Что же касаемо самого Алексея, то с ним мы встретились ещё один и последний раз много позже. Спустя несколько месяцев. Я к тому времени сдал последние экзамены, включая водительский, а он как раз завершил стажировку. И тут же решил уволиться. Причиной послужила первая, полученная им зарплата в качестве водителя трамвая. Начальство в депо я помню было очень недовольно его решением.
— Вот, — говорила Мокшанина, — отстажировался и даже оформляться не стал! А мы на тебя деньги потратили! Водителю-наставнику заплатили…
— Это вот эти три копейки что ли? — фыркая, кричал в ответ Алексей. — Давайте я вам их верну! Тогда вы успокоитесь? Хотите?
— Да нам не деньги нужны, а водитель! — резонно возражали ему.
— А мне как раз нужны деньги! — не унимался он, по обыкновению краснея. — Я за ними сюда к вам и пришёл!
— Вот и работай! Кто тебе не даёт?
— Это за дарма-то?! — бушевал толстый. — Да я у себя на рынке больше заработаю! Понятно? Я хочу, чтобы мне жена ребёнка родила! А на что я его кормить буду? На ваши сто пятьдесят долларов в месяц?!
— Ну что ты кипятишься? — с грустью на лице спрашивала Мокшанина. — У нас всегда можно подработать…
— Ага… — не давая собеседнице закончить орал он, — и получить сто шестьдесят долларов! То есть плюс десять сверху! Да? Это ваша прибавка? К чёрту её! Я увольняюсь…
По иронии судьбы, после окончания комбината меня поначалу определили на стажировку к тому же водителю-наставнику что и Алексея. Как это было, и что это оказался за перец я опишу позже. К счастью спустя безумную неделю после начала моей так называемой стажировки, означенный «наставник» пролил на себя кипяток, судя по разговорам, и ушёл на «больняк» недели на три. Впрочем, история тёмная, как пространство под шкафом, ибо у данного представителя семейства «наставников» имелась невероятно ревнивая жена. А поскольку он сам крендель тот ещё, то и неизвестно что именно было на него пролито и им ли самим…
Однако меня это мало интересовало. Я был счастлив сим избавлением, и знал: стажировать меня будет кто-то иной. А уже одно это — счастье, поверьте! И в дальнейшем оно не изменило мне: меня определили к очень хорошей, глубоко порядочной и к моему искреннему сожалению — несчастной женщине, которую я и по сию пору вспоминаю с огромной теплотой…
Но не будем забегать вперёд. В данный момент я хочу поведать вам о тех злополучных карточках, столь многим отравлявшим учёбу. И мне в том числе. Впервые я столкнулся с ними, когда Петухов, после нескольких дней невыносимых упорных зрелищных чтений параграфов ПДД повёл нас в «компьютерный класс» — единственное место в комбинате, где имелись компьютеры, сдавать мнимые экзамены.
— Сегодня мы посмотрим, как вы усвоили материал! — громогласно заявил он, улыбаясь в бороду, и ёрзая на огромных каблуках своих адских башмаков.
Нас привели в аудиторию на втором этаже. Там было пусто, и мерцали древние компьютеры. На каждом оказалась установлена всего одна программа: экзаменационные билеты по ПДД.
— И чего мы тут будем делать? — спросил поражённый Ребров.
— Решать вопросы, — многозначительно заметил Володя Фролов.
— Ты с этим уже сталкивался? — обратился я к нему, озадаченно.
— Ну, разумеется! Я же водил грузовик. И сдавал на права.
— И что же эти вопросы из себя представляют?
— Сейчас увидишь!
Дабы опять-таки не слишком перегружать свой рассказ огромным количеством ненужных деталей и подробностей, я поясню по возможности кратко, но доходчиво. Итак. Каждый из нас должен был сесть за компьютер и ответить на сорок вопросов. Вообще-то, в ГАИ-ГИБДД (уж и не знаю, как в свете последних событий их правильно именовать: последний закон о полиции вовсе сбил всех с толку), требовалось ответить всего на двадцать вопросов. То есть стандартный билет. Но в комбинате перестраховывались. И заставляли решать два. По двадцать вопросов в каждом. Я думаю, если вы когда-нибудь сталкивались с ними (сдавая на права, например), то лучше меня представляете эту шаурму под кислым соусом. Сказать что вопросы глупые — это не сказать ничего. Я говорю, конечно, о тех, что были в конце девяностых, может сейчас и изменилось к лучшему — ей богу не знаю. А тогда… Вы садились, преподаватель загружал вам билет, и вы тщательно подумав, должны были дважды щёлкнуть на клавишу, дабы подтвердить ответ. Вопросы оказались до крайности заковыристые. Толстяк Алексей оказался прав. С ними без пол литры не разойтись. Хуже всего я сужу по опыту, обстояло дело с пунктами: стоянка и остановка грузового транспорта, и сигналы регулировщика. По поводу первого сразу возникал закономерный вопрос: на кой он сдался водителю трамвая?! Ну, если только случае, когда вагон слетит с рельс, и благословенный водитель, выйдя из трамвая, замершего у развороченной обочины, отметит про себя:
«Да, на сей раз, я припарковался намного удачнее, чем в прошлый, когда снёс фонарный столб и разуделал пикап с мороженым. Тут и „гиббонам“ подкопаться не к чему! Стоянка здесь разрешена! Вон знак висит!»
А по поводу второго я также не мог сразу понять: почему ответы разные? На одной картинке, где стоит мужик с палкой нужно отвечать 2. А на другой, где застыл тот же мужик, мумифицированный в том же положении, но у него под ногами пририсована зебра правильный ответ 3. И таких дурацких мелочей в этих билетах — не меньше сотни! Как их все запомнишь?! А всего вопросов — восемьсот! Сорок билетов по двадцать вопросов! Мрак.
Самыми простыми оказались вопросы на тему проезда перекрёстков. Хотя тогда мало кто их знал.
— Так, восемь ошибок по первому билету, девять по второму… два.
Петухов с отчаянием пожинал плоды своей бурной преподавательской деятельности. Обходя всех по кругу, и чуть не со слезами глядя на мониторы, он печальным голосом вещал:
— Так, следующий… Николаев… семь ошибок по первому билету, восемь по второму… два! Да вы что, как же так можно?! Так нельзя! Вам же скоро сдавать экзамены! Откуда столько двоек?
Закончив обходить всех, Петухов подвёл неутешительные итоги: не сдал никто. Гениев в своём Отечестве не оказалось.
Кстати, забегая вперёд скажу: я не случайно указал фамилию Гены. Если мы все с грехом пополам к моменту сдачи экзамена в ГАИ-ГИБДД кое-как освоили эти карточки, то Николаев «плавал» в них даже на самом экзамене. И когда я радостный выпархивал из помещения, где проходила сдача, то краем глаза углядел как обстояли дела у Гены. Тот сидел весь сизый, упёршись вдохновенным взглядом в монитор, и нервно стучал дрожащей рукой по столу, ибо уже успел сделать две ошибки в двенадцати вопросах. Лимит по этим самым ошибкам был исчерпан, а ответить предстояло ещё на восемь вопросов.
Однако то имело место в будущем. А пока мы сидели подавленные — все как один за исключением Фролова — тот отстрелялся неплохо, и слушали не иссякающее нытьё Петухова. Ну я вам уже описывал вкратце как он гнусавил: «почему мои дети должны лишаться еды, из-за того что вы не хотите взяться за ум…» и типа того. Тоска, одним словом.
Однако нам опять подфартило. Только мы стали было подумывать о неприятном разговоре с начальством в депо, в виду намечавшихся трёх двоек у каждого (а как вы помните, отчисляли из комбината именно с таким количеством неудов, а у меня к тому же имелась ещё одна пара по механике), как случилось радостное событие. Нет, не подумайте плохого — Петухов, обещавший нам на следующем занятии поставить ещё по двойке, если мы не образумимся, остался жив — здоров. Никто не замазывал ему башмаки гуталином и не собирался браться за бритьё бороды. Всё оказалось проще: нас вновь кинули на учебную езду. Правда, на сей раз исходя из совершенно иных целей. Здесь опять требуются мои разъяснения, иначе вам кое-что останется непонятным.
В ту пору все трамвайные депо столицы были чётко разделены как пограничной полосой по одному принципу. А именно: одни эксплуатировали только вагоны «Татра», другие только КТМы. В числе первых находились Краснопресненское, Апаковское, и вроде Бауманское. Впрочем, последнее вроде оказалось, чуть ли не единственным «смешанным» и пользовало и те и другие вагоны. Хотя я могу ошибаться. Так как в Бауманском депо я был лишь один раз, и то видел всё мельком. Поэтому и не могу заявлять уверенно. Но
