удержать пришедших к ним людей всеми возможными методами и силами. То есть, в принципе, прогулы и двойки были не так уж страшны, между нами говоря. Да, неприятно лишний раз объясняться в отделе эксплуатации, но не более того. Пожурят, пальцем погрозят, напишут новые бумаги и айда на Нагорную, в ту же группу…
Продолжаем. Из мужской части я хорошо помню двоих: одного из Окрябрьского депо по имени Володя, и второго из Русаковского. Володе было лет 45. И до прихода в депо он тоже что-то водил. Только не в системе городского транспорта. На трамвай его загнала нужда, и как он сам заявлял «постоянная стабильность». Сейчас, по прошествии времени я его отлично понимаю. Дожив до определённого возраста, и впрямь очень хочется стабильности. А уж в шизофренических девяностых, чур меня — чур меня, тем более. Но о Володе у нас ещё будет время поговорить, благо нас кинули вместе на две недели учебной езды в Октябрьское депо. И это время оказалось одним из лучших, что я провёл на трамвае. Однако о том чуть погодя. Что же касается второго, то его фамилия была Сурусов. Он пришёл к нам прямо из метрополитена. Да-да. Он являлся бывшим машинистом метро. Ему тоже набежало за сорок, и у него имелись серьёзные пункты со слухом и зрением. И… с алкоголем. Но если в первых двух проблемах он обвинял, кого только мог — в первую очередь «вечное проклятое подземелье с грохотом откуда вылетаешь на свет, и…пипец», то вторая, очевидно, целиком и полностью лежала на его дурости. Впрочем, вторую он проблемой не считал, и частенько приезжал на занятия «на веселее». Чем вызывал недоумение преподавателя ПДД Петухова. Общество частенько посмеивалось над Сурусовым. Особенно над тем как он отвечал «выученный материал». Это был трагифарс.
— Сурусов! — грозно обращался к нему голос того или иного преподавателя. — А ответьте — ка мне на такой вопрос… каким образом, вернее за счёт чего…
И далее следовало малопонятное название агрегата, повергающее мозг бывшего машиниста в мистический трепет. С детальным выяснением, как этот агрегат работает и каково его главное, и вспомогательное назначение.
Ответы Сурусова выглядели следующим образом:
— А — а — а, да! Вот… точно! Значит… э-э-э… значит… ну, как вы сказали?
— Ну, Сурусов, — с иронией вещал голос из-под небесья. — Что вы как маленький? Продолжайте. Комплект пружин… я же не могу за вас отвечать!
— Да-да, я же говорю: комплект пружин, это… как его… расположен… э — э — э, рядом.
— Рядом с чем?!
— А — а — а, ну как с чем? Это… как его… комплект пружин… сейчас я вспомню…
— Чего тут вспоминать, Сурусов? Защитный кожух имеет там место быть?
— Ах, да! — восклицал, быстро и часто кивая головой, бывший машинист подземки. — Конечно защитный кожух! Как же я про него забыл? Да-да! Комплект пружин в защитном кожухе! Правильно- правильно!
— Где комплект пружин?
— В защитном кожухе!
— Эх, Сурусов! На схеме показать что-нибудь можете?
— Я? Нет! Точнее… давайте я лучше в другой раз. Тут надо подумать.
Обычно подобные допросы кончались под общий смех, с неизменными восклицаниями в адрес жертвы кого-нибудь из постигающих трамвайное ремесло:
— Ну что Серёга, опять пятёрка сорвалась?
Фраза эта ставшая классикой давным-давно благодаря Хазанову к Сурусову подходила как ни к кому лучше.
Он садился на место, нарочито громко причмокивая и размахивая рукой. В его исполнении это означало, дескать, он разочарован, но не расстроен.
Справедливости ради стоит заметить, что мои собственные ответы мало отличались от Сурусовских. Да и остальные не блистали. Так, иногда кто-то чего-то подучивал. Единственное исключение — Жанна Васильева. Она всегда всё знала на зубок. И великолепно отвечала. Как ей такое удавалось я не возьму в толк и поныне. Ну а если говорить о людях типа Серёги Сурусова, то их наличие в комбинате можно объяснить, лишь упомянутым выше кадровым голодом. Помните, что говорил по данному поводу гениальный Иосиф Виссарионович? То-то. И дело как видите, писателями не ограничивается…
Таким образом, я думаю, вы уже смогли нарисовать более-менее сносные образы тех, кто с таким трудом постигал науку вождения трамвая в теории. Теперь предлагаю перейти к самим теоретикам. То есть к преподавателям. Их правда будет намного меньше.
Итак. Из тех, кто оставил у меня яркие воспоминания я назову троих. Митрофанов, Петухов, Кирсанов.
Начнём с Митрофанова. Это был круглый человек небольшого роста. Лет сорока пяти — пятидесяти. С чёрными кудрявыми волосами. Лично мне — не очень приятный. Любил острить, иногда довольно тупо. И ждал на это с нетерпением отклика. В виде смеха. Он преподавал механику, правила технической эксплуатации, и ещё какую-то лабуду. Любил ставить двойки и изображать из себя великодушного вершителя судеб. Так мне казалось в ту пору. Хотя, и не «заваливал» никого в решающие моменты. Во всяком случае, я не видел ничего подобного за время обучения. Правда, иные «студенты» из других групп говаривали о нём разное, но я ведь не собиратель слухов, и повествую лишь о том, что видел и знаю лично. Меня Митрофанов также не «заваливал» и «натягивал» тройки без особого скрипа. Диктовал он быстро, чётко, и без излишнего красноречия объяснял, с чем нам предстоит столкнуться при работе на линии. Словом, нормальный человек для такой шараги.
Совсем другое дело — Петухов. Тут сама фамилия говорит за себя. Вообще, признаться честно, в своей жизни я несколько раз встречал типов с данной фамилией. И каждый их них был редким чудиком. Сговариваются они что ли? Не являлся исключением и тамошний Петухов. Он преподавал Правила Дорожного Движения. Собственно, начинал нам давать эту дисциплину кто-то другой (сейчас убей меня — не вспомню, кто именно), но, не выдержав ужасов местной преподавательской деятельности, по быстренькому уволился, и долгое время никого не имелось вовсе. Потом нашёлся Петухов. И закрутились ржавые колёса бор-машины. С криками, причитаниями, угрозами, увещеваниями, и прочим, и всё это — исключительно со стороны новоявленного Петухова. А дело заключалось в том, что объяснять, да и разговаривать внятно вообще, последний совершенно не умел. Это был человечек маленького роста, лет пятидесяти, с огромной полностью седой бородой, одетый в шмотьё более приставшее дворникам из туберкулёзного диспансера, с низким грубым голосом, и чрезвычайно молодецкой улыбкой, появлявшейся на его лице в те редкие моменты секундной радости, когда кто-то правильно называл дорожный знак, и сообщал на каком расстоянии он действует. Представили себе этого лицедея? Но на том характеристика не заканчивается. Говорил Петухов невнятно и очень быстро, низко склоняя голову и глядя на свои серые плешивые башмаки марки «Оторопевший большевик» с верёвками вместо шнурков. Последние видимо не смогли смириться с тем, какие штиблеты им довелось «украшать» и с образом жизни, который вел их хозяин и к тому моменту лопнули. Как и мечты самого «носителя» на лучшую долю под солнцем. Как вы понимаете, данный субъект не смог пробудить в своенравных представителях «будущего московского трамвая» глубокого уважения и священного трепета, в результате чего он стал регулярно подвергаться разного рода насмешкам, понуканиям, и вообще, всяческим непотребным моральным издевательствам. В ход шло многое. И выкрики с мест, и намёки, типа, пора бы уж тебе заняться стрижкой и бритьём, и неплохо бы переселиться наконец из подвала в подъезд, ну и дальше в том же духе. А между нами я слышал, кое-кто не называл его иначе как «Дядюшка ау». Если помните, был такой забавный пророческий мультфильм предваряющий появление бомжей в наших городах в непропорционально огромных количествах. Там лесной бородатый бродяга по сюжету перебирается в город в коем и намеревается обосноваться, продолжая вести «аморальный образ жизни» и даже не думая о поиске работы. Я специально пересмотрел мультик несколько раз, и могу засвидетельствовать: нигде ни в одном моменте у Дядюшки Ау не наблюдалось никаких «трудовых» помыслов. Одна тяга к разгульной жизни и существованию за чужой счёт. Если с мультяшного «Дядушки» снять шляпу, то получился бы как раз Петухов. Только, разумеется, с куда более зловещим взглядом и менее подвижный. «Дядюшка Ау» выступал так: он выходил на середину аудитории, открывал брошюру «Правила дорожного движения», и начинал громко и быстро тараторить все пункты по очереди. При этом, по его мнению, мы должны были старательно записывать за ним, и