отвечать или нет. Нет, правда, я боюсь брать трубку. Я загружена таким количеством новой информации, что на большую часть дня отбросила мысли о Джейке. Звонок телефона — это непредвиденный удар реальности, и я к нему не готова. Задумчиво пожевываю колпачок ручки. Нехотя подползаю к телефону.
— Привет, это я.
Не Джейк. Лори. Вздыхаю с невероятным облегчением.
— Привет.
— Как с работой?
— Взяли.
— Правда? Почему ты не сказала?!
— Извини, мне еще так много надо сделать, чтобы подготовиться.
— Чушь. Мы должны пойти куда-нибудь отпраздновать это.
— Лори, я не могу. — Можете считать меня суеверной.
— Брось. Я внесла тебя в список на премьеру в «Зигфилд». Я хочу пойти с тобой. И ты тоже хочешь.
— Я, в самом деле, не могу. Мне выдали домашнее задание. Огромное. Мне придется всю ночь разбираться с этим.
— Ты шутишь.
— Боюсь, что нет. Закусываю губу. Потому что я действительно хочу пойти на грандиозную премьеру. Может, удастся занять места рядом с дублерами, среди которых, я слышала, Энди Рихтер. И я надела бы платье от Дианы фон Фюрстенберг, купленное мною перед свадьбой: ведь, возможно, мне больше не представится случая надеть его. И там будет шампанское, и фотографы, и сумочки с подарками, с маленькими бутылочками водки и плюшевыми игрушками.
Но что хорошего выйдет из этого в будущем? Что значит один блестящий, даже ослепительный вечер, когда впереди у меня блестящая карьера?
— Ты точно не пойдешь? — подстрекает меня Лори. — Абсолютно уверена?
— Да, — бормочу я. — Уверена.
Закончив разговор с Лори, сую ручку в рот и задумываюсь.
Мне казалось, будто я испытала облегчение, поняв, что звонит не Джейк. Но черт побери, почему он не звонит?
Раскрываю на первой странице Инструкцию по использованию и эксплуатации и пытаюсь сосредоточиться, прогнать назойливые мысли о Джейке. Довольно долго мои интересы были отодвинуты в сторону, смыты в канализацию, беспомощно трепыхались, как белье под порывами безжалостного ветра. Но отныне я вспомнила о них и готова разобраться с ними. И на всякую ерунду у меня больше нет времени. У меня есть работа, отличная работа, которая будет доставлять мне удовольствие. Мысли о парнях, особенно о парнях с очаровательными, обходительными и красивыми бывшими подружками, стали бы колоссальной тратой времени и энергии.
Выделяю маркером предложение, которое даже не потрудилась прочитать, и понятия не имею, о чем оно. К концу вечера три брошюры на моей кровати украшены ядовито-желтыми пометками. Желтые полоски покрывают мои руки и бедра, а одна даже пересекает лоб, и вот этого я никак не могу объяснить.
В восемь утра, задолго до того, как откроются двери агентства, я сижу в кафе на другой стороне улицы и курю третью за утро сигарету. На коленях у меня раскрыт справочник «Сотрудники агентства в Нью-Йорке», покрытый желтыми пометками маркера и пятнами кофе. Когда мне наконец удается вспомнить имя, должность и телефонный номер каждого работающего в офисе на Восточном побережье, заказываю еще кофе и раскрываю справочник о сотрудниках в Лос-Анджелесе. Закрыв ладошкой первую страницу, проверяю на память имена сотрудников на Западном побережье.
В 8.45 прикладываю пластиковую карточку к двери и вхожу в пустынный офис. Через несколько минут прогулки на цыпочках по темным гулким коридорам нахожу буфетную. Вытаскиваю с верхней полки банку колумбийского кофе, споласкиваю кофейник и начинаю читать инструкции.
Марианна Лангольд появляется ровно в девять.
— Доброе утро, Сара, — щебечет она.
— Доброе утро, мисс Лангольд. — Поднимаюсь.
— Сара, прошу вас. Называйте меня Марианна. Когда я слышу «мисс Лангольд», я чувствую себя школьной учительницей.
Она проходит в свой кабинет, я следую за ней, держа блокнот в одной руке, ручку — в другой.
— Я хотела узнать, какой кофе вы любите, — спрашиваю с порога.
— О! — Марианна бросает на стол свежий номер «Нью-Йорк таймс». — Вы не обязаны подавать мне кофе.
— Я только что приготовила свежий и хотела сама выпить чашечку. Уверены, что не хотите?
— Хм. — Она усаживается за стол. — Черный с заменителем сахара, если можно.
Выскакиваю из кабинета, на ходу отмечая в блокноте «черный с заменителем».
Возвращаюсь с двумя большими кружками и осторожно ставлю одну перед ней.
— Мм, очень вкусно, — говорит Марианна, облизнув губы.
Осознаю, что все это время не дышала. И делаю глубокий выдох.
— Вот. — Марианна указывает на стопку бумаг на краю стола. — Не сделаете ли мне две копии этого?
— Конечно. — Подхватываю бумаги, сую их под мышку.
За последние десять минут офис наполнился жизнью. Мерный шум разросся до пика. Это напоминает звук двигателя автомобиля, когда вы заводите его зимой — жмете на акселератор и ждете, пока он разогреется. Это урчание постепенно переходит в рев. Каблучки все быстрее цокают по плиткам пола. Телефонные трели все более настойчивы.
В этих кремовых стенах и белых столах нет ничего зловещего или угрожающего. Скорее есть даже нечто теплое и гостеприимное, а в этом бодрящем лимонном запахе — нечто волнующее. Иду по длинному проходу, и это пробуждает захватывающие, хотя и противоречивые воспоминания. Вспоминаю ужас своего первого дня в подготовительном классе, любопытство в начальной школе, волнение при первой встрече со свободой в колледже. И если бы я была так же молода, как тогда (так же молода, как я сообщила в своем резюме), возможно, испытывала бы чуть больше волнения и восторга. Я бы ухватила поводья, сунула ноги в стремена, взмахнула над головой шляпой и воскликнула: «Йо-хо-о!» Но этот конь уже сбрасывал меня прежде. И у меня есть царапины. Так что на этот раз я буду действовать осмотрительно.
Заворачиваю за угол. Безупречно одетые и безукоризненно причесанные ассистенты толпятся неподалеку от буфетной — все в очереди к копировальной машине.
— О нет! — вырывается у меня.
Молоденькая темноволосая девушка передо мной оборачивается и поправляет пальчиком очки.
— Машина сломалась, — сообщает она. — Сэм Ларсон только что звонил в технический отдел. Они обещали быть здесь через тридцать минут.
— А что случилось?
Она пожимает плечами, и очки снова падают на нос.
— Думаю, бумагу зажевало.
Тяжело вздохнув, пробираюсь сквозь толпу.
— Извините, — бормочу я перепутанным ассистентам.
— Она сломалась! — восклицает мужской голос.
Не обращая на него внимания, кладу свои бумаги на крышку аппарата и закатываю рукава. Рукава, между прочим, пиджака от Ральфа Лорена, который я одолжила у Аманды. Веская причина, чтобы быть особенно аккуратной с чернилами для картриджа.
Снимаю несколько крышек, открываю несколько заслонок и наконец вижу лист бумаги, намотавшийся на цилиндр с надписью «Осторожно: горячо!» Тихонько пальцем подцепляю виновника поломки.
Ставлю все на место, закрываю. Машина издает утробный вздох и зажигает ряд желтых огоньков.
— Я только проверю, — бросаю через плечо ассистентам, взирающим на все широко раскрытыми
