Это была палата на двоих, в которой сейчас находился один Дэн Моуди. Из-за опущенных жалюзи здесь царил полумрак.
Кора как раз собиралась уходить, когда я вошел.
— Я знаю, Чет, — сказала Кора с дрожью в голосе. — С ним будет все хорошо.
Когда она проходила мимо меня, я заметил слезы у нее на щеках.
— Я буду за дверью, милый.
— Теперь иди домой, — донесся слабый голос с кровати, — и позаботься о детях.
Я придвинул стул к кровати и сел.
— Мне нравится ваш головной убор, — сказал я.
— Последний крик моды. — Дэн Моуди попытался улыбнуться. Губы его были разбиты в кровь и страшно опухли. Левый глаз затек и напоминал большую лиловую сливу. Правая рука, лежавшая поверх одеяла, — в гипсе от плеча до запястья.
— Значит, вы и есть Чет Драм. Проследите, чтобы Кора поехала домой, ладно?
— Попытаюсь.
Он вздохнул, потом сказал:
— Рекс Маркер. Я загнал его в угол. Рейген задумал... перебраться в Вашингтон и занять место Майка Сэнда, если сенат строго осудит деятельность последнего. Маркер счел, что его прочат на место Рейгена — начальником филиала в Южной Калифорнии. Но Рейген невзлюбил его — за что, уж не знаю.
И Маркер рассвирепел. Стал заигрывать с Гедеоном Фростом.
Обещал передать Фросту какие-то материалы, которые способны не оставить камня на камне от профсоюза. Вот почему... понимаете?.. Маркер решил отделаться легким испугом, когда сенат будет принимать меры. В противном случае ему придется разделить участь остальных, а поскольку Рейген его уже списал, ему терять нечего. Черт, если бы он не стал сотрудничать с Фростом, ему пришлось бы туго! Рейген решил сделать Маркера козлом отпущения. Потому что в этих бумагах содержались совершенно убийственные факты... о деятельности профсоюза. Поэтому Маркер и решил сотрудничать с комиссией, чтобы извлечь для себя выгоду. Я встретился с ним в его меблированных комнатах в центре Лос-Анджелеса, сразу за Мэйн-стрит. Мексиканский район. — Губы Дэна Моуди скривились в горькой усмешке.
— И что произошло?
— Мы так и не успели поговорить. Появилась парочка рейгеновских громил.
— И Маркер дал деру. Он туда больше не вернется, верно?
— Черт, нет! Но судя по жилью... кто-то присматривает за его домом. — Он назвал мне адрес.
— Женщина, вы хотите сказать? Она не настолько глупа, чтобы отправиться туда сейчас.
— Не знаю. Бандиты Рейгена слишком заняты поисками Маркера и подготовкой... наезда на доктора Фроста. Они заскочили туда всего на минутку. Но этого было достаточно, чтобы Маркер выпрыгнул в окно и убежал, а меня они забрали с собой и как следует отделали. Возможно, они не поняли, что с ним живет какая-то баба. Черт, они же не детективы! — Он горестно вздохнул и добавил: — Иногда я задаюсь вопросом: а сам-то я детектив?
— Не нужно судить себя так строго. Вы дали нам наводку, в которой мы так нуждались.
— Проследите, чтобы Кора позаботилась о детях, ладно?
Дверь приоткрылась, и дежурный врач напомнил мне, что пора уходить.
Я осторожно похлопал Дэна Моуди по здоровому плечу и направился к двери.
— Драм? — окликнул он меня.
Я повернулся.
— Я... нет, ничего. Все в порядке.
С Корой Моуди в коридоре сидела медсестра.
— Вы собираетесь домой? — спросил я ее.
— Да. Мне просто хотелось еще раз взглянуть на него. Можно, доктор?
Врач кивнул.
— Что вы узнали? — спросил меня сержант.
Я рассказал, и тогда он обратился к полицейскому, стоявшему поблизости:
— Кто за рулем?
— Миллер, сержант.
— Нормально. Ты остаешься. Капитан хочет, чтобы охрана находилась здесь круглые сутки, на всякий случай. Хотите порхать с нами, Драм?
Я кивнул и отдал ключи от «форда» Коре Моуди. Потом мы с сержантом вышли на улицу и направились к патрульной машине.
Мы добрались до меблированных комнат незадолго до трех часов. Миллер медленно вел патрульную машину по забитой транспортом Мэйн-стрит вдоль тротуаров, по которым вальяжно расхаживали юные мексиканки с глазами-сливами в сопровождении своих низкорослых крепких парней; они облюбовали для прогулок центр разросшегося города, простирающегося теперь до каньонов.
Дом был одной из печальных реликвий, символизирующих предпринятое в двадцатые годы массовое переселение в эти места жителей Среднего Запада. С остроконечной крышей из гонта, с огороженным крыльцом и слуховыми окошками. Его вполне мог перевезти сюда из Иллинойса или Айовы какой-нибудь приверженец Хораса Грили как символ ностальгии по прошлому.
В маленьком, поросшем травой дворике имелся указатель — деревянная дощечка с облупившейся белой краской, когда-то покрывавшей ее, на которой значилось: «Меблированные комнаты». Доски деревянного крыльца были ветхими и прогибались под ногами. Дверь открыла толстющая мексиканка. Очевидно, хозяйка меблированных комнат.
— Маркер? — спросил сержант.
Женщина покосилась на его форму и покачала головой:
— Никакого Маркера я не знаю.
Сержант по-испански описал внешность Маркера. Женщина слушала настороженно, подозрительно щурясь.
— Да, да, он живет здесь.
— В каком номере?
— В четвертом. Я могу вас проводить.
— Не надо. Где находится его комната?
— На первом этаже. В тыльной части дома, — сказала мексиканка на чистейшем английском. — Мне не нужны неприятности.
В торцовой стене коридора была всего одна дверь, на которой белой краской значилась цифра '4'. Сержант жестом приказал Миллеру встать у двери справа, а сам встал слева, там, где стоял я. Это был классический прием входа в незнакомое помещение, прямо-таки из полицейского устава. Мы прислушались. Поначалу ничего не было слышно. Потом мне показалось, что я слышу женские всхлипы.
Громко постучав костяшками пальцев в дверь, сержант потребовал:
— Откройте! Полиция.
Ответом, который за этим немедленно последовал, была очередь приглушенных выстрелов. В двери образовалось две пробоины.
— Господи, Миллер! — пролаял сержант. — Окно! Быстро обеги дом сзади!
Он вытащил свой револьвер и дважды выстрелил в дверь, целясь под дверную ручку. Пригибаясь, Миллер помчался по коридору. Я услышал, как хлопнула входная дверь.
Тогда сержант уперся ногой в дверь под дверной ручкой и навалился на нее всем своим телом. Дверь поддалась и с размаху ударилась о стену внутри комнаты. Мы с сержантом сразу же кинулись внутрь.
Первое, что мне бросилось в глаза, — окно прямо напротив двери. Оно было широко распахнуто, и грязные тюлевые занавески выдуло сквозняком наружу. Я увидел Миллера, бегущего по густым, по колено высотой зарослям сорняков.
— Стойте, или я буду стрелять! — закричал он и выстрелил в воздух.
Мужчины продолжали бежать. А Миллер споткнулся и упал, исчезнув на мгновение в высокой траве. Потом я увидел, как он приподнялся и, опершись на локоть, дважды выстрелил. Беглецы тем временем обежали дом и скрылись за ним. Миллер вскочил на ноги и продолжил преследование.
