Кривая Рука почувствовал, что у Очень Высокого Дерева пробуждается интерес. Насколько было известно ему и любому из племени ютов, белые женщины годились лишь для одного: дразнить их. А когда были и Темплтон, и белая женщина… возможность повеселиться становилась еще больше.
— Мы остаемся, — объявил Кривая Рука.
— Разумеется, вы должны остаться, дорогие друзья, — сказал Милтон. — С моей стороны невежливо заставлять вас стоять. Могу я предложить вам что-нибудь? Быть может, чаю?
Кривой Руке удалось сохранить гордое выражение. Чай! Он пил очищающее желудок средство, которое давал шаман, а оно вкуснее чая.
— Нет, — ответил он. — Я сяду.
Очень Высокое Дерево приступил к обследованию палаток, начав с палатки Темплтона, но в этот момент ее владелец, невысокий мужчина, закричал во весь голос:
— Прошу вас! Уйдите из моей палатки, сэр!
Очень Высокое Дерево выпрямился, и его глаза заискрились от радости.
— А, Темплтон, мой друг! — приветствовал он приближающегося коренастого камердинера, за которым следовала стройная черноволосая Венис.
— Пожалуйста, перестаньте трогать мои личные вещи, сэр. — Темплтон выхватил из рук Очень Высокого Дерева шелковый платок.
— Мы принесли еду, — похлопав Темплтона по спине, сообщил Очень Высокое Дерево. — И пока женщина будет ее готовить, мы сможем рассказывать друг другу истории.
— Мисс Лейланд не повар! — в ужасе воскликнул Темплтон.
Кривая Рука и Очень Высокое Дерево обменялись недоуменными взглядами и обернулись, чтобы рассмотреть Венис.
— Мы не обращаемся с нашими женщинами так, как принято у вашего народа, — пояснил Милтон. — У мисс Лейланд есть другие дела.
— Какие?
— Мисс Лейланд — благотворитель и… и ученый, — вставил Картер.
— Что такое «ученый»?
— Мудрая женщина, — ответил Милтон.
— Вы шаман? — спросил Кривая Рука.
Венис взглянула на него: ее глаза были такими, какими он их запомнил, — цвета волчьей шкуры, светло-серые, отливающие серебром.
— Нет, — сказала Венис.
— Тогда что такое «ученый»?
— Я училась в университете. — Венис старалась подбирать понятные слова, ведь английский язык весьма ограничен. — Я изучаю в основном очень, очень старые вещи. Например, книги и даже — как дядя Милтон — землю. Эти вещи рассказывают мне истории.
A-а! Народ юта хорошо знает, что земля рассказывает истории. Но Кривая Рука никогда не слыхал, чтобы кто-то из белых людей рассказывал такие истории. Его мать когда-то призналась ему в своем подозрении, что белых лишили слуха за какое-то тяжкое преступление, которое они совершили, так что ему было немного неприятно от того, что эта белая женщина слышала рассказы земли.
Венис вызвала интерес и у Очень Высокого Дерева.
— Где ваш мужчина? — неожиданно спросил он. — Мужчина с волосами под носом.
— Мой мужчина? — воскликнула Венис. — Это то, на что намекал тот самонадеянный, высокомерный тип, чтобы польстить своему мужскому тщеславию?
— Что она говорит? — переспросил друга Кривая Рука.
— Она говорит, что не жена Риду, — ответил за него Маккэнихи.
Кривая Рука кивнул. Все было так, как он и подозревал.
— Этот Рид хотел украсть ее у тебя, да? — обратился он к Маккэнихи.
— Я не его, чтобы меня можно было у него украсть! — указывая на Ноубла, с негодованием откликнулась Венис. — Я не замужем и не собираюсь выходить замуж!
— Почему? — Обернувшись к Ноублу, Кривая Рука повторил свой вопрос на родном языке.
— У нее нет мужчины, который мог бы… привести ее отцу много пони.
Кривая Рука хотел бы, чтобы Маккэнихи отвечал не на родном языке, потому что не мог взять в толк, при чем тут какие-то пони, о которых лопочет Маккэнихи.
— Ты хочешь ее, — заявил Кривая Рука.
— Больше жизни своих врагов.
По крайней мере хоть это сказано понятно, подумал Кривая Рука. Даже на Очень Высокое Дерево эти слова произвели впечатление.
— Что вы сказали? — спросила Венис.
— Сказал, что у вас слишком отвратительный характер, чтобы брать вас в жены.
Ноубл улыбнулся, и она была готова ответить ему улыбкой. Заметив, как у нее подрагивают губы, Кривая Рука отвернулся. Есть более интересные занятия, чем смотреть на Маккэнихи и его женщину.
— Темплтон! — крикнул Кривая Рука маленькому камердинеру, который суетился на краю лагеря.
— Сэр? — откликнулся Темплтон.
— У меня есть для тебя несколько историй.
— Право, сэр, не стоит затруднять себя ради меня.
— Мне не трудно, Темплтон. Тебе понравится.
— Честно говоря, я не люблю…
— Мне хотелось бы послушать эти истории, — объявила белая женщина.
Кривая Рука стоял спиной к ней и замер как вкопанный. Все в лагере могли заметить, как заблестели его глаза от предвкушения удовольствия. Широко улыбаясь, он повернулся и зашагал обратно к Венис.
— Садитесь. — Он указал на землю.
Картер закрыл лицо руками, Милтон что-то бессвязно пролепетал, а Темплтон окаменел от ужаса. Маккэнихи же сел, прислонился спиной к ближайшему дереву, подложил под голову скрещенные длинные руки и вытянул ноги, приняв позу полной расслабленности. Он улыбался.
— Правда, Очень Высокое Дерево, я не…
— Все в порядке, дядя Милтон, — взмахом руки прервала его возражение Венис. — Я уверена, что слышала — или читала — и худшее.
— Не стоит быть так уверенной в этом, мисс Венис, — предупредил Темплтон, направляясь обратно к краю лагеря. — Пожалуй, пойду проверю, есть ли… — И он исчез.
Грациозно опустившись на землю, Венис скрестила ноги и выжидательно смотрела на Кривую Руку. Пожав плечами, он сел напротив нее, решив, что, вероятно, это будет почти так же забавно, как дразнить коротышку Темплтона. Всем известно, что у белых женщин нет ни капли юмора, так что она в испуге убежит прочь еще раньше, чем он закончит первое предложение.
— Эта история о старом Медведе, который был очень надменным, потому что его член был длиннее, чем у всех остальных животных в лесу…
Милтон и Картер побледнели, Маккэнихи рассмеялся, а Очень Высокое Дерево улыбнулся. Белая женщина никак не реагировала в течение минуты, а просто хмурилась.
— Я правильно вас услышала? — наконец спросила она.
Кривая Рука радостно закивал.
— Понятно, простите, что прервала вас. Просто я всегда слышала, как эту историю рассказывали про Койота. — Она, откинувшись назад, оперлась на локти. — Продолжайте.
— …она скакала на этом быке, пока он не съежился и не исчез, — закончила Венис, сопровождая свои слова выразительными движениями руки.
Ноубл, стараясь не задохнуться от смеха, вытер слезы. Несравненный и вечно невозмутимый Очень Высокое Дерево утратил свою выдержку еще полчаса назад и, как и Кривая Рука, хлопал себя по бедрам. Венис сияла от удовольствия, в ее голосе журчал смех.
Она даже настолько забыла о том, что сердита на Ноубла, что подмигнула ему, и Ноублу с трудом
