скандалов и уже в очередной раз превращает архипелаг в гордиев узел интересов сразу нескольких держав. Ошибка заключается в том, что наш франко- аргентинский герой взял под арест за браконьерство и отправил под суд в Буэнос-Айрес капитана... из тех же США. Американцы уже тогда такого надругательства над своими гражданами не терпели. Никаких информационных агентств ещё нет, но уже есть «океанский телеграф»: когда новости передают из уст в уста и распространяются они не хуже. О событиях на островах узнаёт капитан американского военного корабля «Лексингтон», который в тот момент оказывается в Буэнос-Айресе. Он отправляется туда, чтобы... разрушить укрепления Берне и объявить острова в очередной раз свободными от какого-либо правительства.
Аргентина и США долго спорят о том, кто больше не прав. И тогда под шумок у берегов Фолклендов вновь появляются британцы. Они-то и разрубили на этот раз американо-аргентинский гордиев узел.
С одобрения кабинета к Фолклендам идут корабли «Клио» и «Тайн». Начальник экспедиции Онслоу начинаете восстановления старого британского форта, а 2 января 1833 года бросает якорь напротив бывшего испанского, а ныне вроде как аргентинского Пуэрто-Соледад. Уже через три дня аргентинцы вынуждены паковать чемоданы, и до 1982 года они будут рассуждать о Мальвинах только теоретически.
За почти 150 лет вялотекущих споров стороны наизусть выучили позиции друг друга. Ну, например, в Лондоне отмечали, что ещё когда на острова отправился «аргентинский француз» Луи Берне, британский временный поверенный в Буэнос-Айресе направил аргентинцам протест и повторил претензии на архипелаг. А ещё в Лондоне любили подначить Буэнос-Айрес ссылкой на сведения о том, что следующего после Берне губернатора «убивают мятежные гаучос»: то есть на архипелаге действительно было полное безвластие. Правда, до всех этих событий Лондон подписывает с Буэнос-Айресом договор о дружбе, торговле и мореплавании, в котором никакой ссылки на Мальвины или Фолкленды не было. На это, в свою очередь, указывают историки в Аргентине.
Впрочем, есть у британцев и самый важный аргумент. По состоянию на день аргентинского вторжения, под властью британской короны этот край уже 149 лет. Эта британская колония старше многих независимых стран соседней Латинской Америки. А это, конечно, Америка не латинская. Что до войны и давало Лондону все основания дальнейшие переговоры о будущем архипелага забалтывать[34]. В канун войны в Лондоне, может, и обидели фолклендцев новым законом о гражданстве, но «келперы» (как называют себя фолклендцы) и после этого ни в какую Аргентину не хотели. Всё, что в местном сленге напоминает о влиянии Аргентины, это слово «кэмп» (так на Фолклендах называют сельскую местность, а это прямая производная от испанского «кампо», то есть «поле»). По сути, на удалённых Фолклендах только ещё более выпуклыми становились особенности островного характера самой Великобритании. Что я имею в виду, как человек, который сам много лет провёл в Соединённом Королевстве? Зная о британцах не понаслышке, я, конечно же, давно не считаю их никакими консерваторами: времена чопорных викторианцев Чарлза Диккенса и Артура Конан Дойля давно прошли. И всё-таки есть вопрос, в котором британцы проявляют ещё какой консерватизм! И этот «вопрос» — свободолюбие, обострённое чувство неприятия любых посягательств наличную свободу.
В этой связи — забавный случай, который произошёл со мной в один из моих первых авиаперелётов по Соединённому Королевству: из Лондона в Белфаст. Дело было до 11 сентября и британского 7 июля, и никаких документов при полётах внутренними рейсами показывать было вообще не нужно. Но этот полёт предстоял в тогда ещё неспокойную Северную Ирландию, и при посадке пассажиров уже до 11 сентября просили показать какой-нибудь документ. Я было показал пресс-карточку с фотографией и надписью о том, что 24 часа в сутки мою личность может подтвердить Скотленд-Ярд. Служащая аэропорта повертела- повертела этот серьёзный документ и спросила, нет ли у меня водительского удостоверения. У меня в тот момент действительно были уже и британские права. Когда я показал их, девушка мне и говорит: «Вот теперь я вижу, что вы тот, за кого себя выдаёте». Забавно то, что на правах-то фотографии как раз не было. Ещё и в середине 90-х это считалось в Британии нарушением прав человека. Собственно, права с фото до сих пор выдаются только по желанию. Вот и на Фолклендах наибольшее возмущение «келперов» вызвало то, что аргентинские оккупационные власти заставили «келперов» носить с собой удостоверения личности! А уже в первые часы после вторжения Буэнос- Айрес перевёл Мальвины на своё континентальное время и правостороннее движение! Это британцам сразу напомнило о том, как с Гринвича на Берлин и на правостороннее движение перевели другие их острова: Джерси и Гёрнзи в Ла-Манше, которые во Вторую мировую оккупировал Гитлер.
Такова история. То ли, кстати, ещё будет, когда дело дойдёт до «вдумчивого анализа» истории всей Антарктики! Там все будут спорить со всеми. И достаточно будет одной провокации (как это и было с Фолклендами в 1982 году), чтобы запустить необратимую логику сползания от споров дипломатов к настоящей войне. И опять же, как это было в 1982 году, даже и в двустороннем англо-аргентинском споре сразу возникнут «сочувствующие».
...После того как наш с Дейнекиным самолёт (теперь уже военно-транспортный «Геркулес») сделал круг почёта над мысом Горн и развернулся в сторону «столицы чилийской Антарктической провинции» на острове Наварино, чилийцы опять подходят к Дейнекину, просят вынуть беруши и через меня объясняют, что сейчас всех будут по очереди подводить к единственному иллюминатору Хотят показать нечто очень важное. Внизу — какой-то дежурный пролив и россыпь пустынных островков. Перекрикивая шум моторов, спрашиваю у наших чилийских «гидов»:
— Чего звали-то? Что за острова-то?
— Это пролив Бигл!
— О! Тот самый, который назван в честь корабля «Бигл» Чарлза Дарвина?
— Да-да, тот самый.
— И тот самый, из-за которого у вас чуть не случилась война с аргентинцами?
— Да, было дело в конце семидесятых.
— Это когда только Папа Римский вас смог примирить?
— Да. Но потом был ещё и 1982 год, когда мы ждали, что арген тинцы откроют здесь «второй фронт».
Приземляемся на Наварино, вылезаем из «Геркулеса» и упираемся в... скелеты каких-то огромных животных. Много скелетов, живописно так лежат на лужайке. А день такой яркий, прозрачный. И белые кости прямо «горят» на ярко-зелёной травке летней чилийской тундры. Но костяных остовов очень много. Вот я и спрашиваю у женщин — служащих аэропорта, в чём дело.
— Это что за скелеты?
— Эти? Киты.
— Киты?! Выбрасывались?
— Нет, их индейцы убивали.
— Какие индейцы?
— Ну, местные племена.
— Это которые, чтобы согреться, жгли костры и в честь которых Магеллан назвал Огненную Землю?
— Они самые.
— А сейчас они где?
— Да вот как раз в прошлом году умерла последняя старуха-индианка, которая ещё помнила язык предков. Больше их нет. Все вымерли. Правда, перед этим перебили всех китов.
— А зачем?
— А тоже грелись. Они жиром китов свои нагие тела обмазывали, чтобы не замёрзнуть от местных холодов.
— Значит, киты.
— А вы, значит, аргентинец. А что вы тут делаете? Откуда вообще вы здесь взялись?
Тут я понимаю, что с самого начала разговора женщины разглядывали меня с большим подозрением.
Понимаю, в чём дело. В первой же моей фразе прозвучало слово «кит». По-испански «ballena». Чилийцы произносят его как «бальена» или даже «байена». А я, естественно, как учили, на уругвайский манер произнёс «бажжена». Поэтому меня и принимают... за шпиона-аргентинца. Акцент-то в Уругвае и
