Это Джо Бикс, коллега.
— Ухожу. Хватит с меня этого паршивого городишки. — Оборачиваюсь. — Как ты считаешь, если я буду брать интервью, хватит ли выдержки у опрашиваемых, чтобы сохранить серьезное и уважительное выражение?
У Джо расстроенное лицо.
— Здесь кассету смотрел только Алфред.
— Ну да, конечно. — Складываю в коробку фото мамы, Роба и себя в рамке.
— По крайней мере я не смотрел, — коротко говорит Джо.
Я выпрямляюсь, чтобы взглянуть на него:
— Спасибо.
Мы обнимаемся. Возможно, Джо — не самый лучший автор в газете, зато он быстро учится. Усердие выдвинуло его в первые ряды, и Алфреду приходится с ним считаться. А еще Джо часто меня выручал.
— Салли, мне без тебя будет скучно. Придется тоже уйти, — улыбается мне Джо.
— Ничего подобного! Теперь ты станешь писать втрое лучше, — улыбаюсь в ответ.
— Ты не должна уходить, Салли, — раздается еще чей-то голос.
Оказывается, собралась уже куча народу.
— Как считаешь, кто во всем виноват? — спрашивает Джо.
— А вы что думаете?
— О'Харн, — почти хором отвечают коллеги.
— Вот и мать тоже так считает. — Отвернувшись, чтобы не прослезиться, начинаю снимать с компьютера забавные игрушки, затем складываю в коробку большой Оксфордский словарь, принадлежавший еще моему отцу.
Закончив, оборачиваюсь и вижу, что собрался почти весь наш коллектив. У всех такие вытянутые лица, что даже хочется рассмеяться.
— Да ладно, ребята, я буду вас навещать.
Тут всех будто прорывает. Объятия, поцелуи, куча трогательных слов — просто бальзам на душу. А я стою с огромной коробкой в руках, неповоротливая, растроганная, и глупо улыбаюсь.
— Кстати, — раздается над ухом негромкий голос одного из коллег, — мне кажется, Алфред сделал себе дубликат, прежде чем полиция изъяла кассету. Получив посылку и просмотрев пленку, он сходил в «Вакетт» и вернулся с чистой кассетой.
«Вакетт» — это магазин видеопродукции неподалеку.
— А где он сейчас? — спрашиваю я.
— У себя в кабинете, — снова почти в один голос говорят ребята. Они явно рассчитывают на сцену. Я их не виню. В редакции вообще накаленная атмосфера, которая требует разрядки.
Беру свою коробку и направляюсь к офису Ройса. Коробку оставляю снаружи. Стучу и сразу захожу. Алфред говорит по телефону. Увидев меня, он быстро говорит в трубку:
— Э… у меня дела. Пока!
А потом он просто сидит в кресле и таращится на меня, как на привидение.
— Салли, — наконец с трудом произносит Алфред. Лицо его начинает краснеть. Конечно, он же смотрел пленку, и, думаю, не раз.
— Пришла сказать, что увольняюсь, Алфред. Сам знаешь почему.
Теперь он просто как помидор.
— Ты получил запись, — тихо говорю я.
Снова тишина в ответ. Затем он кивает.
— Я найду того, кто прислал ее, — говорю так же тихо. — И я не просто сдам его полиции, я уничтожу его. Я понятно выражаюсь?
— Не понимаю, при чем тут я! — Глаза его бегают.
Решаю сделать пробный выстрел.
— А то, что ты сказал про меня? Я слышала. По телефону. — Разумеется, я блефую, но что с того?
— Э… ты про кляп? Я хотел сделать тебе комплимент! — Какой, к черту, кляп? О чем он? — Мы постоянно ругались, Салли, но я понял, что ты бываешь другой… ну, после пленки. Ты очень красива, но слишком болтлива, и я сказал, что если бы тебе воткнуть в рот кляп, ты была бы просто идеальной женщиной…
— Ясно. — Подхожу ближе к столу. — Так ты собирался дать комментарий в газете?
— Вовсе нет! С чего ты взяла? Я никогда не поступил бы так жестоко с твоей матерью.
Что ж, возможно, он не лжет. Алфред Ройс всегда неровно дышал к моей матери — целых тридцать лет. Возможно, только поэтому мы с ним сработались. Но теперь в его глазах появилось что-то новое — какой-то неприятный масленый блеск. Мне не нравится, как он на меня смотрит после этой кассеты.
— Мне все равно лучше уйти.
— В любом случае это должно было произойти. Ты можешь поймать рыбку покрупнее, чем наша газета, Салли.
— Возможно. Послушай, Алфред, я хочу тебе кое-что сказать.
— И что же, детка?
Детка?
— Если я узнаю, что во всем виноват О'Харн, и если окажется, что между ним и мной стоит кто-то еще, — ему не поздоровится, уверяю тебя. Особенно если этот «кто-то» попытается мне помешать.
Филипп и Алфред состоят в одном клубе и часто играют вместе в гольф. Когда-то семья Ройс была уважаемой и богатой в сравнении с выскочками О'Харнами. Теперь времена изменились: у Ройсов в руках больше нет той власти, что раньше, а О'Харны достигли небывалых высот. Когда-то возможность вступить в клуб была не по карману Филиппу, и Алфред поддержал его. Теперь судьбы семейств тесно переплелись.
Губы Алфреда вытягиваются в одну тонкую линию. Но он согласно кивает:
— Возможно, ты и права. Может, это Фил. Его задело то расследование.
— А у тебя осталась коробка, в которой пришла пленка? — резко меняю я тему, приблизившись к Ройсу вплотную.
— Бадди Д'Амико уже забрал все улики. — Алфреда явно беспокоит мое близкое присутствие, он, нервно сглотнув, с трудом отводит взгляд от моей груди.
— Он забрал только коробку? — Придвигаюсь еще ближе.
— И пленку, — быстро отвечает Алфред.
— А копия? Ее ты тоже отдал?
Он пытается встретиться со мной взглядом.
— Что за копия? Не понимаю, о чем ты.
— Ну и где же она? — говорю спокойно, хотя внутри все клокочет от злости.
— Я не знаю ни о какой копии.
Я наклоняюсь к нему, вкрадчиво заглядываю прямо в глаза и говорю шепотом:
— А я ничего не знаю об адвокате из городского комитета, которого ты купил с потрохами.
Теперь он становится серым.
— О чем ты, черт возьми?!
Я улыбаюсь, присаживаюсь на краешек стола и сминаю задом бумаги.
— Тебе нужны конкретные имена и даты? — буравлю его взглядом. Затем тычу пальцем в одну из ближайших папок. — Может, все находится здесь? Или у тебя в столе? Или?..
Ройс даже дышать забывает. Он с ужасом таращится на свой стол, подозревая, что я рылась в его ящиках. В общем, он не так уж и далек от истины: я заглядывала в бумаги, которые откопала его сестра в поисках копии завещания матери. Алфред наклоняется, деревянным жестом выдвигает один из ящиков. В нем лежат бутылка виски, небольшой «кольт» и видеокассета. Руки моего бывшего босса чуть заметно дрожат.
Я тоже наклоняюсь и протягиваю руку к ящику. Позволяю ей на долю секунды зависнуть над оружием — глаза по-прежнему следят за Алфредом, — затем беру кассету.
