— Так я ее сюда и привел.
Иван вышел. В курилке в белом брючном костюме сидела, но увидев его, быстро вскочила и бросилась в объятия ... Оксана.
— Ванечка, миленький, родненький, а я-то ничего не знала!
Рита Ивановна, сидя в пустом купе скорого поезда Москва — Симферополь глядела в окно на бескрайние степные просторы Николаевской области и думала: «Где-то тут село Аскани-Нова, там разводят антилоп-Канн, молоко их очень целебное, попоить бы Виктора недельки две, глядишь и поправился бы... Спасибо Николаю Николаевичу, я сама вот еще, сколько лет коротаю, а ведь совсем плоха была, лечили от сердца, печени, а оказалась поджелудочная железа... Теперь — ничего, тьфу, тьфу — существую, вот братьев своих нашла, родственники появились. Если бы Оксану еще определить, то и умирать не страшно было бы. Да вот с Иваном теперь...».
Думала-передумала Рита о всей своей жизни и очнулась только тогда, когда поезд, набирая скорость, миновав Джанкой, стремительно летел к Симферополю. Уже виднелись Крымские горы, стройные ряды тополей разделяли виноградники, мимо проплывали персиковые сады. «Как же это я Джанкой проехала, — встрепенулась Рита, — Виктор же мне говорил — выйти в Джанкое. Вот какая рассеянная стала, даже билеты взяла до Симферополя».
Вечерело. Солнце скрылось за невысокими горами и на небольших станциях, которые проплывали за окном, уже горел свет. А когда спустились сумерки, поезд, наконец, прибыл в Симферополь.
Рита, взяв свою полевую сумку, вышла на привокзальную площадь.
— Ну, кто еще в Феодосию? — кричал коренастый моложавый мужчина-водитель, прохаживаясь возле старенького, видавшего виды ПАЗика, — Еще два места осталось!
Рита уже было встала на подножку городского троллейбуса, услышав шоферский призыв, сошла обратно и подошла к автобусу.
— Мне бы до старого Крыма!
— Нет, только до Феодосии.
— Ладно, я заплачу до Феодосии.
— Садитесь, только побыстрей. Земляки, кому до Феодосии?!
— Володя, ты, что ли? — К водителю подошел мужчина. — Ты же на ЛАЗе работал.
— Работал, да механик сволочь оказался, вот теперь эта колымага, а ты что, домой?
— А то куда же.
— Только билетик..., у меня платно.
— Да ладно, что я, не понимаю?
— Тогда садись. Ну что, славяне, понеслись?
Автобус, дрогнув корпусом, тронулся и стал набирать скорость. Миновав несколько городских светофоров, выскочили на широкую асфальтовую дорогу, «Симферополь – Керчь». Люди, вначале оживленно разговаривавшие, притихли, большинство задремало, свет в салоне горел и несколько человек читали. Рита, изучив пассажиров, стала рассматривать салон автобуса: старенькие занавески, закрученные проволокой люки, на передней стенке, за спиной шофера, бирка в специальной нише, на белом клочке бумаги выведено: «Водитель В.Марченко». Рите фамилия показалась знакомой, но она, не придав этому значения, снова погрузилась в свои, одной ей известные, мысли.
Проехали несколько небольших селений, немного постояли на автобусной станции в городе Белогорске и двинулись дальше, миновали поселок Грушевка, до Старого Крыма оставалось чуть больше десяти километров. Неожиданно для себя Рита задремала...
...И снова Задонье, жаркий полярный зной стоит над ковыльной степью. Голубые сполохи волнами ходят над полынным простором. Далеко, словно плывя в речной воде, стоят две почему-то черные лошади и, отгоняя друг от друга мух и оводов, машут головами, словно приговаривая: да, да, мы согласны с вами, что опять неурожайный год будет, опять придет засуха, высохнут речки и сгорит все живое и растущее на этом полусолончаковом черноземе. А высоко в небе повис жаворонок и с переливами, словно кузнечик, поет свою извечную песню. Вдруг от птицы отделилось несколько капель, они быстро понеслись к земле и странный, душераздирающий вой авиационных бомб расколол воздух. Грохот и взрыв потрясли землю. Рита оторвалась от вырастившей ее степи и полетела над подгоревшими почерневшими полями. Она задыхалась от душного жаркого воздуха, но душа ее пела. Она летела, как птица, только крыльев не чувствовала, просто неслась, все ускоряя и ускоряя полет, и вдруг со всего размаху врезалась в черную стену всем телом. Словно кипятком окатило ее с ног до головы, словно жарким пламенем обожгло все тело. Рита не успела даже крикнуть и спокойно стала погружаться в черноту, успев только прошептать: «Господи, спаси и помилуй!»
— Оксана! Вот уж не ожидал, вот так сюрприз! — бормотал Иван, стараясь как-то поделикатнее освободиться от ее объятий. Но Оксана и не подумала его отпустить, и она вдруг, поймав губы Ивана, так страстно поцеловала, что у Исаева закружилась голова.
— П-п-пусти, солдат смотрит, что может п-п-подумать, — заикаясь, заговорил Иван. Но Оксана сдалась не сразу, она вначале, неразжимая рук, удивленно посмотрела на Ивана, на двух солдат, стоявших на крыльце гостиницы и улыбавшихся, и только потом тихо сказала:
— А ты почему заикаешься? И почему это законная жена не может поцеловать собственного мужа, правда, ребята?! — Вдруг весело закончила она и, схватив не успевшего опомниться Ивана за руку, потащила в гостиницу.
— Мальчики, возьмите, пожалуйста, мои вещи! — сказала Оксана, проходя мимо солдат.
Только теперь Иван увидел чемодан и рюкзак, лежавших у порога. Когда дверь гостиницы закрылась за Исаевым и Оксаной, первый солдат сказал:
— Я же говорил, что у нашего капитана должен быть хороший жена, вот и пожалуйста, а ты «развод», «развод». Эх, если бы меня так любил девочка!
— Ладно тебе, слышал я, что жена от него сбежала, сержант наш говорил.
— «Сбежал», «сбежал» — не сбежал, а прибежал, хороший жена, вай, вай — хороший! У нашего капитана только такой жена и должон быть.
— Хорош болтать, давай вещи, оттащим, они тяжелые, я их еле сюда допер, думал — камни там, потом понял, что книги.
— Вот-вот, умный жена, я же говорил!
— Худайкулов, ты болтать болтай, а дело знай.
Но Худайкулов вдруг, схватив сразу и рюкзак, и чемодан, быстро взбежал по ступенькам.
— Женщина нес, а ты — «тяжелый»! Дверь-то открой!
Постучав в комнату, где жил командир роты, солдаты опустили поклажу на порог и ушли.
— А ты говорил — «хороший», видал — она курит.
— Ну и что? Может, она от расстройства курит.
— Сколько у нашего капитана было расстройств, особенно с тем генералом, но он все-таки не курит.
— И она не будет, вот заживут они вместе, и не будет, я знаю, она плохого не будет, делай.
— Ну да, психолог!
В это время открылась дверь в комнату капитана, и женщина, смяв пачку сигарет, выбросила ее в стоящую в углу урну.
Худайкулов ликовал:
— Ну что, видал?
— Ладно, пошли, территорию убирать надо.
Динамик, висевший в коридоре, пропищал полночь.
— Так с чем ты не согласен, Ванечка? — спросила Оксана, вернувшись, — вот я выбросила сигареты и больше не курю. А теперь с чем не согласен? С тем, что назвалась твоей женой?
Иван сидел на кровати и Оксана, подойдя к нему, встала на колени и заглянула в лицо.
— Да нет, почему же, но так сразу, тем более сегодня...
— А что сегодня? Сегодня обыкновенная пятница, вернее — уже суббота, вон гимн играют. Ты только
