что касается двух следующих депо, то тут уж никакой путаницы быть не должно. Русаковское и Октябрьское трудились сплошь на вагонах КТМ (Катавский моторный завод). При этом и те, кто ездили на «Татрах» и те, кто трудились на КТМах, были ярыми патриотами данных марок и даже слышать не хотели о том, чтобы пересесть на другие типы трамваев. Всё это, безусловно, звучит замысловато, глупо и даже сказочно для стороннего слушателя. Но ведь жизнь не перепишешь в угоду красивым мифам. А я повествую лишь, об имевшем место существовать. Кроме того, для самих водителей данный предмет всегда становился камнем преткновения, и поводом для многолетних ожесточённых споров. Наподобие застарелого спора скучающих волосатых бездельников разделившихся на «физиков» и «лириков» в позднем «сытом» СССР. «Сытом» разумеется только по отношению к раннему СССР — двадцатых-тридцатых годов. Водители трамваев (я понимаю — звучит это комично, но ведь это же — было!) ругались и козыряли преимуществами «своих» вагонов друг перед другом не хуже позднего Дарвина сформулировавшего свои «Происхождения видов» на бумаге и потрясающего своими неубедительными доводами поражённых такой небывалой наглостью апонентов. Предметом ругани у трамвайщиков становились почти те же бездоказательные заявления, и эмоциональные крики, направленные на попытку убедить, таким образом, собеседника, в явных преимуществах КТМа.
— Да на вашей идиотской «Татре» ни черта же не видно впереди! — орал представитель враждующего лагеря. — С остановки боишься трогаться! Того и гляди кого-нибудь задавишь! Ребёнка не видно, бабушек переходящих перед вагоном — не видно! Пульт — то огромный как бычий хвост…
— Да ладно не видно! — не менее громко кричал эксплуататор «Татры», — глаза надо разувать, и всё! Или к офтальмологу отправляться!
— Ха! — возражал апонент, — и только этим ограничиваются твои аргументы?
Это я передал своими словами — водители трамваев так изысканно не выражаются. У них несколько иной лексикон.
— А на твоём-то гробоподобном КТМе, — переходил в атаку ревнитель «Татры», — только на кладбище народ возить! Габариты-то, ужас какие! Занос два метра! Где это видано? Все тачки жопой в пробках соберёшь! Только на заворот пойдёшь и кранты!
— А смотреть за дорогой надо, а не талонами барышничать. Потом занос у нас не два метра, а всего лишь метр девяносто!
— Ну ёперный насос, — усмехался враждующий лагерь, — десять сантиметров что-нибудь значит?
— Значит!
— Что?
— Много значит!
— Да десять сантиметров значат только — знаешь где?..
— Можешь не объяснять.
— А стрелки как у вас проходишь? У нас на «Татре» кнопку нажать, а на вашем квадратном гробе приходится на ход давать. Иначе стрелка не переведётся! Это что за бред я вас спрашиваю?
— Ничего не бред, — возражал неуступчивый собеседник, — так, маленькая недоработка. Но к ней же привыкаешь!
— Ничего себе маленькая! А если впереди тачка выкатилась? И тебе наоборот надо притормозить? Или человек на рельсах? А тебе стрелку переводить? Что же — давить их на хрен?
— А это чего, так уж часто совпадает, что надо и стрелку перевести и кто-то на рельсы перед носом выпорхнет?
— Пусть не часто, но бывает!
— У меня лично — не часто!
— Но ведь — бывает!
— Ну и что? Притормозишь. Хрен с ней с этой стрелкой. Вышел — перевёл вручную. И всего делов.
— Вот ещё! Выходить! На кой это сдалось? Я же говорю — КТМ это уродство нашей промышленности.
— Никакое не уродство. А выходить полезно. Жирок растрясать. А то вы на своих «Татрах» там совсем избаловались. Изнежились. Стрелку им тяжело выйти перевести! Буржуи какие! Белоручки!
Ненадолго воцарялось короткое сильно дышащее молчание, после чего водитель КТМа с новой силой переходил в атаку:
— Да ваши разваленные старушки — «Татры» вообще нельзя эксплуатировать! Они же опасны для жизни!
— А ваши не опасны что ли?
— Наши не так! Ваши «Татры» ведь лёгкие как не знамо что! Её же юзом подхватывает при первом осеннем ветре! И несёт — не остановишь.
— А надо учиться, песочницей пользоваться. Да и водить надо уметь.
— Знаю я вашу песочницу. Вечно с ней что-то не так. Зимой вообще замёрзшая, сколько не дёргай рычаг песок не сыпется. А рычаг прости Господи!
— Что рычаг? — хмуро спрашивал любитель «Татр».
— Рычаг — то на ней какой? Как у экскаватора! Не меньше.
— Ну это ты преувеличиваешь!
— Где же это я преувеличиваю? Что бы его привести в исполнение приходиться задавать такую амплитуду рукой, что иногда даже не видишь куда едешь! Так приходиться наклоняться к пульту. А как зимой по салону в ваших вагонах вода хлюпает? Входить противно…
Данные диалоги можно продолжать до бесконечности. Они никогда не иссякали. Я неоднократно становился их свидетелем. При этом, как и полагается, соперники углублялись в такие дебри, которые не снились и старику-Дарвину, умудрившемуся на паре сотен страниц выдвинуть «идеи космического масштаба…» — как говаривал профессор Преображенский.
Но споры спорами, а у мыслителей трамвайного хозяйства головы пухли от иных распирающих их идей. Я не знаю, может им не давали спать лавры какого-нибудь Гегеля, или кого другого «альтернативно одарённого», наподобие Чаадаева (того самого — «Басманного философа» с которым с дуру ввязался в переписку Пушкин), но придуманное ими воплотилось во вполне реальное решение. А конкретно — взять курс на универсализацию, и обучить всех вновь поступающих в трамвайные парки новичков работать на обоих видах имеющейся техники. Дабы подвижной состав оказался освоен представителями всех депо в полном объёме. Зачем это было нужно, я не знаю. А если принять во внимание тот факт что наши чиновники задумывают какие-либо новшества и выделяют под это заложенные суммы только для перевода положенной части отката в оффшоры островных государств, то предположение об их не совсем здоровой психике приходит на ум само собой. Ведь содрать денег тут совершенно не с чего. От нашего блуждания по московским депо особняки выше не станут. И статуи на прудах золотом не покроются. Следовательно, мне ихние постановления кажутся весьма подозрительными. Или может статься, они радеют за безопасность общественного транспорта? Да, без Виноградова тут и не разобраться толком. Голова чиновника — дело туманное. Чем больше живу на свете, тем больше в этом убеждаюсь…
Итак, говоря проще, комбинат выполнял директиву спущенную откуда-то сверху. И отправил тех, кто достоин водить «Татры» изучать на практике КТМы, а тех, кому судьбой предначертано водить КТМы, тестировать седалищем на учебной езде «Татры». Гениально, как вам кажется? По-моему, даже конгениально как выражался Остап Ибрагимович…
При этом аргументировано было сие решение просто бесподобно: мол, а если вдруг когда-нибудь к вам в депо попадут вагоны другой конструкции? На каком тогда месте вы начнёте рвать у себя волосы? Неучи вы неучи… Ну как, умно придумано и разъяснено? Излишне наверно будет с моей стороны заметить: в будущем мне никогда более не доводилось «вдруг» сесть за штурвал КТМа. «Вдруг» бывает, только сами знаете — что. Кто-то может мне возразить, дескать, попробовать трамвай другой конструкции — это же такой замечательный опыт! Мол, чего это ты вздумал возмущаться? Правильное решение! Пусть все пройдут стажировку и узнают что-то новое. На это я отвечу так — в принципе вы правы. И всё бы было прекрасно, и хрусталь не бился так часто, если бы не одно весьма краткое возражение: несвоевременно. Суть заключалась именно в этом. Да, и мне понравился КТМ. И я провёл чудесные две недели в
