тебя видеть.
Я обошла полуоткрытую дверь.
Филлис Уиверн сидела по плечи в исходящей паром воде. Ее волосы были собраны на затылке и напоминали стог сена под дождем. Я не могла не заметить, что она совсем не выглядит той женщиной, которую я видела на киноэкране. Во-первых, на ней не было макияжа. Во-вторых, у нее были морщины.
По правде говоря, я почувствовала, будто наткнулась на ведьму в середине перевоплощения.
— Опусти крышку, — сказала она, указывая на унитаз. — Садись и составь мне компанию.
Я сразу же послушалась.
У меня не хватило духу — смелости, честно говоря, — сказать ей, что будуар Харриет под запретом. Но, конечно же, ей неоткуда было об этом знать. Доггер объяснил основные правила Патрику Макналти до ее приезда. Макналти сейчас на пути в больницу в Хинли и, вероятно, не успел объяснить правила остальным.
Часть меня была в благоговейном ужасе от общества самой знаменитой кинозвезды на свете… в галактике… во вселенной!
— На что ты уставилась? — неожиданно поинтересовалась Филлис Уиверн. — На мои морщины?
Я не смогла с ходу придумать дипломатичный ответ.
И кивнула.
— Как ты думаешь, сколько мне лет? — спросила она, взяв длинный портсигар, лежавший на краю ванны. В пару дым был незаметен.
Я тщательно обдумала ответ. Слишком маленькая цифра укажет на лесть, слишком большая может стать катастрофой. Шансы против меня. Если только я не попаду в яблочко, я не выиграю.
— Тридцать семь, — сказала я.
Она выпустила в воздух струю дыма, словно дракон.
— Благослови тебя Боже, Флавия де Люс, — заявила она. — Тридцать семь! Тридцатисемилетний фарш в пятидесяти девятилетней оболочке! Но у меня еще есть порох!
Она гортанно засмеялась, и я поняла, почему ее обожает весь мир.
Она погрузила большую губку в воду, потом выжала ее над головой. Вода потекла по ее лицу, капая с подбородка.
— Взгляни! Я Ниагарский водопад! — заявила она, гримасничая.
Я не смогла удержаться и громко захохотала.
И тут она встала.
В этот момент, будто в сцене одной из тех комедий в двух действиях, что ставит в приходском зале любительский драмкружок Святого Танкреда, донесся громкий голос снаружи:
— Что, гори ты синим пламенем, ты творишь?
Фели.
Она бурей влетела — нет другого слова, чтобы описать это, — бурей влетела в комнату.
— Ты знаешь так же хорошо, как и я, ты, грязная свинюшка, что никому не позволено…
Обнаженная, если не считать пены, Филлис Уиверн стояла, уставившись на Фели сквозь клубы пара.
На секунду время застыло.
Мной овладела безумная мысль, будто меня внезапно бросили в картину Боттичелли «Рождение Венеры», но я быстро прогнала ее: даже если выражение лица Фели отдаленно напоминало надутую физиономию бога ветра Зефира, Филлис Уиверн — никакая не Венера, даже близко.
Лицо Фели приобрело цвет кипятка, в котором варят свеклу.
— Я… я… Прошу прощения, — сказала она, и я возрадовалась.
Даже в такой неудобный момент я не могла прогнать мысль, что первый раз в жизни Фели произнесла эти слова.
Словно придворный, удаляющийся из поля зрения королевского величества, она медленно пятилась, пока не вышла из комнаты.
— Подай мне полотенце, — скомандовала обнаженная королева и выступила из ванны.
— Ах вот вы где, — произнесла Бан Китс позади меня. — Дверь была открыта, и я…
Она заметила меня и тут же заткнулась.
— Ну-ну, — сказала Филлис Уиверн. — Нарушительница Бан наконец удостоила нас своим присутствием.
— Простите, мисс Уиверн. Я присматривала за тем, как распаковывают вещи.
— «Простите, мисс Уиверн. Я присматривала за тем, как распаковывают вещи». Боже, помоги нам.
Она передразнила свою помощницу так же жестоко и оскорбительно, как Даффи меня, но в этом случае имитация была блестящая. Профессиональная.
Я сразу же поняла, что великая актриса не может быть более великой, чем когда играет в собственной жизни.
На глазах Бан Китс выступили слезы, но она наклонилась и начала собирать влажные полотенца.
— Я не думаю, что эти комнаты входят в договоренность, мисс Уиверн, — сказала она. — Я уже приготовила вам ванну в северном крыле.
— Прибери беспорядок, — распорядилась Филлис Уиверн, проигнорировав ее слова. — Вытри пол полотенцами. Нет ничего хуже мокрого пола. Кто-нибудь поскользнется и сломает себе шею.
Я воспользовалась возможностью скрыться.
Снаружи погода ухудшилась. Из окна гостиной я наблюдала, как снег, несомый безжалостным северным ветром, размывает очертания фургонов и грузовиков. К вечеру ветер немного стих, и в надвигающихся сумерках снег валил прямо.
Я отвернулась от окна к Даффи, утонувшей в кресле, свесившей ноги через подлокотник. Она снова читала «Холодный дом».[12]
«Я люблю книги, в которых всегда идет дождь, — однажды сказала она. — Это так похоже на настоящую жизнь». Я не была уверена, что это не очередное ее хитрое оскорбление, поэтому не ответила тогда.
— Снаружи идет чертова туча снега, — заметила я.
— Снег всегда снаружи. И никогда внутри, — отозвалась она, не отрывая глаз от книги. — И не говори «чертова». Это по-плебейски.
— Ты думаешь, отец сможет добраться домой из Лондона?
Даффи пожала плечами.
— Сможет — значит сможет. Нет — переночует у тетушки Фелисити. Обычно она не берет с него за ночлег и завтрак больше пары соверенов.
Она перевернулась в кресле, давая понять, что разговор окончен.
— Я видела Филлис Уиверн сегодня утром, — сказала я.
Даффи не ответила, но я заметила, что ее глаза перестали скользить по строкам. По крайней мере, я привлекла ее внимание.
— Я говорила с ней, пока она принимала ванну, — призналась я, не упоминая, что это происходило в будуаре Харриет. Как бы там ни было, я не крыса.
Ответа не последовало.
— Разве тебе не интересно, Даффи?
— У нас достаточно времени, чтобы познакомиться с этими фиглярами позже. Они всегда устраивают цирк перед тем, как начать съемки. Милость тебе оказывают. Они именуют это «поболтать с деревенщиной». Кто-нибудь проведет нас, покажет их кинопричиндалы и расскажет, какое это чудо. Потом нас познакомят с актерами, начиная с мальчика, который играет героя в детстве и проваливается под лед, и заканчивая Филлис Уиверн.
— Похоже, ты много об этом знаешь.
