовалось позже.
Мы всё это дело осмотрели, и тут ребята говорят: «А не отобедать ли нам?» Мне показалось, что обедать ещё рановато. Но они как-то уж больно упорно настаивали. Я понял, что надо соглашаться. И правильно сделал. Оказывается, именно под скалой с монументальной живописью располагается ресторан, где тогда можно было платить и по внутрикубинскому «безналу». То есть за счёт «заведения» могли поесть и я, и мои товарищи.
И как же буквально в секунду ребята слизали с тарелок блюдо, которое туристам подаётся как «кубинская классика», но которое сами кубинцы не пробуют годами! Всего-то жареная свинина и «морос и кристианос». Дословно «мавры и христиане»: смесь чёрных бобов и белого риса.
Это была такая пятидневная игра. Фавор за фавор. Я соглашаюсь вовремя отобедать и помочь достать в валютном магазине молока. А мне не перечат, когда я хочу оторваться от делегации. И поехать с гаванским собкором ИТАР-ТАСС Костей Жуковским на те самые пляжи, где не туристы нежатся, а беглецы готовят к путешествию через Флоридский пролив свои самодельные плоты.
Наконец, «номер третий» нашей группы. Наш официальный водитель. Назовем его Рафаэль. Уже в летах, но очень подвижный и открытый. Напоследок, будучи человеком, естественно, очень скромного достатка, подарил мне набор миниатюрных бутылочек с ромом[14].
Ну, и все трое моих кубинских товарищей в один из вечеров как-то разом разоткровенничались и открыли мне глаза на, возможно, самый удивительный феномен сегодняшней Кубы. А на прогрессивном острове материалистов фактически официально возродили... идолопоклонство.
Нет, в отличие от других соцстран, на Кубе прижизненных статуй не ставят. Больше того. Сразу после революции, которая смела диктатуру Батисты, новые кубинские власти так и постановили: никакого более восхваления живых вождей в виде статуй, переименования улиц и городов и т. п. И действительно: ни одной улицы, ни одной провинции не переименовали. А то, что названо именами Ленина или «Гранмы» — это новые объекты. Нет и памятников. А если есть, то только почившим вождям революции Эрнесто «Че» Геваре и Камило Сьенфуэгосу. А вот Фиделя славят только на словах. Максимум — плакаты. Но ещё неизвестно, что лучше: прижизненные памятники, классический культ личности или возрождение жутковатого культа с жертвоприношениями.
А культ «сантерия» — это действительно жутковатая смесь примитивного католицизма и верований африканских племён, которые перенесли на землю своей новой родины негры- рабы. В принципе, подобного рода религиозные «субкультуры» в Латинской Америке встречаются часто. Самый жуткий вариант — это, конечно, вуду на соседнем с Кубой Гаити. Там и жертвоприношения чуть ли не человеческие. Плоха и та крестьянская семья в соседней Гватемале, которая построила даже не часовню, а капище в честь Сан-Бернардо. На самом деле никакой Сан-Бернардо не католический святой, а типичный домовой. Его кукле подносят выпить и поесть, в рот встав ляют прикуренную сигарету. Задабривают то ли дух предков, то ли нечистую силу. Сами путаются, когда объясняют.
С точки зрения церемониалов, кубинская «сантерия» — это где-то посредине. Но главное отличие
