Я хотела было рассказать ей о епископе, но сдержалась.
Тетушка Фелисити двинулась к парадной двери в своей привычной бульдожьей манере. Под длинным дорожным пальто, как я знала, она облачена в полное обмундирование путешественника: широкую куртку с поясом и юбку с дополнительно вшитыми карманами для ножниц, ручек, булавок, ножа и вилки (она путешествовала со своими: «Никогда не знаешь, кто ел чужими столовыми приборами», как она любила говаривать); несколькими мотками веревки, резинками в ассортименте, инструментом для обрезания кончиков сигар и с маленьким стеклянным дорожным контейнером «Услады джентльмена»:[19] «Ее нигде не найти со времен войны».
— Видишь? — сказала она, ступив в вестибюль и окинув взглядом джунгли из съемочного оборудования. — Все, как я тебе говорила. Киномагнаты настроены принести вред в каждый благородный дом Англии. Они все коммунисты, до последнего разнорабочего. Для кого они снимают фильмы? «Для народа». Как будто надо развлекать только народ. Фу! Достаточно того, чтобы блаженные хозяева получили манну небесную.
Я обрадовалась, что она не сказала слово «Бог», потому что это было бы святотатство.
— Доброе утро, Лиззи! — кто-то воскликнул. — Стремишься резать правду-матку, да?
Это оказался Тед, тот самый электрик, к которому обращался Десмонд Дункан. Стоя на лесах, он возился с огромным прожектором.
Тетушка Фелисити оглушительно чихнула, копаясь в сумке в поисках носового платка.
— Тетушка Фелисити, — недоверчиво спросила я, — вы знаете этого человека?
— Встречалась с ним где-то во время войны. Некоторые люди не забывают имена и лица, знаешь ли. Выдающееся свойство, осмелюсь сказать. Во время светомаскировки, я полагаю.
Отец притворился, что ничего не слышал, и ушел в кабинет.
— Если это было во время светомаскировки, — заметила я, — как он мог увидеть ваше лицо?
— Нахальных детей следует покрывать шестью слоями шеллака и ставить в общественных местах в качестве предостережения остальным, — фыркнула тетушка Фелисити. — Доггер, можешь отнести багаж в мою комнату.
Но он уже все сделал.
— Надеюсь, меня не поселили в одно крыло с этими коммунистами, — пробормотала она.
Однако так и произошло.
Ее разместили в соседней комнате с Филлис Уиверн.
Как только тетушка Фелисити проковыляла в свои апартаменты, в вестибюль впорхнула Филлис Уиверн со сценарием в руке, проговаривая реплики, как будто заучивала особенно сложные строки.
— Мой дорогой викарий, — улыбнулась она, заметив, что он притаился у двери. — Рада снова вас видеть.
— Удовольствие выпало на долю Бишоп-Лейси, — возразил викарий. — Нечасто нашей уединенной деревеньке оказывает честь визитом кто-то… э-э-э… столь звездной величины. Полагаю, что первая королева Елизавета в 1578 году была последней. На церкви висит медная табличка в ее честь…
Легко было увидеть, что он сказал то, что надо. Филлис Уиверн чуть не замурлыкала.
— Я поразмышляла над вашим предложением… — сказала она, сделав длинную паузу с таким видом, будто викарий попросил ее руки.
Он слегка порозовел и ангельски улыбнулся.
— …и решила, что лучше раньше, чем позже. Бедняга Вэл столкнулся с некоторыми непредвиденными трудностями: раненый ковбой, пропавшая камера, а теперь, как мне сказали, замерзший генератор. Вряд ли в ближайшие пару дней мы будем снимать. Я знаю, что это очень короткий срок, но как вы считаете, можем мы что-нибудь устроить завтра?
Лицо викария омрачилось.
— Боже мой, — сказал он, — мне бы не хотелось показаться неблагодарным, но есть некоторые трудности… э-э-э… практического характера.
— Например? — мило спросила она.
— Что ж, говоря откровенно, в приходском холле не работает туалет. Поэтому там нельзя проводить общественные мероприятия. Бедный Дик Плюз, наш сантехник, уже несколько дней лежит с инфлюэнцей и вряд ли придет в форму в ближайшие дни. Бедолаге восемьдесят два года, видите ли, и хотя обычно он бодр, как воробей, этот ужасный мороз…
— Вероятно, кто-то из нашего технического персонала сможет…
— Вы очень добры. Но, боюсь, это не самое худшее. Наша печь тоже скалит зубы. Чудовище из подвала, как мы его называем. Марки «Дикон и Бромвель», сделанная в 1851 году и продемонстрированная на Великой выставке,[20] — огромный стальной осьминог с темпераментом скорпиона. Дик сердечно привязан к этому зверю с тех пор, как еще сидел на коленях у отца. Он нянчится с ним ужасно, но в последние годы все свелось к замене деталей вручную, и, понимаете…
Я не заметила, как отец вышел из кабинета и тихо встал рядом с нагромождением коробок.
— Возможно, решение под рукой, — сказал он, выступив вперед. — Мисс Уиверн, добро пожаловать в Букшоу. Я Хэвиленд де Люс.
— Полковник де Люс! Какая радость наконец с вами познакомиться! Я так много о вас наслышана. Я в большом долгу перед вами за то, что вы так любезно распахнули перед нами двери вашего прекрасного дома.
Прекрасного дома? Она шутит? Не пойму.
— Не за что, — продолжил отец. — Мы все в долгу перед кем-то так или иначе.
Повисло неловкое молчание.
— Я, например, — продолжил он, — в долгу перед моим другом викарием за то, что он встретил меня с сестрой у поезда в Доддингсли. Весьма рискованная миссия на предательских дорогах завершилась счастливо благодаря его выдающимся водительским талантам.
Викарий что-то пробормотал про зимние шины, дополненные цепями, и позволил отцу выйти на первый план в разговоре с Филлис Уиверн.
Они продолжали держать друг друга за руки, и отец говорил:
— Возможно, мне будет позволено предложить использовать Букшоу для вашего представления? В конце концов, это один вечер, и я уверен, что наша договоренность не будет нарушена, если вестибюль очистят и расставят здесь стулья на несколько часов.
— Великолепно! — воскликнул викарий. — Здесь достаточно места для всего Бишоп-Лейси — мужчин, женщин и детей, и еще останется достаточно места для локтей. Если подумать, вестибюль даже просторнее приходского зала. Как странно, что я раньше об этом не подумал! Для плакатов и рекламных листовок слишком поздно, но я попрошу Синтию распечатать билеты на гектографе. Но сначала самое важное. Ей надо организовать, чтобы дамы из телефонного кружка обзвонили всю деревню.
— А я переговорю с нашим режиссером, — сказала Филлис Уиверн, наконец отпустив ладонь отца. — Я уверена, что все будет в порядке. В некоторых случаях Вэл Лампман не может сказать мне нет, и я позабочусь, чтобы это был один из них.
Она очаровательно улыбнулась, но я заметила, что и отец, и викарий отвели взгляды.
— Доброе утро, Флавия, — наконец произнесла она, но ее приветствие слишком запоздало, как мне показалось.
— Доброе утро, мисс Уиверн, — сказала я и хладнокровно двинулась в сторону гостиной с независимым видом. Я покажу ей пару актерских приемов!
Мои глаза чуть не выскочили из орбит. Облаченная в зеленые шелка, в которых она играла роль Бекки Шарп в постановке драматического кружка «Ярмарка тщеславия», Фели стояла перед маленьким круглым столиком, кладя письмо, поднимая его и снова кладя.
Она делала это очень бережно, потом вздрогнув от колебаний, потом с неожиданной резкостью, как будто не могла видеть этот конверт. Она репетировала свое выступление — или, по крайней мере, выступление своих рук, — в «Крике ворона».
