Холодный воздух щипал меня за щеки, колени и костяшки пальцев, пока я брела сквозь падающие хлопья снега. Узкая дорожка, которую кто-то расчистил лопатой, уже начинала вновь заполняться снегом.
Доггер в рабочем комбинезоне был в оранжерее, подрезая ветки падуба и омелы.
— Брр! — сказала я. — Холодно.
Поскольку он не имел склонности отвечать на болтовню, он не отреагировал.
Рождественской елки, которую нам обещал Доггер, нигде не было видно, но я подавила разочарование. У него, скорее всего, не хватило времени.
— Я принесла тебе пирог, — сказала я, отламывая половину и протягивая ему.
— Благодарю, мисс Флавия. Чайник закипает. Выпьете со мной чаю?
Точно: на садовой скамейке в задней части оранжереи на маленькой электроплите старый оловянный чайник возбужденно испускал струи пара из-под крышки и из носика.
— Надо поднять «Глэдис», — сказала я, и, пока Доггер ополаскивал две грязные чашки, я достала свой верный велосипед из угла, где он лежал, и осторожно размотала защитную упаковку, в которую после тщательного смазывания маслом Доггер убрал его на зиму.
— Выглядишь довольно неплохо, — сказала я шутливо.
«Глэдис» — велосипед марки BSA, когда-то принадлежавший Харриет.
— Довольно неплохо, — подтвердил Доггер. — Несмотря на зимнюю спячку.
Я поставила «Глэдис» на опору позади нас и пару раз нажала на звонок. Приятно услышать ее жизнерадостный голос посреди зимы.
Некоторое время мы сидели в дружеском молчании, потом я сказала:
— Она довольно красива, не так ли? Для своего возраста?
— «Глэдис»?…или мисс Уиверн?
— Что ж, обе, но я имела в виду мисс Уиверн, — сказала я, радуясь, что Доггер понял ход моей мысли. — Ты думаешь, отец на ней женится?
Доггер сделал глоток чаю, поставил чашку и выбрал веточку омелы. Он подержал ее за основание, как будто взвешивал, потом положил.
— Нет, если не захочет.
— Я думала, у нас не будет украшений, — заметила я. — Режиссер не хотел тратить время на то, чтобы их убирать, когда они начнут съемки.
— Мисс Уиверн решила иначе. Она попросила меня подобрать елку достаточных размеров для вестибюля к ее субботнему представлению.
Мои глаза расширились.
— Чтобы напомнить ей о елках ее детства. Она сказала, что ее родители всегда ставили елку.
— И она попросила тебя принести ветки падуба? И омелы?
— Да, сэр, да, сэр, три полные сумки, сэр, — улыбнулся Доггер.
Я обвила себя руками, и не только от холода. Даже самая незначительная шутка Доггера согревала мое сердце — и, возможно, делала слишком смелой.
— А твои родители? — спросила я. — Они ставили елку, имею в виду? И падуб, плющ и омелу, и всякое такое?
Доггер ответил не сразу. По его лицу пробежала легчайшая тучка.
— В той части Индии, где я жил ребенком, — наконец ответил он, — омелу и падуб нелегко найти. Кажется, я помню, что украшал манговое дерево на Рождество.
— Манговое дерево! Индия! Я не знала, что ты жил в Индии.
Доггер долго молчал.
— Но это было давным-давно, — сказал он, будто очнувшись от сна. — Как вы знаете, мисс Флавия, моя память не такая, как прежде.
— Ничего-ничего, Доггер, — ответила я, похлопывая его по ладони. — Моя тоже. Да вот, не далее как вчера я держала в руке щепотку мышьяка и куда-то положила его. И ради всего святого, не могу вспомнить, что я с ним сделала.
— Я нашел его в масленке, — сказал Доггер. — Я позволил себе вольность положить его в каретный сарай от мышей.
— Масло и остальное? — спросила я.
— Масло и остальное.
— Но не масленку?
— Но не масленку, — сказал Доггер.
Почему в мире больше нет таких людей, как Доггер?
Вспомнив отцовские приказы не болтаться под ногами, я провела остаток дня в лаборатории, внося последние поправки в консистенцию моего мощного птичьего клея. Добавка нужного количества бензина не даст ему замерзнуть.
До кануна Рождества оставалось всего сорок восемь часов, и я должна быть готова. Места для ошибки нет. У меня будет лишь один шанс пленить Деда Мороза — если он и правда существует.
Почему я так не доверяю рассказам сестер о мифах и фольклоре? Потому ли, что опыт научил меня тому, что они обе лгут? Или потому, что я действительно хочу — возможно, даже нуждаюсь в том, чтобы верить?
Что ж, существует Дед Мороз или нет — пока вопрос, но скоро я буду описывать в дневнике великий эксперимент: цель, гипотеза, метод, результаты, изучение вопроса, выводы.
Так или иначе ему суждено стать классикой.
На полях одной из записных книжек дядюшки Тара я нашла написанную от руки цитату из сэра Фрэнсиса Бэкона: «Мы должны добавлять не крылья, но свинец и балласт к пониманию, чтобы не позволить ему прыгать и летать».
Именно это я приготовила для Деда Мороза! Порцию старого доброго клея!
Позже, в постели, моя голова наполнилась видениями оленя, намертво приклеившегося к каминной трубе, словно гигантская муха к липкой бумаге, и я осознала, что безумно улыбаюсь в темноте. Наконец пришел сон и вместе с ним то, что могло быть звуками далекого граммофона.
8
Я остановилась наверху лестницы.
— Это неправильно, — ворчал голос. — Они не имеют права сваливать это на нас.
— Лучше держи это при себе, Латшоу, — произнес другой голос. — Ты знаешь, что нам сказал Лампман.
— Да, я знаю, что сказал его преосвященство. То же, что говорил на прошлых съемках и на съемках до того. Я слышал эту речь про жалобы столько раз, что могу процитировать ее во сне. «Если у вас есть жалобы, скажите мне», и так далее и тому подобное. С тем же успехом он мог бы обращаться к человеку на луне.
— Макналти всегда…
— К черту Макналти! Теперь я за главного, и как я говорю, так и есть. И вот что я говорю: они не имеют права нагружать нас дополнительной работой только для того, чтобы ее королевское величество могла дать возможность местной деревенщине поглазеть.
Я медленно попятилась и затем снова вернулась более шумно.
— Шшш! Кто-то идет!
