— Батюшки! Этакий кабанчик!
— Был, да сплыл. Утром прирезали.
— Надо было в ту ярмарку продать.
— А не ты ли мне в уши гудела: «Ждать! ждать!» Вот и дождались. Поднялась цена!
— У тебя тоже своя голова должна быть.
— Ну да! Кабы кто знал, что зараза кинется, так никогда и убытков бы не было. А я не господь бог, чтобы все наперед знать!
— Все равно надо было продать.
Он остановился, сжав кулаки.
— Иди ты к…! Не доводи до греха!
Она открыла было рот, чтобы что-то ответить, но Матус не стал дожидаться и направился к хлеву. Свиньи уже едва дышали.
— Помоги, тащи за ноги!
Они с трудом вытащили животных из хлева. Те уже даже не визжали, безвольно позволяя перетаскивать себя через порог. Колыхались их жирные туши. Но разложенные на траве, они все же казались меньше, чем в ограниченном четырьмя плетневыми стенками хлеву.
— Дышат все-таки!
— Может, с той, что поменьше, еще подождем?
Не отвечая, он принес длинный остроконечный нож.
— Смотри, они молоко выпили!
— Как же, выпили! На сыночка погляди!
Она оглянулась. Владек стоял в мокрой рубашонке, прядки волос надо лбом тоже были мокрые.
— Ты молоко вылакал?
Мальчик попятился.
— Оставь его! Выпил так выпил. Жалеешь ему, что ли?
Она отодвинула ногой пустой черепок.
— Подержи!
Свинья позволяла делать с собой все. Матусиха взяла ее за ноги и придержала. Матус ловким движением воткнул нож в сердце. Животное дрогнуло.
— Подержи голову.
Она оттянула рыло. Матус полоснул ножом по белому жирному горлу. Кровь начала медленно сочиться темная и запекшаяся. Агнешка ловила ее в горшок.
— Самое время было! Ну, теперь другую!
Владек стоял и смотрел.
— Мясо будет, — сказал ему отец.
— Ой, будет, боже милостивый, будет! — заголосила Матусиха. Она присела на землю возле мертвых свиней и раскачивалась взад и вперед, сотрясаемая рыданиями.
— Не ори! В деревне слышно!
Она отерла глаза. Пощупала свиной зад.
— И жирная же! Пудов десять, наверно, весит…
— Может, и больше.
— Господи Исусе, господи Исусе! Такие деньги!
— Не скулила бы ты. Я схожу к Скочекам за корытом, а ты воды нагрей.
Она набила печку сосновым хворостом, огонь весело потрескивал под лопнувшей плитой. Матус вскоре вернулся со старым Скочеком.
— Вот и пошло все прахом. Счастье еще, что успели прирезать. Вон у Параски за речкой ночью околели, баба и не заметила.
— И как же?
— Да никак. Закопали, и все.
— Боже ты мой, что только делается! — Она тяжело вздохнула.
— А хороши свинки!
— Ну, так как? Берете?
— Разве ту, что поменьше. А то жара, протухнет сразу.
— У вас погреб холодный, полежит.
— Полежать-то полежит, а все же…
Матусиха незаметно отозвала мужа в сторонку.
— Почем дает?
— По восемь. Только не все сразу. И мешок картошки.
— Матерь божья! Уж лучше собакам бросить!
Он пожал плечами.
Долго спорили они со Скочеком, щупали, осматривали, пока, наконец, сторговались. Пес Лапай, чуя запах крови и мяса, визжал в своей будке и отчаянно рвался на цепи.
Матусиха вырезала кусок сала на заправку к обеду.
До поздней ночи копались они в мясе, в синих кишках, в кусках белого сала. Владек заснул на кровати, объевшись чуть не до обморока, весь вымазанный лоснящимся жиром. Он стонал и покряхтывал. Матусиха заглядывала к нему время от времени и опять возвращалась в сарай, где солили мясо в деревянной кадке.
Старый Матус беспомощно суетился вокруг.
— Вы, папаша, тоже взялись бы за что-нибудь, — со злостью накинулась на него невестка. — Работы уйма, рук не хватает, а вам хоть бы что! Как почуяли мясо, так небось сразу прибежали, не понесло вас на деревню, как в другой день!
— Да ведь говорю же… Говорю же… — бормотал старик, без всякой надобности перекладывая кучу кишок с одной лавки на другую.
— А где опять кишки? Только что тут были?..
— Вон там, на скамейке.
— Да откуда они там взялись? Вы положили? Наказанье с вами, никакой помощи, одна помеха! Подайте сало.
Старик, со страхом оглядываясь на Агнешку, неуверенно хватался то за сало, то за мясо.
— Господи Исусе! Сало, говорю вам, сало! Оглохли, что ли?
В полном смятении он опрокинул горшок с кровью.
— Еще нашкодили! Да уходите вы, наконец! Спать лягте, что ли. Есть-то вы умеете, я знаю. Не бойтесь, свое получите, хватит и для вас! Идите спать, тут от вас никакого толку. Это вам не ягодки в лесу собирать.
— Какие там ягодки… — смущенно бормотал старик.
— Уж я-то знаю, я-то знаю, куда вас носит, что в избе вас и не увидишь! И хоть бы грошик какой в дом принес, — нет, вам лишь бы махорка! Мы тут хоть подыхай, только бы вам было что покурить.
Он украдкой выскользнул из сарая и пошел спать на свое обычное место, в конюшню. А они все начиняли кишки крупно нарезанным мясом, засыпали селитрой, резали ровными кубиками сало.
— А Скочек-то, а? Деньги за мясо дал! Хоть и мало, а все же…
— К весне опять небось заскулит.
— Но уж нажрутся нашей свиньей, так нажрутся!
— Еще и за водкой побежал.
— Видали!
— А ты ему не завидуй.
— Что мне завидовать? А ведь могли бы они жить по-людски, скорее, чем мы.
— Это верно! Да что ж, когда им лишь бы пожрать да выпить… А этакий участок не засеян!
Она вздохнула.
— Кабы нам такой достался…
Теперь они работали молча. Тонкие синие кишки, пустые пленки наполнялись красными кусками
