— Офис Марианны Лангольд.
— Привет, это муж Марианны, Майкл. Она сейчас занята?
— О, здравствуйте, Майкл. Думаю, нет. Сейчас соединю вас. — Соединяю, поскольку Марианна просила меня незамедлительно соединять ее с членами семьи.
Добавляю шапку к факсу и отправляю его. Затем звоню в офис в Лос-Анджелес.
— Офис Питера Оуэнса, пожалуйста, — оживленно произношу в трубку.
Его ассистентка Джули отвечает незамедлительно:
— Офис Питера Оуэнса, кто его спрашивает?
— Привет, Джули. Это Сара из офиса Марианны Лангольд. Я просто хотела сообщить, что отправила факс, который ждет Питер.
— Великолепно! Я сразу же передам ему. — Начинает мигать вторая линия.
— Офис Марианны Лангольд, кто ее спрашивает?
— Сара, это Кэтрин из отдела кадров. Не зайдете ли ко мне в кабинет?
— Конечно. — Кладу трубку и встаю.
Колени мгновенно слабеют. Приходится опереться руками о стол. Жуткий, всеобъемлющий ужас охватывает меня.
Кэтрин стоит передо мной, вытянув руку. Опустив повинную голову, снимаю с шеи веревочку с пластиковым пропуском. Избегая взгляда Кэтрин, возвращаю ей карточку.
— Спасибо. — Она усаживается за свой стол.
— Могу я объясниться? — Голос у меня дрожит. Заставляю себя поднять глаза.
— Откровенно говоря, нет. Мне это неинтересно. Мы обе знаем, что вы солгали в своем резюме. В нашем агентстве не приняты подобные искажения. Это одно из твердых правил.
Вызывающе вскидываю подбородок — жалкая попытка.
— Думаю, у меня есть право защитить себя.
— Простите, нет.
Стук в дверь. Входит мужчина в форме.
— Кэтрин, вы меня вызывали?
— Да, Роджер. — Она пристально смотрит на меня. — Сара, пожалуйста, не осложняйте ситуацию. Роджер проводит вас к выходу. Я все сама объясню мисс Лангольд. — С этими словами она снимает трубку телефона и отворачивается.
Повесив голову, закусываю губу и отчаянно стараюсь не разреветься, пока охранник выводит меня из офиса.
Роджер по дороге отводит взгляд, я тоже. В лифте не мигая смотрю на загорающиеся поочередно цифры, обозначающие мое падение.
Задерживаюсь у выхода из агентства, закрываю лицо руками, и плечи мои сотрясаются от рыданий. Напротив через дорогу группа немецких туристов фотографирует небоскребы. Торговец на углу громко расхваливает свои хот-доги, крендельки и безумно дорогую минералку. Какой-то бездомный останавливается рядом со мной. Но, решив, что не стоит обращаться ко мне, продолжает свой путь.
Я околачиваюсь у входа потому, что не готова куда-либо идти. И стою там, пока в пачке не остается последняя сигарета. Докуриваю ее до фильтра, пальцы дрожат.
Уволена.
Меня уволили.
Приговорена к смерти трибуналом инквизиции, не произнеся даже первого заклинания. Забросана черными шарами прежде, чем написала диссертацию с коммунистическим подтекстом. Моя карьера закончена. Так и не начавшись.
Что ж, внеси это в свое резюме и сожги его.
Закуриваю последнюю сигарету и, скомкав пачку в кулаке, выбрасываю ее в ближайшую урну. Влажной ладонью лезу в сумку за телефоном. Я не хочу ни с кем говорить. Ни с Джейком, ни с Лори и уж точно не с Амандой.
Звоню маме. Она отвечает тут же.
— Мам?
— Сара? Что случилось, плюшечка?
— Мам, меня уволили. — Голос срывается, я рыдаю.
— Полно, полно, — успокаивает мама.
Представляю себе, как она обнимает меня, тихо покачивая. Лицо ее в дымке, но голос — ласковый, мягкий, умиротворяющий — достигает моего слуха.
— Детка, — говорит она, — Детка, все будет хорошо…
Глава 20
Вернувшись домой, приваливаюсь спиной к двери, и она захлопывается за мной. Так хорошо остаться одной, когда тишина окутывает тебя со всех сторон. Поднимаю голову и чувствую, как покалывает щеки там, где лились слезы. Все кончено. Забыто. Иду в свою комнату.
Останавливаюсь, услышав сдавленные рыдания. Мои? Нет, быть не может. Звук доносится из-за закрытой двери Аманды.
О, ну конечно! Из всех дней, когда можно стать жертвой очередного кризиса, она, естественно, выбрала сегодняшний. Какая наглость!
Знаете что? Это не мои проблемы. Не хочу входить. Я не обязана делать это. С меня вполне достаточно. Я-то в состоянии полного кризиса. Никому не пожелаю оказаться в таком положении.
Нехотя бреду к ее двери и стучусь.
— Эй, ты в порядке?
— Нет! — Она шмыгает носом.
— Хочешь поговорить?
— Нет!
— Ладно. — Мне не надо повторять дважды.
— Подожди! — Черт! Слышу, как она сморкается. — Все в порядке. Открыто. — Черт, черт! Вхожу. Аманда в кровати, в шелковой пижаме. Волосы собраны в хвостик. Аманда никогда не носит хвостик. С ним она выглядит как четырехлетняя девочка.
— Райан не отвечает на мои звонки. — Аманда тянется за очередным платком на тумбочке. — На работе он со мной тоже не разговаривает. Мы уже неделю не общались.
— Возможно, он занят.
Глаза ее наполняются слезами.
— Вчера я видела, как он выходил из офиса вместе с новой секретаршей.
— Секретаршей? Но эта должность предназначалась мне. — Аманда бросает на меня сердитый взгляд. Мотаю головой, осуждая собственное бездушие, и присаживаюсь на краешек кровати. — Да, извини, речь о тебе.
Слеза скатывается по щеке. Она даже не пользуется платком, вытирает слезы кулаком:
— Это несправедливо. Почему такое всегда случается со мной?
— Ох, Аманда. Это случается со всеми. Это дерьмово, знаю, но мы все проходим через это.
— Только не ты.
— Ну конечно, и я тоже!
— Нет, — яростно мотает головой Аманда. — Ты — нет. Ты так счастлива с Джейком.
Судорожно втягиваю воздух.
— Кто сказал, что я счастлива с Джейком?
— Это не нужно говорить. Это очевидно.
Она скатывает платок в комочек. И все ласковые слова, которые я могла бы сказать, застревают у меня в горле.
